В те годы, когда рав Бецалель Золти был главным ашкеназским раввином Иерусалима, я заведовал его канцелярией. В декабре 1981-го года я сопровождал его во время визита в США, где он был почетным гостем на благотворительном обеде в пользу различных организаций гурских хасидов.

Во время поездки рав Золти планировал встретиться с видными раввинами: с ведущим авторитетом Америки по еврейскому законодательству равом Моше Файнштейном, с главой теологической семинарии в Йешива-университете равом Йосефом-Бером Соловейчиком, с Клойзенбергским ребе и с Любавичским Ребе. В те годы получить аудиенцию у Любавичского Ребе было уже не так легко, как ранее, но мне удалось обо всем договориться.

В кабинете Ребе в первую очередь мне бросилась в глаза простота обстановки. Когда мы вошли, Ребе поднялся, обошел стол и подошел к дверям, чтобы поздороваться с равом Золти, тепло пожал ему руку и пригласил присаживаться. Они обменялись приветствиями, и между ними завязалась оживленная дискуссия по вопросам Торы.

Рав Золти начал разговор, выразив свою озабоченность тем, что лишь очень немногие молодые люди, закончив обучение в йешиве, становятся практикующими раввинами. Такое положение вещей очень его огорчало и беспокоило, и, куда бы он ни приходил, он поднимал вопрос о раввинстве. Рав Золти полагал, что в йешивах ученики не должны ограничиваться тем, чтобы все силы и время отдавать логическим тонкостям талмудических дискуссий, а глубже изучать еврейский закон, чтобы впоследствии иметь необходимые знания для руководства еврейскими общинами. Он опасался, что будущее самого института раввинства находится под угрозой, и очень хотел, чтобы знатоки Торы становились раввинами в израильских городах и поселениях. Ребе согласился с равом Золти и приветствовал его усилия по исправлению ситуации. Ребе добавил, что уже давно сам рассылает тех, кто закончил хабадские йешивы, по всему миру с целью укрепить еврейские общины, наладить синагогальную жизнь и давать уроки Торы. Ребе также обещал раву Золти попытаться использовать свои каналы, чтобы исправить положение в Израиле.

Следующий вопрос, который они начали обсуждать, касался отдачи земель Израиля в обмен "за мир". Незадолго до этой встречи правое правительство премьер-министра Бегина вернуло Египту территорию Синая, и в воздухе витала эйфория ожидания мира между Израилем и арабскими странами. Казалось, надо только отдать достаточно земли. Ребе попросил рава Золти использовать свое влияние главного раввина Иерусалима, чтобы искоренить самую мысль об отдаче земли. У рава Золти имелись хорошие связи в верхах, включая членов Кнессета, и в глазах многих он обладал значительным авторитетом. Рав Золти возражал, что ничего не может поделать, поскольку его должность подразумевает невмешательство в политические дела.

Ребе отверг его аргумент, подчеркнув, что это не политический вопрос, а вопрос еврейского закона. Несколько раз в течение беседы он повторил, что "еврейский закон – слово Б-га". И между этими великими знатоками Торы начался оживленный спор, является ли заселение Земли Израиля персональным или национальным завоеванием и имеет ли победа Израиля в Шестидневной войне статус побед короля Давида. Я помню, как Ребе цитировал Рамбама в защиту своей позиции. Рав Золти покраснел от переполнявших его эмоций, а Ребе оставался совершенно невозмутимым. Обе руки его покоились на столе. В ответ на каждый новый аргумент рава Золти он цитировал источники, опровергающие этот аргумент.

Несколько раз в течение встречи звонил звонок, а в какой-то момент зашел один из секретарей и сообщил Ребе, что один из членов Кнессета, раввин Авраам Шапира, уже полчаса ожидает встречи с ним, но Ребе не хотел прерывать обсуждение и продолжал свои попытки убедить рава Золти.

Под конец рав Золти признал, что Ребе прав, и это действительно вопрос еврейского закона, но продолжал настаивать, что не дело раввинов говорить об этом. Он сказал, что точно знает: сотрудничества израильской политической верхушки ему не получить. Он также выразил свое мнение, что именно о такой ситуации сказано в трактате Йевамот: "Как есть заповедь сказать то, что будет услышано, так же есть заповедь не говорить того, что услышано не будет".

Рав Золти боялся, что вмешательство раввинов в этот вопрос может повредить их положению в обществе и возможности оказывать влияние в области Торы и еврейского закона, особенно учитывая, что их мнение, скорее всего, будет проигнорировано. Но Ребе возражал, что это вопрос жизни и смерти, что отдача земли неизбежно приведет к потере множества жизней.

Отсюда обсуждение плавно перешло к вопросу, хорошо или нет будет, если Ребе переедет в Израиль. Ребе сказал, что из США может оказывать более широкое влияние на евреев во всем мире. Он опасался, что в Израиле не сможет высказывать свое мнение по вопросам Торы и еврейского закона, не провоцируя конфликта с политическим руководством. А с другой стороны, когда что-либо должно быть сказано, он не будет иметь права промолчать. Поэтому Ребе считал, что его присутствие в Израиле было бы нежелательным, поскольку не принесло бы пользы ни израильским евреям, ни евреям диаспоры.

На той аудиенции между Ребе и мной произошел короткий диалог, показывающий, насколько Ребе заботился о каждом еврее. Он спросил меня, где я живу и где живут мои родители. Когда я сказал, что родители живут в Рамат-Гане, Ребе поинтересовался, в какой синагоге мой отец молится по субботам. Я ответил, что он ходит в синагогу в школе "Хорев". "Это на улице Авишай? - уточнил Ребе. - И как он туда добирается?" Когда, пораженный вопросом, я расписал ему отцовский маршрут, Ребе сказал, что лучше использовать более короткий путь через автостоянку. Очевидно, Ребе знал про то, что мой отец страдал астмой, и хотел облегчить ему жизнь, найдя для него дорогу покороче. Забота Ребе поразила меня, а еще больше поразило меня его знание всех переулков в Израиле. Сейчас мы бы назвали это спутниковой системой навигации!

Под конец встречи Ребе тепло пожал руку раву Золти и поднялся, чтобы проводить его до двери. Я уходил с ощущением, что Ребе - настоящий еврейский лидер, чувствующий ответственность за весь народ, за безопасность Израиля и, конечно же, за Тору Израиля. Но я понимаю, что любые мои попытки описать его останутся неполными, неточными и неадекватными и только принизят его величие.

Перевод Якова Ханина