Став раввином религиозного кибуца Шаалвим, я решил открыть йешиву. Йешива Шаалвим быстро росла и вскоре превратилась в одно из самых больших образовательных учреждений в нашем районе. В мои обязанности главы йешивы входили частые поездки в США с целью сбора пожертвований. Впервые я посетил Америку в начале 1960-х годов. Мой отец, доктор Фальк Шлезингер, возглавлявший больницу Шаарей Цедек в Иерусалиме, посоветовал мне встретиться с Любавичским Ребе, которого он знал еще с предвоенных лет в Берлине. Ребе, конечно же, помнил его и принял меня очень тепло.

На протяжении многих лет я неоднократно встречался с Ребе и каждый раз наслаждался нашими беседами. Разговаривая с ним, я всегда испытывал ощущение, что, кроме нас, в мире ничего не существует. В кабинете Ребе был звонок, который начинал звенеть, когда секретарь напоминал, что время аудиенции истекло. Во время моего первого визита я начал нервничать из-за этих звонков, но Ребе успокоил меня, жестом показав не обращать внимания. Он как бы говорил: "Эти звонки – не для вас, а для меня, а я могу решать, когда заканчивать".

Когда бы я ни приходил на аудиенцию, Ребе приглашал меня присесть и всегда начинал разговор с вопроса, что мы изучаем в данный момент в йешиве. Затем он начинал излагать различные идеи на тему нашей учебы, цитируя множество мест из Талмуда, относящихся к нашему предмету изучения, и различные комментарии к ним. От встречи к встрече трактат Талмуда менялся, но любой вопрос в новом трактате Ребе объяснял с той же легкостью, как и любой вопрос в предыдущем. На меня это производило большое впечатление.

Во время моих визитов я рассказывал Ребе о последних событиях в жизни йешивы и о всей нашей деятельности. В период перед Шестидневной войной граница с Иорданией проходила в ста метрах от нашей йешивы. Нам постоянно приходилось сотрудничать с офицерами израильской армии. Многие ученики йешивы, достигшие призывного возраста, начали проходить службу в нашем районе. Когда после Шестидневной войны граница с Иорданией отодвинулась на восток, ученики йешивы начали добровольно поступать в боевые части, и наша йешива стала одной из первых религиозных сионистских йешив, в которых ученики совмещают службу в армии и изучение Торы – Йешивот Эсдер.

Рассказывая об этом, я упомянул, что многие известные раввины выступили против участия учеников йешивы в армии, полагая, что это размывает границы самого понятия йешива. Ребе улыбнулся и ответил: "Вы находитесь на границе. Оставайтесь на границе!" Его ответ, естественно, был игрой слов: наша йешива находилась в пограничном районе географически, но также и в организационном и в идеологическом плане. Я воспринял его слова как поддержку самой идеи Йешивот Эсдер, во всяком случае для такой категории населения, как наша. Вскоре Ребе неожиданно выслал нам чек, лично подписанный им самим, на сумму 54 доллара – три раза 18 (числовое значение слова хай – живой). Это был ясный знак его одобрения, который доставил нам много радости. Мы ощущали, что удостоились большой чести.

Еще одна особенность йешивы Шаалвим состояла в том, что ее ученики принимали участие в сельскохозяйственных работах кибуца. Я полагал, что неправильно существовать, полагаясь исключительно на пожертвования. Родители большинства учеников не имели возможности оплачивать их обучение, и работа, которую оплачивал кибуц, позволяла им частично покрывать расходы.

Когда я рассказал об этом Ребе, он одобрительно кивнул, но заметил: "Вы не должны становиться "комиссаром". Вы – глава йешивы, и должны заниматься преподаванием Торы и воспитанием богобоязненности. Назначьте кого-нибудь другого следить за их работой в кибуце. Сама идея хороша, но это не ваше дело заниматься всеми "что, кто, где и как". Для этого вам нужен "комиссар". Студенты должны знать, что он назначен вами, но ваше общение с учениками должно касаться только Торы. Всем остальным должны заниматься другие".

Это был хороший совет, и я последовал ему.

Больше всего мне запомнился разговор с Ребе, который касался событий, имевших место незадолго до Рош-Ашана в 1965-м году, когда арабы попытались занять местность между нашим кибуцем и Латруном в долине Аялон. Эта местность была самой плодородной в районе. После войны за Независимость и перемирия между Израилем и Иорданией она считалась ничейной землей, и иорданцы имели свои виды на нее. Они решили, что, вспахав землю, установят де факто свое право собственности на нее.

Мы боялись, что, если иорданцы захватят этот район, ООН признает их право владения землей, поэтому мы также пахали в долине. Но иорданцы хорошо знали, что мы не будем пахать в субботу. По субботам, видя, что нас нет, они удваивали свои усилия. Главный раввин израильской армии Шломо Горен посетил наш кибуц и пришел к выводу, что мы должны остановить их, чтобы граница не передвинулась в их пользу, затрудняя защиту нашей страны и подвергая множество жизней опасности. Еврейский закон позволяет евреям пограничных городов в качестве меры безопасности вооружаться в субботу, даже если возникает конфликт всего лишь по поводу соломы. Вопрос потери стратегически важного участка земли подвергает народ опасности в гораздо большей степени, чем потеря соломы. Поэтому было принято решение пахать в субботу.

В следующую субботу, 30 октября 1965-го года, арабы вышли в поле с тридцатью тракторами, предоставленными иорданским правительством, а мы вышли им навстречу – одни с тракторами, другие с вилами. Через некоторое время они стали в нас стрелять, началось сражение, затем вмешалась ООН, но мы сумели защитить нашу землю от врагов. Мы сделали то, что полагали необходимым и правильным в соответствии с интерпретацией еврейского закона нашими раввинами.

Однако, когда эта история стала известной, нашлись те, кто осудил нас. Мне было интересно, что на это скажет Ребе. Когда я рассказал ему все подробности, он заметил:

– Я уже слышал об этом. Это было необычное применение еврейского закона.

Я не понял и спросил:

– Ребе имеет в виду, что мы поступили неправильно?

– Нет, то, что вы сделали, было хорошо, – ответил он. – Но это все-таки необычное применение еврейского закона.

Он не объяснил подробнее. Но мне кажется, он хотел сказать, что, с одной стороны, он одобрял наше решение, но, с другой стороны, к нарушению субботы даже по уважительной причине нельзя относиться легко. Это никогда не просто и не однозначно. Тем не менее, его постоянная поддержка много для меня значила.

Перевод Якова Ханина