Хотя моя семья считалась "модерн-ортодокс" – формально принадлежала к "современной ортодоксии", – в 1954 году, когда мне исполнилось шестнадцать, отец записал меня в хабадскую йешиву в Нью-Йорке. Как было принято в этой йешиве, в свой день рождения я отправился на аудиенцию к Ребе, чтобы получить его благословение. На тот момент я провел в йешиве совсем немного времени и еще не имел случая встретиться с ним.

Я понятия не имел, как вести себя в его присутствии, ничего не знал. Я вообще не очень-то осознавал, кто такой Ребе! Только позднее у меня появилось более-менее адекватное представление о нем. Прежде, чем я вошел в кабинет Ребе, мне сообщили, что этот день – 11 Нисана – его день рождения. Так что, войдя, я протянул руку и сказал: "С днем рожденья, Ребе!"

На той аудиенции он говорил со мной как с равным. Я был невежественным юнцом, но он разговаривал со мной как с другом, и я чувствовал себя очень свободно в его присутствии. Под конец он сказал, что хотел бы помочь мне. В те дни я ужасно заикался. Единственное, когда я не заикался, это когда пел. Но я не верил, что существует какое-либо средство исправить этот недостаток, и потому ответил:

– Вы не можете мне помочь

– Может быть, и не могу, – сказал он. – Но я могу попытаться.

И он дал мне благословение и предложил обратиться к логопеду.

В Торе говорится о Моисее, что нет подобного ему в народе Израиля. Но сейчас я полагаю: Ребе – где-то рядом с ним. И подобно Моисею, он с полным смирением предлагал свою помощь, дал мне благословение, предложил обратиться к специалисту. Тогда же я отнесся к возможностям его благословения скептически и не последовал его совету встретиться с логопедом. Я смотрел на него – сравнительно молодого человека с черной бородой, всего три года как Ребе, – и думал: "Что он знает?"

В йешиве я оставался меньше месяца и решил, что это не для меня. Прошло два года, прежде чем я снова увидел Ребе. Мой отец к тому времени все больше занимался проектами Хабада и пошел на аудиенцию к Ребе, прихватив с собой и меня.

Перед тем, как мы зашли в кабинет Ребе, отец дал мне указание стоять сзади и ничего не говорить в течение аудиенции. Однако, как только мы вошли, Ребе перегнулся через свой стол, чтобы заглянуть отцу за спину, и спросил меня: "Сходил?" Он имел в виду логопеда. Я остолбенел: за прошедшее время он виделся с тысячами людей, но помнил наш разговор. Но и после этой аудиенции к логопеду я не пошел.

Тем временем я стал учителем и с удивлением обнаружил, что во время преподавания не заикаюсь.

Перемены наступили, когда мой младший сын в четырнадцатилетнем возрасте начал испытывать трудности с речью. Я отвел его к логопеду, который сказал, что его голосовые связки недостаточно развиты, и что с возрастом все пройдет само собой. Так на самом деле и произошло.

Встреча с логопедом заставила меня задуматься: а нет ли средства и для моего заикания? Меня направили к профессору в университете Торонто. Я спросил его:

– Можете ли вы мне помочь?

– Конечно, могу, – ответил он, и меня поразило, насколько его отношение отличалось от того, как повел себя Ребе, который сказал: "Может быть и нет, но я могу попытаться".

Два года я проходил эту терапию: делал дыхательные упражнения, следил за тем, чтобы говорить медленно. В конце концов я начал говорить вполне свободно. Осознав, что я справился с проблемой, которая мешала мне и служила источником огорчений всю мою жизнь, я был переполнен чувством благодарности Ребе, который с самого начала предложил решение, хотя я и не последовал его совету. И я решил отправиться в Нью-Йорк, чтобы лично поблагодарить его.

Много лет прошло с нашей последней встречи, но, как только я вошел в кабинет Ребе, он сказал: "Я так рад тебя видеть!" Сколько тысяч людей прошло перед ним за эти годы, а он помнил меня!

Я рассказал Ребе об успехах с терапией и о том, что профессор из Торонто сказал мне: теперь, когда я стал говорить свободно, моя жизнь изменится. Ребе добавил: "И более того. Вот увидишь!"

И он был прав! Когда я заикался, меня тянуло сваливать свои проблемы на окружающих, которые посмеивались надо мной. Но теперь у меня не было оправданий перед собой: за свои поступки я должен был брать ответственность на себя.

Под конец аудиенции Ребе спросил:

– Хочешь еще что-нибудь сказать?

– В прошлый раз Вы дали мне благословение, – сказал я. – Можно попросить еще об одном?

– Успеха и благословения, – ответил он, – во всем, что ты делаешь, и да будет это к добру.

И он поднялся и проводил меня к двери. Эмоции настолько переполняли меня, что, уж не знаю, что на меня нашло, я наклонился и поцеловал его в щеку.

– Я никогда не смогу отплатить Вам! – воскликнул я, и он ответил:

– Будь добрым к ближним.

Выходя, я плакал.

Перевод Якова Ханина