В конце пятидесятых выпускники еврейских школ начали поступать в университеты "Лиги Плюща" и в "Семь Сестер" – семь женских колледжей, впрочем, давно уже не исключительно женских. Среди абитуриентов была и я.
Жизнь на кампусе оказалась весьма враждебной по отношению к евреям. Занятия проводились по субботам, экзамены зачастую давались в еврейские праздники. Мы покупали себе кошерную еду за пределами университета, но проносить ее в общежития запрещалось, а платить за проживание и пансион все равно приходилось полную цену. Нередко к нам приставали с вопросами по иудаизму, на которые мы не знали, как ответить. Несмотря на годы обучения в йешивах, многие из нас ощущали недостаток знаний и хотели продолжать также и еврейское образование.
Мы начали создавать собственные группы. В "Барнарде", где я училась, мы назвали свою группу "Ари" ("Лев"), в "Колумбии" подобная группа называлась "Йешурун", а в Гарварде – "Тарьяг". Каждый справлялся, как мог. В "Колумбии" ребята собирались на послеполуденную молитву в лаборатории, которой заведовал студент, работавший над докторской диссертацией. В университете "Корнелл" студенты организовали "Янг Израэл хауз" с кошерной кухней.
Узнав друг о друге, мы решили создать межуниверситетский координационный комитет взаимопомощи. На нашей первой конференции в феврале 1960-го года мы назвали этот комитет "Явне" по имени города, где собрались ведущие мудрецы Израиля после разрушения Храма. Нашей целью мы поставили поощрение еврейского образования и соблюдения заповедей на кампусе, заботу о том, чтобы еврейские студенты не чувствовали себя в изоляции, и обеспечение им помощи во всем этом.
У всех были свои идеи насчет названия, что же до меня, я хотела как бы продолжить дело организации, которую основал в четырнадцатилетнем возрасте в Латвии мой отец, рав Пинхас-Мордехай Тайц, еще до того, как иммигрировал в Америку. Вернувшись домой из Паневежской йешивы и обнаружив, что ребята, с которыми он вместе рос, к этому времени вступили в коммунистическую партию, он создал клуб под названием "Явне" для еврейских парней, где они могли учиться и в то же время развлекаться в еврейской атмосфере, чтобы лучше ощущать себя в своем еврействе.
Наша новая организация вызвала живой интерес у общественных лидеров, а такие раввины, как мой отец и рав Йосеф-Бер Соловейчик, объявили, что это замечательная идея. То же самое сказал Любавичский Ребе. Они оказали нам большую помощь, поддерживая нас в своих выступлениях, собирая для нас деньги, знакомя нас с влиятельными лицами и делая все возможное, чтобы "Явне" могла расти и развиваться.
Я начала с того, что стала секретарем организации. На следующий год меня избрали вице-председателем. Примерно тогда же, в 1961-м году, Ребе отправил своего представителя, Моше Феллера, в университет "Колумбия", где тот подружился с председателем "Явне", Джоелем Левином. Моше Феллер передал Левину, а Левин передал мне, что Ребе хочет встретиться с двумя представителями руководства "Явне", чтобы обсудить нашу деятельность и узнать подробности того, как мы начинали.
Наша встреча была назначена на десять вечера, но когда мы прибыли в 770 на Истерн-парквей, там уже столько народа ожидало аудиенции, что до нас очередь дошла только в полночь. Ребе тепло нас поприветствовал. Я передала ему привет и наилучшие пожелания от моего отца, а он в свою очередь попросил меня передать наилучшие пожелания отцу. Ребе сидел за столом и предложил нам присаживаться на два стула, стоявших напротив. Улыбаясь, он начал предлагать нам на выбор, на каком языке вести беседу. Это был забавный момент, так много вариантов он предложил. Когда он дошел до русского и французского, мы решительно сказали, что выбираем английский.
Ребе начал задавать множество вопросов. Он хотел знать, с чего мы начали нашу организацию, как мы нашли друг друга, с какими проблемами нам пришлось столкнуться, какие возможности перед нами открылись, что мы предлагали тем, кто хотел поближе познакомиться с иудаизмом, как мы планировали найти и заинтересовать таких людей, что у нас получалось и что не получалось. Все эти вопросы были очень целенаправленны.
Тогда я еще не знала, но позднее для меня стало очевидным, что, поскольку Хабад собирался начать работу с еврейскими студентами, Ребе хотел иметь ясное представление о том, что происходит в университетах, от тех, кто находился в самой гуще происходящего. Под конец он сказал:
– Я задал вам множество вопросов. А у вас есть ко мне вопросы?
– Нет, спасибо, – сказала я. На мой взгляд, аудиенция была прекрасная, и вопросов у меня не было. Но зато вопрос был у моего напарника.
– Я провел субботу или две в Краун-Хайтсе и наслушался о вас всяких чудесных историй. Якобы вы знаете, делать ли операцию больному, как разобраться с юридической проблемой. Разве вы знаете медицину лучше докторов и юриспруденцию – лучше адвокатов?
Ребе улыбнулся, ничуть не смущенный нахальством спрашивающего.
– Когда строят дом, – сказал он, – архитектор чертит план. Он отдает чертеж подрядчику, а потом подрядчик дает указания водопроводчику, как делать канализацию, каменщику – как возвести стены, электрику – как провести провода. Подрядчик не умеет делать все эти вещи лучше всех, но он знает, как читать чертеж, поэтому он может давать указания.
И Ребе процитировал Зогар, где сказано, что Тора – это чертеж вселенной. Ребе объяснил, что, понимая Тору, можно понять, что делать во всех областях жизни.
– Я не знаю законы лучше юриста и не знаю медицину лучше врача, – продолжил Ребе, – но на основании того, что я изучил в Торе, я могу давать советы.
На мой взгляд, ответ был превосходным, но моему напарнику было мало.
– Ну ладно, – продолжал он настаивать. – Но я еще слышу всякие истории о чудесах, которые вы якобы совершили. Возможно ли, что все они правдивы?
Я подумала, что это довольно неприличный вопрос. Но Ребе совершенно не выглядел задетым. Он обладал отличным чувством юмора и знал, что ответить этому молодому человеку. Рассмеявшись, он сказал:
– Мне не рассказывают истории обо мне – они думают, что я и так их знаю, – так что я представления не имею, что обо мне рассказывают, и никак не могу ручаться за правдивость этих историй, – после чего он назвал множество великих мудрецов Торы, как хасидских, так и нехасидских, и отметил: – Я читал истории о них и о чудесах, связанных с ними, о чудесах, которые они сотворили, читал в книгах, которым я доверяю. Этим историям можно доверять, а истории, которые рассказывают обо мне, еще надо проверить.
Это был замечательный ответ, и весь диалог Ребе провел очень благосклонно.
Когда мы вышли, я заметила рава Гершеля Шахтера, который дожидался своей очереди на аудиенцию. Я попросила прощения, что мы были у Ребе так долго.
"Не волнуйся, – ответил он. – Это будет продолжаться до 3-х или 4-х утра. Это у Ребе каждую ночь так происходит".
Перевод Якова Ханина
Начать обсуждение