Как известно, историческая встреча Эсава и Яакова, на первый взгляд, производила впечатление теплой и дружественной, как сказано: "И побежал Эсав ему навстречу и обнял его, и бросился на шею ему и целовал его. И они плакали"1. Раши, комментируя слова "и обнял", пишет: "Накатило на него милосердие, когда он увидел, как тот (Яаков) отвешивает все эти поклоны". А комментируя слово "поцеловал" пишет: "Это слово отмечено надстрочными знаками, в связи с чем имеются различные мнения в брайте, приводящейся в Сифре. Одни толкуют наличие надстрочных знаков, как указание на то, что не от всего сердца он целовал. А рабби Шимон бен Йохай сказал: “Таков закон2 : как известно, Эсав ненавидит Яакова. Однако в тот момент преисполнился он милосердия, и поцеловал от всего сердца”".

Возникает вопрос. Почему обнимашки, в отличие от целовашек, Раши истолковывает только как проявление искреннего расположения и братской любви. Почему, следуя прямому смыслу Писания, сложно допустить, что Эсав мог обнять Яакова чисто формально, неискренне?

Сложно предположить, что, составляя первый комментарий (про "обнял"), Раши положился на то, что сказанное во втором (про "поцеловал") дополнит картину. Ведь толкование слова "поцеловал" основано на том, что над этим словом есть надстрочный знак3, а над словом "обнял" никакого знака нет. Поэтому, если Раши считает, что согласно прямому смыслу Писания (а Раши, как мы знаем, объясняет только его!) есть основания допускать, что Эсав целовал Яакова не искренне и что, с другой стороны, это требуется объяснять, то и про объятия он все это должен объяснять. Или как-то объяснить, почему целовать Яакова Эсав неискренне мог, а обнимать – нет. Иначе совсем непонятно. И вообще, непонятно, зачем Раши приводит две противоположные версии, касательно того, насколько искренен был Эсав, целуя Яакова?4

И что еще более странно, Раши предваряет собственно толкование словами: "Имеются различные мнения". Очевидный смысл этих слов заключается в том, что обе версии имеют право на существование в равной мере. Это не то, как дело обстоит, когда Раши приводит два толкования, потому что у каждого есть свои изъяны, но в целом первое предпочтительнее второго. Здесь не так: толкования, по мнению Раши, равноценны. И странность тут в том, что вышеупомянутый надстрочный знак указывает на "ослабление" значения, в сравнении с общеупотребительным в Писании, на "бледное подобие", так сказать. Т. е. если над словом "много" есть надстрочный знак, значит его следует понимать как "немного", "смелый" – "несмелый" и т. д. Так вот, под "поцеловал" во всем Писании подразумеваются искренние поцелуи. Значит, по правилам надстрочечной пунктуации, знак должен указывать на то, что поцелуй Эсава был худшим, чем среднестатистический. Т. е. неискренним.

А зачем этот знак нужен по мнению рабби Шимона (Рашби)? Поцелуи обычно искренни и это не нуждается ни в помечании, ни в объяснении. Так зачем же помечать и объяснять?

Конечно, можно сказать (и ряд толкователей Раши так и делают), что поскольку, по мнению рабби Шимона, для Эсава норма ненавидеть Яакова, то и нормальный поцелуй Эсавом Яакова – фальшивый. И поэтому нужен значок, чтобы показать нам, что этот конкретный поцелуй был необычным. Проблема в том, что искренний поцелуй лучше неискреннего, а значок указывает на то, что мы имеем дело с ослабленным вариантом привычного значения, а не с усиленным. Так что объяснение хорошее, но непонятное.

Отдельного внимания заслуживает тот факт, что Раши указывает источник толкования – брайту в Сифрей. Во-первых, Раши указывает источник, только когда это что-то добавляет к пониманию его комментария. Во-вторых, этот мидраш приводится во многих других антологиях мидрашей – в Мидраше Раба и в Пиркей дерабби Натан. Почему Раши ссылается на брайту, приводимую в Сифрей?

