Я вырос в районе Венис-Бич в Лос-Анджелесе, в традиционной еврейской семье. Мои родители оба родились в религиозных семьях в России и пережили Катастрофу. В Америке они стали гораздо меньше соблюдать заповеди. Видимо, на них подействовала атмосфера Вест-кост – Западного берега, известного своим легким отношением к жизни. Сам я был беззаботным юношей, наслаждался серфингом, другими видами спорта и всем, что могла предложить жизнь на побережье Тихого океана.

Проучившись два скучнейших года в колледже, я решил летом 1968 года проехать по всей стране, ночуя в палатке, чтобы сэкономить деньги. После этого я собирался посетить Советский Союз, а потом – Израиль. Но встреча с Ребе изменила мой план, изменила меня и изменила все течение моей жизни.

А все началось с того, что мне понадобилось, извините, в туалет. Под конец моего путешествия через всю страну я прибыл в Бруклин и, оглядываясь, увидел здание, украшенное звездой Давида. Решив, что это синагога, я подумал, что, если я зайду там в туалет, это никого не оскорбит. И действительно, цепляться ко мне никто не стал, но, когда я уже выходил, ко мне обратился очень милый человек и поинтересовался, кто я такой. Я рассказал ему о себе, о путешествии, сообщил, что собираюсь теперь в Россию и Израиль. Он предложил мне остаться на послеполуденную молитву. Я согласился. По окончании молитвы он сказал: "Ты должен увидеть Ребе". Я понятия не имел, о ком он говорит, но у меня было свободное время, и я любил встречаться с новыми людьми. Я ответил: "Ладно, давай поглядим на него".

Мы пересекли улицу – Истерн Парквей – и вошли в здание, которое оказалось штаб-квартирой Хабада – 770. У всех там были бороды, как у хиппи в Лос-Анджелесе. И они все приветствовали меня очень дружелюбно. В их окружении мне было приятно, я ощущал, что они – свои. Через некоторое время мне сказали, что Ребе вот-вот начнет молитву – я так понимаю, это была вечерняя молитва, – и пригласили меня присоединиться. Я не молился большую часть моей жизни, а тут в один день помолился два раза!

Мы поднялись на второй этаж, вошли в комнату, и я увидел Ребе в окружении его хасидов. Я почувствовал, что это великий мудрец, ощутил близость к нему, связь с ним. Когда молитва закончилась, и он проходил мимо меня, я поднял руку в жесте "победа", который также означает мир. Ребе ответил теплой улыбкой. Так я повстречал его впервые.

А дальше я и оглянуться не успел, как один из этих приятных чуваков из 770 устроил меня на ночлег. Я был весьма благодарен, ведь все это время, путешествуя по стране, я спал на улице, и провести для разнообразия ночь в кровати казалось совсем неплохо. Затем он пригласил меня остаться на вечеринку, и я с радостью согласился. Я ожидал, что там будет рок-музыка, девочки, танцы, так что представьте себе мое изумление, когда меня завели в огромный зал со скамейками, где сидели и стояли, как мне показалось, тысячи людей. Это был мой первый фарбренген. Они пели задушевные напевы, Ребе говорил, а я наслаждался всем происходящим.

Затем мне предложили поизучать Тору, и так я попал в "Адар Атора", хабадскую йешиву для начинающих. Учение мне нравилось, душевное тепло и дружелюбие, царившие там, делали все это еще более приятным. Были, конечно, и трудности. Переход от свободного стиля жизни без каких-либо ограничений к строгим религиозным правилам, регулирующим каждый шаг, давался нелегко. Но во всем этом чувствовался глубокий смысл, и в результате я расстался со своими планами дальнейших путешествий.

Летели месяцы, приближался Песах. Йешива закрывалась, поскольку большинство учеников уезжали, чтобы провести праздник с семьей. А меня возвращение в Калифорнию пугало: я все это время соблюдал заповеди и не очень представлял себе, как я смогу это делать в доме моих несоблюдающих родителей.

Тем временем приближался мой день рожденья, и по этому поводу, согласно традиции любавичских йешив, я удостоился аудиенции у Ребе. Используя эту возможность, я спросил: "Правильно ли для меня ехать домой? Я там буду в порядке?"

Ребе ответил, что я должен выяснить, есть ли неподалеку от дома моих родителей хабадские раввины, которые помогли бы мне провести Песах "так, как его полагается проводить", согласно всему, что я выучил в йешиве. И если они есть, я должен вернуться домой. Чтобы выяснить все это, Ребе предложил три варианта: позвонить моим родителям, послать им телеграмму через "Вестерн Юнион" или послать им то, что называлось тогда аэрограмма – письмо особой доставкой. Сейчас, когда в любом районе там есть Хабад-хауз, это звучит странно, но в 1969 году все было иначе. И все это происходило задолго до интернета и мобильников. Звонок из Нью-Йорка в Калифорнию стоил около трех долларов за пять минут, что по нашим временам будет примерно двадцать пять долларов.

Получив благословение Ребе, я вышел. Было, наверное, около двух часов утра, но я решил немедленно последовать указаниям Ребе. Через дорогу я увидел телефон и, хотя и не был уверен, что у меня найдется достаточно мелочи, решил попытаться. Я поднял трубку, но прежде, чем успел положить монетку в щель, услышал голос:

– Алло! Алло! Алло!

– Кто это? – спросил я.

– Раввин Шломо Кунин из Лос-Анджелеса! Я пытаюсь дозвониться в 770!

У меня задрожали колени. Я не мог в это поверить. Это же был именно тот, кто мог мне помочь с моей поездкой к родителям!

– А вот ты-то мне и нужен! – воскликнул я и рассказал обо всем, что произошло у меня с Ребе. Шломо Кунин как раз недавно открыл Хабад-хауз в университете Калифорнии в Лос-Анджелесе. Он тут же предложил свои услуги и действительно все сделал. С двумя парнями он заявился к моим родителям и откашеровал их кухню.

Это было настоящее чудо! Ребе сказал мне, чтобы я попытался связаться с родителями, и я попытался, и этой попытки оказалось достаточно, чтобы все встало на свои места.

Когда подошло время Суккот, я столкнулся с такой же проблемой. Возвращаться ли мне домой? Мои родители никогда не делали сукку, но я хотел помочь им построить ее. И я снова обратился к Ребе. Он дал мне благословение на постройку кошерной сукки в Лос-Анджелесе и добавил: "И ты должен достать далед миним на праздник". "Далед миним" означает четыре вида растений: этрог (цитрон), лист финиковой пальмы и ветви мирта и ивы, которые заповедано поднимать в Суккот. "Поезжай домой, и все там будет очень мило", – сказал Ребе. Так и вышло.

Как же здорово, что мне посчастливилось повстречаться с Ребе тогда! Страшно подумать, что бы со мной было, если бы я осуществил свой первоначальный план и поехал в Советский Союз. Поэтому я безмерно благодарен за то, что встретил его, и за то, что он и его хасиды помогли мне повернуть мою жизнь в правильном направлении.

Перевод Якова Ханина