Я никогда не считал себя хабадником, но, женившись, некоторое время жил в Краун-Хайтсе. Иногда я посещал фарбренгены Ребе, но внутренне всегда держался на расстоянии. Я упоминаю это, чтобы дальнейшее стало более понятным.
Прожив три года в Краун– Хайтсе, мы переехали в Силвер Спринг, где я поступил в университет штата Мэриленд. Я получил спепень доктора психологии и начал работать психологом в местной школьной сети. Кроме того, я вел уроки по изучению Талмуда. Один урок – по субботам для всех желающих, другой – по вторникам для меньшей группы, состоявшей из тех, кто хотел изучать Талмуд более глубоко.
Мне было чуть больше тридцати лет, и, наверное, я был слишком молод для кризиса среднего возраста, хотя, может быть, у меня он наступил раньше, чем у других, но именно около того времени передо мной встал ряд мучительных вопросов. Продолжать ли мне изучать Тору или посвятить себя полностью психологии? И если второе, то следует ли мне развивать свою карьеру? Что будет лучше – открыть собственную практику доктора-психолога или принять предложение работы в одной из местных организаций системы социального обслуживания в нашем районе? Кроме того, я не мог решить, что делать с образованием моих детей, учитывая ограниченные возможности, доступные в Силвер Спринге.
В дополнение ко всем этим дилеммам, у меня, как, я думаю, у любого, начали возникать вопросы относительно веры, способности положиться на Всевышнего, философские вопросы. Я погружался в состояние какой-то общей неуверенности и чувствовал себя очень подавленно. Я не знал, куда податься, делился своими проблемами с друзьями, и один из них, хабадник, посоветовал поехать к Ребе.
В феврале 1971-го года я позвонил Ребе. Трубку снял секретарь и спросил по-английски: "Хэлло, кто это?"
И тут я услышал голос на заднем плане. Я узнал его по фарбренгенам, на которых побывал когда-то. Ребе спрашивал на идиш:
– Кто звонит?
Я ответил:
– А ид фун Мэриленд. (Еврей из Мэриленда.)
Я объяснил секретарю, что у меня накопилось много вопросов, которые я хотел бы обсудить с Ребе – вопросы о жизни, о карьере, о вере... Я сказал, что нахожусь на распутье и не знаю в какую сторону идти.
Я говорил по-английски, а секретарь вслух переводил на идиш. Как я понимаю, для того, чтобы Ребе слышал, о чем речь.
А затем я услышал, как Ребе говорит на идиш:
– Скажите ему, что в Мэриленде живет еврей, с которым он может поговорить. Того еврея зовут Вайнреб.
Секретарь спросил меня:
– Вы слышали, что сказал Ребе?
Я просто не мог поверить своим ушам. Я прекрасно помнил, что не давал секретарю своего имени, но Ребе только что произнес его! Я был ошеломлен и хотел услышать это еще раз. Так что когда секретарь спросил, слышал ли я, что сказал Ребе, я ответил: "Нет".
Секретарь повторил слова Ребе:
– С`из до а ид ин Мэриленд мит вемен эр зол редн. Зайн нумен из Вайнреб. (В Мэриленде есть еврей, с которым он должен поговорить. Его зовут Вайнреб.)
Тогда я ответил:
– Но ведь это меня зовут Вайнреб!
И я услышал, как Ребе говорит:
– Ойб азой, зол эр висн зайн аз амол дарф мен редн цу зих (В таком случае, он должен знать, что иногда следует поговорить с самим собой).
По-моему, секретарь был тоже потрясен происходящим. Он замолчал, и я лишь слышал его дыхание в телефонной трубке. Наконец, он произнес:
– Ребе сказал, что иногда лучше всего поговорить с самим собой. Вас ведь зовут Вайнреб?
– Да, моя фамилия Вайнреб, но может быть, Ребе имел в виду какого-то другого Вайнреба?
– Нет, Ребе сказал "поговори с Вайнребом" и объяснил, что вы должны поговорить с самим собой.
Я горячо поблагодарил его, и разговор был закончен.
Я думаю, я понял, что хотел донести до меня Ребе. Он как бы говорил мне: "Ты ищешь ответы вовне. Но ты уже не ребенок. Ты мужчина. Тебе тридцать лет, ты отец, ты учитель Торы. Ты должен быть уверен в себе. Пора уже повзрослеть и прислушаться к самому себе. Не надо зависеть от других. Верь в себя".
И с тех пор я стал гораздо решительнее. Мне кажется, до разговора с Ребе я был слишком склонен к колебаниям. Я боялся рисковать. Когда дело доходило до принятия решений, я откладывал их в долгий ящик. Но тот разговор придал мне смелости.
Ребе вполне мог взять телефонную трубку и дать мне указания что делать, но я вовсе не обязательно послушался бы его, я вовсе не обязательно принял бы его советы так же всецело, как его предложение поговорить с самим собой. Как и у большинства людей, я полагаю, у меня в ответ на советы со стороны других возникает инстинктивное неприятие, и я думаю, что Ребе, благодаря своей проницательности, знал, насколько будет лучше, если я услышу ответ от самого себя, нежели от него. И в этом понимании проявилась его великая мудрость.
Через несколько месяцев после телефонного разговора, изменившего мою жизнь, я получил возможность выразить Ребе свою признательность. Мы приехали в Бруклин навестить родителей моей жены, и тесть предложил мне пойти к Ребе и поблагодарить его. Ребе давал благословение тем, кто в тот день присутствовал на небольшом собрании в 770. Я подошел к нему и сказал:
– Меня зовут Вайнреб, я из Мэриленда.
Он широко улыбнулся мне, и я понял, что он узнал меня.
Я видел Ребе много раз, видел много его фотографий, но именно та улыбка очень много значила для меня.
Я уехал из Силвер Спринга и со временем, перестав работать психологом на полную ставку, стал раввином синагоги. В течение многих лет я исполнял обязанности раввина в Шомрей Эмуна, чудесной общине в Балтиморе. Однажды мне предложили занять место исполнительного вице-президента в Ортодокс Юнион, и я принял это предложение, хотя мне очень трудно было решиться оставить свое место в балтиморской общине.
С 1971-го года множество раз мне приходилось сталкиваться с трудным выбором в жизни, но я не искал чужих советов, а прислушивался к своему внутреннему голосу. Я выделял время для того, чтобы изучать труды Ребе – как, например, "Ликутей Сихот", – чтобы снова ощутить связь с ним, а затем следовал совету, который он дал мне: говорил сам с собой. И я поощрял других делать то же самое.
Прежде, чем спрашивать что-либо у другого человека, поговорите сначала с самим собой, послушайте, что вы сами можете сказать по сути вашего вопроса. Иногда собственный совет – наилучший совет.
Перевод Якова Ханина
Обсудить