(С другой стороны, вполне понятно, почему Раши не приводит, например, дополнительную версию, приводимую в Мидраш Раба от имени рабби Яная, согласно которой Эсав вообще пытался укусить Яакова, но у него невольно вышло что-то вроде беззубого лобзания. Во-первых, это ну очень далеко от прямого смысла Писания. Во-вторых, укус – это не недопоцелуй, а полная противоположность поцелуя. Так надстрочечный знак не работает. Вопрос касается не этого, а версии приведенной Раши от имени Рашби, которая в Берешит Раба приводится от имени рабби Шимона бен Элазара, на которого Раши ссылается, объясняя тему надстрочечных знаков: "В Берайта рабби Шимон сын Элазара, говорит: "Везде, где неотмеченных букв больше, чем отмеченных, истолкуй неотмеченные..."5 Не говоря уже о Пиркей дерабби Натан, где приведены оба мнения, причем максимально лаконично: "Из этого следует, что это был не искренний поцелуй. А рабби Шимон бен Элиэзер говорит: "Это был искренний поцелуй, а все остальные – не искренние".)

Итого, вызывает вопросы то, что 1) Раши цитирует формулировку именно Сифрей, 2) называет источник своего комментария – брайту в Сифрей, 3) упоминает имя мудреца, мнение которого приводит – рабби Шимона бар Йохая6, 4) непонятно зачем добавляет: "Таков закон: как известно, Эсав ненавидит Яакова" (как будто из слов: "В тот момент преисполнился он милосердия и поцеловал (Яакова) от всего сердца", – не понятно, что во все остальные моменты, милосердие Эсава спало безмятежным сном). Много вопросов. Сложно.

По крайней мере на часть вопросов можно ответить так. По обоим приводимым Раши мнениям, надстрочный знак указывает на "смягчение значения" помеченного понятия. Но по-разному. По первому, "смягчение" заключается в том, что поцелуй Эсава, о котором идет речь, был не от всего сердца, как его обычные поцелуи, а от не всего сердца. А по второму мнению, (мнению Рашби), оно заключается в том, что поцелуй был не таким ядовитым ("смягченным"), как обычный поцелуй, которым Эсав одаривал брата. Иными словами, кто с чем сравнивает: с тем, как Эсав обычно целовал других, или с тем, как Эсав обычно целовал Яакова.

Если объяснить так, то, первым делом, становится понятно, что надстрочный знак уместен и понятен по обоим мнениям. Вторым делом, становится понятным преимущество толкования Рашби, заставляющее Раши привести его. (Осторожно: сейчас будет немного сложно). В оригинале "и целовал его" пишется в одно слово. Надстрочечный знак расположен над всей этой конструкцией, "смягчая" ее всю. Если он касается абстрактного поцелуя, то по логике им должны быть отмечены только буквы, составляющие слово "целовал". Но помечена вся конструкция, включая "его". Т. е. речь идет о целовании именно "его" (Якова), как и предлагает понимать Рашби.

Третьим делом, т. о. становится понятным, почему из всех релевантных мидрашей Раши предпочитает именно Сифрей (и подчеркивает это). Потому что только там упомянуто, что "таков закон: как известно, Эсав ненавидит Яакова". А если не иметь это в виду, то совершенно непонятно, с чего полагать, что нормальный поцелуй Эсавом Яакова – поцелуй ненависти, а надстрочный знак нужен, чтобы дать нам понять, что тот конкретный поцелуй, был поцелуем преисполнившего его милосердия.

