Моя работа микробиологом началась много лет назад во время вспышки эпидемии пенициллинорезистентного стафилококка. Я занялся исследованиями: изучал, какие микробы можно было найти на стенах лечебниц, в вентиляции, в помещениях, отведенных для стирки, в операционных. Работе моей сопутствовал успех. В США, а затем и за границей я заработал себе репутацию специалиста по инфекционному контролю, дезинфекции, стерилизации и карантину.

В 1969-м году я посетил Лондон, где обсудил свою работу с британскими эпидемиологами. Они предложили мне взять долгосрочный отпуск в Мичиганском университете, где я преподавал и где ранее защитил докторскую диссертацию по медицинской бактериологии, и поработать несколько месяцев с их группой. Они изучали пути распространения болезней в лечебницах и разрабатывали методы предотвращения этого распространения.

Люди идут в больницы для того, чтобы вылечиться. Собственно, в этом и состоит цель лечебницы – лечить людей. К сожалению, слишком часто, попав в больницу из-за одной болезни, люди заражаются другой. Такой жестокий парадокс складывается по одной простой причине: в одних и тех же больницах лечат как инфекционные, так и неинфекционные болезни, и разработать систему изоляции для больных не так то легко.

Лондонские эпидемиологи занимались изучением распространения инфекций в больничных помещениях. Их исследования в области эпидемиологии антибиотикорезистентных бактерий считались едва ли не лучшими в мире. Один из этих ученых был посвящен в рыцари английской королевой. Получив их приглашение, я попросил у Ребе благословение на успех и, гордясь тем, что со мной хотят работать такие известные люди, упомянул все их достижения. Ребе попросил меня прислать ему экземпляр протокола исследований, которые я собирался делать. Конечно же, я так и сделал. Мне хотелось произвести на Ребе впечатление.

Ребе просмотрел протокол и сказал: "Очень, очень хорошо. Я, конечно же, не понимаю большую часть всего тут сказанного, но ты – эксперт в этой области, и я желаю тебе больших успехов. Однако, если бы меня спросили, я бы сказал, что, как мне кажется, есть более плодотворная тема".

Я оторопел. Как же я смогу заниматься чем-то другим, получив такую возможность, которая предоставляется раз в жизни?!

А Ребе не отступал. "Почему бы не попытаться, – продолжал он, – и не изучить, каков механизм того, что бактерии становятся резистентными? Если пенициллин помогает вначале избавиться от микробов, а они затем становятся резистентными, как это получается?"

"Ой, вей из мир! (Горе мне!)" – подумал я. Я так гордился тем, чем собирался заниматься! А его предложение означало, что я должен полностью поменять карьеру! По сути он предлагал мне вернуться назад, изучить молекулярную биологию и генетику, которые не очень-то меня интересовали. Меня привлекала драма эпидемиологии, изучение процессов заражения. Позволю себе сказать, всех эпидемиологов будоражит мечта раскрыть тайну. В пресечении инфекционной цепочки есть интрига. На таких открытиях строятся киносюжеты. Из нудных будней биолога-генетика, перипетии которых понятны лишь специалистам в молекулярной биологии, боевик не состряпаешь.

Но Ребе каким-то образом понял, что именно в этом направлении следует вести исследования, чтобы найти кардинальное решение проблемы. В письме от 5-го мая 1969-го года он писал мне: "Обычно я очень неохотно выражаю свое мнение по вопросам, находящимся вне моей компетенции. Однако, ознакомившись с подробным описанием программы исследований, вложенным в ваше письмо, я все же решил поделиться одним наблюдением. В перечне направлений исследований я не нашел одной темы, которая, по моему скромному мнению, представляет особый интерес. Я имею в виду возможность того, что определенные микробы и инфекции распространяются именно в больницах. Насколько мне известно, такая точка зрения получила освещение в соответствующей литературе... Весьма вероятно, что методы инфекционного контроля, вполне действенные в других местах, могут терять свою эффективность... поскольку в больничной среде появляются штаммы бактерий, иммунные именно к этой среде.

Не знаю, было ли упущение этого аспекта в вашем проекте следствием того, что трехмесячный срок совершенно недостаточен для проведения дополнительных исследований также и в этой области, поскольку необходимо значительное время на то, чтобы надежно идентифицировать различия между "иммунизированными" и "неиммунизированными" бактериями и т. д., а также на изменение способов стерилизации и инфекционного контроля, клинические наблюдения и т. п. Или же этот аспект просто не является частью вашей нынешней работы. Но мне кажется, что этот вопрос имеет практическое значение..."

С тех пор направление, за которое он тогда выступал, стало животрепещущей темой в науке. Если посмотреть на список Нобелевских лауреатов, получивших в последние годы премии за открытия в медицине и физиологии, очевидно, что превалирующей областью является молекулярная биология, помогающая нам в понимании устойчивости к антибиотикам. Сорок лет назад Ребе знал это! Он сказал мне: "Велвл, если ты спрашиваешь меня, эта область мне кажется более плодотворной".

И совет свой он дал так непритязательно. "Ты эксперт, – сказал он. – Я в этой области не разбираюсь... Возможно, я неправ..." Но он был совершенно прав.

Хотя я не воспользовался его советом, задним числом я поражаюсь его прозорливости. Он не занимался бактериологией или микробиологией, но предвосхитил по крайней мере на сорок лет развитие современной науки. У меня мурашки по спине бегут от этой мысли. И теперь я нередко думаю, насколько был неправ, не последовав его совету.

А тогда Ребе дал мне благословение на мою работу, я отправился в Англию и узнал много нового. Мы разрешили некоторые проблемы эпидемиологии, но ответа на основной вопрос, который задал Ребе, тогда так и не нашли.

Перевод Якова Ханина