Защитив докторскую диссертацию по биологии и продолжая изучение медицины в Оксфорде, я получил назначение на должность доцента на факультете иммунологии и бактериологии в университете Беркли в Калифорнии. Это произошло в 1957-м году. Я со всей семьей переехал в пригород Сан-Франциско , где подружился с раввином Шломо Куниным, посланником Ребе в Калифорнии. Думаю, именно он обратил на меня внимание Ребе.

Первый и единственный раз я встретился с Ребе после моего путешествия в Советский Союз в 1965-м году. Ребе сам попросил меня приехать к нему на встречу.

В тот год советское руководство решило провести у себя первый симпозиум вопросам современной медицины. Двадцать пять советских ученых и двадцать пять ученых из-за границы, включая меня, получили приглашения. Казалось бы, можно было гордиться тем, что я попал в число избранных, но никакой радости от этого приглашения я не испытал. Я хорошо знал о притеснении евреев в Советском Союзе и отказался от приглашения.

Но затем ко мне пришел посол Израиля в США, Авраам Харман, и убедил меня принять участие в симпозиуме. Он обрисовал мне плачевное положение евреев в СССР, многие из которых сидели в тюрьме за мельчайшие правонарушения. Например, тех, кто пытался заготовить муку для выпечки мацы на Песах, арестовывали за "незаконное накопление пищевых запасов". Харман сообщил мне, что работники израильского посольства в Москве находились под постоянным наблюдением и не имели возможности связаться с еврейской общиной, но у меня мог появиться такой шанс. Я поеду в Россию как важная персона, в мое распоряжение предоставят машину с водителем, у меня будет свобода передвижения. Он убедил меня, и я принял приглашение.

Израильтяне надавали мне поручений: попросить об экскурсии в Бабий Яр, побывать на кладбище в Москве и поинтересоваться, почему там так мало места выделено для еврейских захоронений, хотя вокруг много пустого пространства; я должен также делать вид, что я соблюдающий еврей и требовать для себя кошерную еду, чтобы советские евреи, услышав об этом, повылезали бы из своих щелей и пошли на контакт. Короче, меня просили не шпионить, а заниматься вот такой деятельностью.

Эта тактика себя оправдала. В коридоре ко мне подошел один из советских ученых и нацарапал в моем блокноте маленькими еврейскими буквами: "Я еврей". Мы установили связь, и впоследствии я сумел помочь ему выехать из Советского Союза.

Я обнаружил множество евреев, тайно соблюдавших заповеди. От них исходило ощущение такой безысходности, что мне стало не по себе. Я побывал на молитве, в которой участвовали двадцать пять или тридцать человек. Все происходило в строжайшей тайне. Я познакомился с общиной грузинских евреев, которые встречались в заброшенном здании. Все они осмелились вылезти из подполья, чтобы дать мне знать о себе, о том, что они еще существуют и все еще соблюдают Тору и заповеди. На меня это произвело впечатление, повлиявшее на всю мою жизнь.

Когда я вернулся, Ребе пригласил меня на встречу. Я привел с собой моего старшего сына Гиллеля, которому было тогда семь лет. Аудиенция состоялась поздно ночью, и пока мы ждали приглашения в кабинет, он заснул. Я вошел к Ребе и уселся, а мой сын свернулся у меня на коленях. Увидев это, Ребе обошел свой стол, взял его на руки, и в течение всей нашей встречи Гиллель спал у него на руках.

Аудиенция должна была продолжаться двадцать минут. Так мне сообщил секретарь Ребе. И само собой, через двадцать пять минут дверь приоткрылась, и я увидел пару очень недовольных глаз, уставившихся на меня. Но Ребе поднял руку, и дверь закрылась. В результате аудиенция длилась два с половиной или три часа, не помню точно. Я прибыл около 10-и вечера, а ушел уже после часа ночи. Ребе хотел знать мельчайше подробности моего путешествия. Я все рассказал ему, и он задавал мне множество вопросов.

Закончив говорить о Советском Союзе, Ребе сказал: "А теперь я хотел бы поговорить о том, чем вы занимаетесь в науке". И он начал расспрашивать меня о теории, которая называется "иммунология травмы". Тогда она только-только появилась, а сейчас довольно широко известна. Ее идея состоит в следующем: тело обладает иммунной системой, которая распознает вирусы, бактерии и раковые клетки как чуждые и отбраковывает их. Тогда, возможно, рак начинается у людей после какой-либо травмы, из-за которой эта система перестает функционировать полностью или частично. Теория эта сложна, и я поразился, насколько глубоко понимал ее Ребе. Под конец аудиенции я находился уже под таким сильным впечатлением, что у меня вырвался вопрос:

– Я не очень-то строго соблюдаю Тору, не настолько, как другие. Три раза в день я молюсь, но не всегда с миньяном. И не настолько тщательно соблюдаю заповеди, как ваши посланники. Но мне хотелось бы знать, кого можно считать вашим хасидом?

– Очень просто, – ответил он. – Того, кто в конце дня может сказать, что он поднялся хотя бы немного по сравнению с тем, где он находился в начале дня, я с радостью называю моим хасидом.

С тех пор я всегда пытался, хотя и с переменным успехом, жить так, чтобы перед сном, оглядываясь на проведенный день, мог бы сказать: "Сегодня я поднялся еще на одну ступеньку".

Перевод Якова Ханина