Четвертым делом, понятно зачем нужно упоминать имя (и отчество) Рашби. Дело в том, что в Талмуде7 упоминается, что особенность подхода Рашби к толкованию сказанного в Писании, заключается в том, что он никогда не истолковывает слова "сами по себе", вне контекста. Только в контексте и в соответствии с логикой и смыслом употребления. В данном случае – в контексте отношений между Яаковом и Эсавом. А если точнее, то отношения Эсава к Яакову. Как мы помним, выше, комментируя слова стиха: "И возвратились ангелы к Яакову, говоря: "Мы пришли к твоему брату, к Эсаву"8, – Раши толкует их прямое значение так: "Мы пришли к тому, о ком ты говорил: "Он брат мой". Однако он относится к тебе, как злодей Эсав; он по-прежнему ненавидит тебя". Вот такой контекст. С учетом которого, надстрочный знак указывает на "смягчение" ненависти 9, вложенной Эсавом в поцелуй, а не искренности, как полагают оппоненты рабби Шимона.

Однако, при всех вышеперечисленных достоинствах, и такое объяснение вызывает ряд вопросов. Главный из которых, что вообще-то надстрочные знаки относятся к прямым и общепринятым значениям самих слов (независимо от контекстов). А прямое общепринятое значение слова "целовал" – "выражал любовь и симпатию". Конечно, в принципе, контекст тексту не помеха. Но в нашем конкретном случае, если следовать предложенному выше объяснению, получается, что, указывая на "смягчение" необщепринятого смысла слова "целовал" (хотя, "как известно, Эсав ненавидит Яакова, однако в тот момент преисполнился он милосердия"), знак указывает на "усиление" общепринятого смысла (не просто "поцеловал", а "поцеловал от всего сердца"). Мыслимое ли дело?

Помимо этого, все еще остается непонятным, зачем Раши уточнять, что источник его комментария брайта10, приводимая в Сифрей? Какая разница? И зачем добавлять, что то, что "известно, что Эсав ненавидит Яакова" – это закон? Разве того, что это общеизвестно, недостаточно, чтобы объяснить все, что требует в данном случае объяснения? И наконец, почему Раши заменяет употребленное в Сифрей слово "взяло верх его милосердие [над ненавистью]", на достаточно экзотическое "преисполнился [милосердия]"?

Чтобы разобраться со всем этим, важно вспомнить что Раши объясняет исключительно прямой смысл Писания. Толкование значения надстрочных знаков – это очень, очень далеко от прямого смысла Писания. Проще говоря, Раши не может ставить своей целью смысл использования надстрочного знака. Не его юрисдикция11.

Раши задается совсем простым вопросом, которым не может не задаться пятилетний ребенок: что такое стряслось с Эсавом (ненавидевшим Яакова настолько, что он готов был его убить12 ), что он обнял и даже поцеловал его? Относительно объятий Раши объясняет просто: "накатило", когда увидел, как Яаков перед ним вытанцовывает. В конце концов, Эсав был волосатым, но человеком и ничто человеческое не было ему чуждо. Тут не о чем спорить и на этот счет не может быть двух мнений, если следовать прямому смыслу Писания. Но поцелуй – это уже совсем другой, принципиально более высокий уровень любви и приязни. И как раз пятилетний ребенок понимает разницу между одним и другим очень хорошо: на примере родителей уяснил.

Крайне сложно вообразить, что вид поступающимся своим достоинством брата подействовал бы на Эсава настолько, чтобы прям расцеловать того! Так сильно в одночасье не накатывает. Так просто не бывает. Соответственно, и объяснение сложнее. Настолько, что приходится обращаться к крайним средствам и напоминать о наличии над словами "и целовать его" надстрочного знака, указывающего на то, что поцелуй хоть и был, но какой-то ослабленный, не от всего сердца. Сопоставимый с объятиями. Максимум – с горячими объятиями. Но на горячий поцелуй вообще не похоже. Короче говоря, поцелуй был не настоящий.

Или же можно объяснить, что наоборот, поцелуй был горячим… но все равно не настоящим. В том смысле, что отражал не истинное отношение Эсава к Яакову, а только минутный ("в тот момент") наплыв непривычных для него чувств: обняв брата, дал слабину, расчувствовался. Но только на тот миг.

