Во времена моего детства, в начале шестидесятых, на юго-востоке Манхэттена ("Нижний Ист-Сайд") проживало множество великих знатоков Торы. Рав Моше Файнштейн, самый авторитетный в Америке знаток еврейского закона, жил в нашем кооперативном доме. Неподалеку проживали Капичницкий ребе, Боянский ребе, а также рав Йосеф-Элияу Хенкин.

Внучка рава Файнштейна была лучшей подругой моей сестры, которая однажды предложила ребецин Файнштейн, чтобы я приходил к ним помогать по дому, например, отвечать на телефонные звонки или писать поздравительные открытки к Рош-Ашана. Мне тогда было всего лишь десять лет, но в течение двух последующих десятилетий я регулярно навещал рава Файнштейна или реб Мойше, как его все называли. Иногда, если его жена отсутствовала, я оставался ночевать – на случай, если ему понадобится помощь.

В квартире Файнштейнов был просто проходной двор. Звонок входной двери звонил, не переставая. Реб Моше беседовал с каждым посетителем. И все же большую часть времени он проводил за письменным столом: отвечал на вопросы по еврейскому закону или же записывал свои лекции по Талмуду. Впоследствии его ответы и лекции были напечатаны в сборниках "Игрот Моше" и "Диврот Моше".

В мои обязанности, помимо прочего, входила раздача книг. Когда реб Моше публиковал очередной том своих писаний, я раздавал, согласно списку, тридцать или сорок экземпляров наиболее уважаемым раввинам в Нижнем Ист-Сайде.

Однажды в четверг вечером в 1969 году я пришел к реб Моше и сказал ему, что собираюсь на аудиенцию к Любавичскому Ребе. Это была не первая моя аудиенция. Несколькими годами ранее мой отец взял моих братьев и меня к Ребе, и с тех пор мы не раз возвращались в Краун-Хайтс на аудиенции и на фарбренгены. Поскольку я раздавал тогда экземпляры последнего тома писаний реб Моше, я спросил его, не вручить ли мне одну из этих книг Любавичскому Ребе.

"Конечно!" – сказал реб Моше и начал рассказывать мне о Ребе. Они встречались два или три раза на свадьбах или помолвках и обсуждали вопросы Торы. В 1940 году реб Моше встречался еще с Предыдущим Ребе, который тогда прибыл в Америку и пригласил реб Моше возглавить хабадскую йешиву в 770. Предыдущий Ребе предложил ему присаживаться, но реб Моше ответил: "Перед Ребе не сидят". Предложение возглавить йешиву реб Моше отклонил, поскольку за год до этого его уже назначили руководителем йешивы "Месивта Тиферет Джерусалем", но он рекомендовал рава Исроэла-Зева Густмана, который стал главой йешивы "Томхей-Темимим".

"В мире не имеют представления, какой он гений", – сказал реб Моше о Ребе, использовав еврейский термин "гаон". Затем он пригласил меня в свой кабинет, где он собирался выбрать пару своих книг. Он хотел передать Ребе как "Игрот Моше", так и "Диброт Моше" и сделать подарочную надпись.

До тех пор мы стояли на кухне, и его жена, находившаяся там, слышала весь наш разговор. "Надо же, – сказала она взволнованно, – а ведь ты никогда не надписываешь книги, которые даришь". Она была права. Когда я раздавал его книги известным раввинам, на титульном листе ничего не было написано. Но реб Моше уже принял решение. Он задумался на минуту, выбирая слова. "Когда пишешь Ребе, надо быть очень осторожным", – заметил он. Закончив писать, он попросил меня прочитать надпись. Реб Моше включил короткое благословение, в котором желал Ребе, чтобы "его руководство продолжалось до прихода Мошиаха", употребив, к моему удивлению, термин "несиут" ("королевская власть"), который используют в Хабаде по отношению к Ребе. Прежде, чем я взял книгу, чтобы доставить ее Ребе, ребецин Файнштейн красиво упаковала ее.

В воскресенье вечером я прибыл в 770 с моей семьей. Ребе подошел к двери кабинета, чтобы поприветствовать нас, а когда мы уселись, я отдал ему подарок, объявив: "Вот две книги от рабби Моше Файнштейна!" Ребе очень обрадовался, но затем забеспокоился, что эти книги у него уже есть. Открыв посылку и прочитав надписи, он поднялся и попросил меня подойти к книжной полке вместе с ним и убедиться, что там есть только предыдущие тома. Затем, вернувшись к своему столу, он попросил меня передать благословение реб Моше, чтобы "он продолжал издавать комментарии на весь Талмуд". Когда на следующий день я рассказал об этом реб Моше, он был очень доволен.

Примерно три года спустя я снова побывал у Ребе. Это была ночь на исходе Песаха, и тысячи людей ожидали в очереди "кос шел браха" ("стакан благословения") – вино, которое Ребе распределял после церемонии Авдала – разделения праздника и будней. Я встал в очередь, получил вино и уже повернулся, чтобы уходить, но меня вдруг похлопали по плечу, приглашая вернуться к Ребе, который спросил меня: "Что происходит с книгами?"

На следующий день я постучался к Файнштейнам. Реб Моше обрадовался, что Ребе попросил его очередные книги, и снова начал делать надпись на титульном листе. На этот раз он процитировал Писание и даже попросил меня принести ему с полки том Танаха, сказав: "Если я не процитирую точно слово в слово, он меня поймает на этом".

Ближе к концу своей жизни, как я заметил, реб Моше начал надевать после утренней молитвы дополнительную пару тфилин. Я никогда не спрашивал его об этом, но я и так знаю, что он делал это по настоянию Ребе. Все евреи молятся утром в будние дни, надев тфилин, сделанные согласно мнению Раши, но у некоторых есть обычай в дополнение к этому после молитвы надевать еще и другую пару тфилин, сделанную согласно мнению раббейну Тама. Ребе хотел, чтобы реб Моше начал следовать этому обычаю.

В ответ на просьбу Ребе реб Моше отправил ему письмо, которое впоследствии было опубликовано. В этом письме реб Моше приводил подробный анализ версии тфилин раббейну Тама. Он писал, что будучи в России, надевал эти тфилин, но когда они износились, не смог найти в Америке переписчика святых текстов, софера, который изготовил бы новые тфилин согласно его, реб Моше, указаниям и уточнениям. Реб Моше полагал, что, принимая на себя исполнение какого-либо устрожения, следует соблюдать более высокие стандарты.

В ответном письме Ребе рекомендовал софера, чьими тфилин он сам пользовался: рава Элиезера Зиркинда. Ребе даже предложил заплатить за новую пару тфилин. Реб Моше ответил: "Теперь, когда у меня есть заверение Ребе, что он может предложить мне услуги софера, которому Ребе доверяет, и попросить его написать для меня тфилин раббейну Тама, – это было бы замечательно".

Предложение об оплате реб Моше отклонил, но возлагать тфилин раббейну Тама начал. По моему скромному мнению, причиной этого было чувство глубочайшего уважения, которое он испытывал по отношению к Ребе.

Перевод Якова Ханина