Чтобы подчеркнуть эту мысль, Раши упоминает, что ненависть Эсава к Яакову – это закон, нечто неизменное. Поэтому, даже когда Эсав целует Яакова от всего сердца, его ненависть остается на своем месте. А поцелуй был, но был ошибкой. Сбоем отлаженной системы. Тем самым исключением из правил, возможность которой оговаривается самим еврейским законом. Как, например, уже было в истории отношения Яакова с Эсавом, когда Яаков, которого сама Тора аттестовала как "мужа простодушного, сидельца в шатрах", когда ситуация (и мамочка) того потребовала, проявил находчивость и хладнокровие, которых от простака ожидать не приходится, и отбил предназначавшееся Эсаву благословение.

Теперь становится понятным, и почему Раши приводит формулировку именно Сифрей: потому что только согласно ей поцелуй Эсава был действительно от всего сердца, но при этом "не настоящий". И почему Раши предпочитает оборот "преисполнился милосердия" обороту "взяло верх милосердие": потому что "взяло верх милосердие" может быть понято, что, хоть и только на тот момент, но ненависть Эсава уступила место милосердию, и поцелуй был не порывом, а выражение истинных (пусть и скоротечных) чувств, а это не так. И то, почему Раши упомянул, что источник – брайта: потому, что брайты посвящены изложению законодательства и обладают силой законодательных текстов, в отличие от других видов мидрашей, содержащихся в Сифрей, которое по жанру мидраш-галаха.

Что же касается того, почему два толкования равноценны в своей убедительности, то, с одной стороны, если сказать, что Эсав поцеловал Яакова "не по-настояшему", то непонятно продолжение ("контекст") раздела, в котором описывается безукоризненно братское поведение Эсава. Что заставляет задуматься, а не был ли все-таки поцелуй Эсава "настоящим". А с другой стороны, если исходить из того, что поцелуй был "настоящий", непонятно, почему отношение Эсава к Яакову поменялось на столь диаметрально противоположное всему предыдущему? Короче говоря, за первую версию голосует будущее, за вторую – прошлое.

И наконец, имя автора толкования. Рашби. Который пишет (постановляет), что ненависть Эсава к Яакову – закон мироздания, но при этом поцеловал Эсав Яакова от всего сердца. Раши понадобилось упомянуть имя Рашби потому, что именно Рашби был наглядным примером величия человека Торы, мудреца и праведника, духовных сил которого хватило на то, чтобы ненавидевшие и преследовавшие его римляне (потомки Эсава) именно под его давлением и по его требованию отменяли анти-еврейские указы и принимали его в Риме с почетом и приязнью.

Урок из истории встречи Яакова и Эсава после возвращения Яакова из Харана прост и проверен тысячелетиями: коллективный Эсав стратегически никогда не хочет ни обнимать, ни целовать Яакова. Но только от Яакова зависит, чего Эсаву тактически захочется в тот миг и чего он преисполнится.

Это – до тех пор, пока Яаков еще только возвращается домой. До прихода Машиаха. Но Машиах вот-вот должен прийти. И во времена Машиаха от ненависти Эсава к Яакову вообще ничего не останется. Ибо, как пророчествует о тех временах пророк Овадья, который, как известно, был гером из эдумеев (т. е. этнически – прямым потомком Эсава): "И на горе Цион будет спасение, и будет она святыней, и получит дом Яакова во владение наследие свое. И будет дом Яакова огнем, и дом Иосефа – пламенем, а дом Эсава – соломой, и зажгутся они в них, и поглотят их, и не будет остатка в доме Эйсава, ибо Г-сподь сказал"13. Разумеется, чисто в духовном плане. Вскорости, в наши дни. Амен.

(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, "Ликутей сихот" т. 20, стр. 159-170.)