Итак, после нашей свадьбы, которая состоялась в 1946 году, прошло уже более десяти лет. У нас уже было пятеро детей и еще один на подходе. После свадьбы мы вначале работали в Провиденсе, в Род-Айленде, а затем провели восемь лет в Буффало, штат Нью-Йорк, где преподавали и вообще занимались просветительской деятельностью в местной общине, пока там не закрылась школа, и нам ничего не оставалось, как уехать.

В течение этого времени мой муж, Ицхак Гронер, пару раз съездил в Австралию и Новую Зеландию, знакомясь с местными евреями и собирая средства на иммигрантов из России. Когда он приехал в Мельбурн во второй раз, община города попросила его остаться в качестве раввина, но на нем тогда висело множество обязательств, и мы еще не готовы были на такой шаг.

Вместо этого в 1956 году мы вернулись в Нью-Йорк, где мой муж занимался сбором средств на сеть хабадских йешив под руководством рабби Шмарьяу Гурари. Ребе согласился на это его занятие неохотно. "В Австралию ехать ты не хочешь, в Буффало оставаться не хочешь, кормить свою жену ты обязан, – сказал он моему мужу. – Делай что делаешь".

Но жизнь в Нью-Йорке тоже была не сахар. Ребе часто посылал моего мужа выступать в школах в разных городах: Бостоне, Вустере и других – и писать подробные отчеты о том, что там происходит. Со временем, после пары опасных ситуаций, в которые попадали наши маленькие дети – грузовик едва не переехал Мирьям, затем Йоси, идя вместе со своим дядей, впечатался в такси, – у меня появилось ощущение, что нам не место в Нью-Йорке. В тот же 1957 год мой муж пришел на частную аудиенцию к Ребе, где они обсуждали наши будущие планы по сбору средств и просветительскую работу. Было очень поздно. И вдруг Ребе тяжело вздохнул и сказал: "Ах, реб Ицхак! Какими же мелочами мы занимаемся!"

Несколькими месяцами ранее реб Моше-Залман Фейглин, один из первопроходцев в развитии еврейской жизни в Австралии, которого мой муж хорошо знал благодаря своим визитам туда, встречался с Ребе, чтобы обсудить дела общины. Позднее мы узнали, что в тот самый момент, когда Ребе вздохнул, Моше-Залман попал в Австралии под машину. Ему было уже за восемьдесят, и через неделю он скончался.

Реб Моше-Залман был опорой австралийской хабадской общины, которой приходилось в ту пору бороться с многочисленными трудностями. С его смертью ситуация стала еще хуже. Вскоре мельбурнский бизнесмен Носон Вердыгер посетил Ребе и попросил его направить моего мужа возглавить общину.

Это был первый раз, что Ребе прямо попросил нас поехать. Я была тогда беременна, и в конце концов моему мужу пришлось ехать одному через пять недель после рождения ребенка. По прибытии он начал строить австралийскую общину, в то же время собирая средства на наш приезд и пытаясь найти место, где жить.

В 1958 году я прилетела в Калифорнию, где села на корабль и, проведя в море две недели, присоединилась к мужу. Предварительно я встретилась с Ребе. "Я хочу, чтобы ты писала мне обо всем", – сказал он мне.

Когда мы прибыли в Мельбурн, нас встречала целая толпа. Они все знали моего мужа. В те дни он работал как сумасшедший – по сто часов в неделю. А я занималась детьми. В нашем первом доме не было ни туалета, ни нормального отопления зимой, а жили мы буквально на чемоданах, потому что мебели у нас тоже не было. С финансами дело было не лучше, и мы все больше скатывались в долги.

Поначалу Ребе послал нас на срок от трех до пяти лет. После двух лет в Австралии мой муж погрузился в депрессию. Страдал он молча. Но я должна была рассказывать Ребе обо всем. Я писала ему, рассказывая в подробностях о нашей ситуации и, не упоминая конкретных людей, о трениях в общине.

В 1960 году подожгли нашу школу, а затем и синагогу. Сгорели свитки Торы, книги, документы. Это было ужасно. Вскоре после того, как похоронили остатки свитков Торы, мой муж, которого пригласили в качестве кантора на Рош-Ашана и Йом-Кипур в другую страну, отправился предварительно к Ребе. "Крысы первыми бегут с тонущего корабля", – съязвил один местный раввин. Шутка была избитая, но меня она сильно задела. И я написала Ребе обо всем. "Чей это корабль, в конце концов?" – спрашивала я. Другими словами, для кого мы тут трудимся? Что я тут делаю?

Сразу по получении моего письма Ребе послал мне ответ на трех страницах. Он писал, что его удивляют сомнения о том, "чей это корабль". "Ясно же, что это корабль моего тестя, главы нашего поколения". Ребе имел в виду Ребе Раяца, но тем самым и себя самого. "Счастливы те, кого он взял в свой экипаж и кому дал различные задания".

И Ребе объяснил, что, хотя прежние должности моего мужа по сравнению с его нынешней имели определенные преимущества, его бывшие работы отличаются от его теперешней по самой своей сути и своему характеру. Раньше он был служащим, который "всего лишь должен выполнить поставленную перед ним задачу наилучшим образом, после чего ему не о чем беспокоиться и у него больше нет ни обязательств, ни обязанностей. Более того, работа служащего не возбуждает зависть, не портит нервы... Теперь же он руководитель предприятия, и на нем лежит полная ответственность... Очевидно, тот, чьи способности ограничены, и он способен быть не более, чем служащим, это все, чего он может достичь. Но тот, кто способен принять на себя большие обязанности, но продолжает ограничивать себя работой служащего, совершает великую несправедливость по отношению к себе, не говоря о деле... В стране, где иудаизм еще в пеленках, и, чтобы преобразить еврейскую жизнь на этом далеком континенте, требуется дух настоящего первопроходца, какое испытание и какая прекрасная возможность представляется тому, кто на это способен!"

Ребе подчеркивал, что, хотя члены первой волны хабадской иммиграции в Австралию "подготовили почву", остается еще много работы для людей "американского английского" происхождения, таких как мы. В заключение он ясно давал понять, что оставляет нам свободу "решать, желаете ли вы продолжать нашу работу в Австралии после окончания трехлетнего периода или вернуться на более легкую работу здесь... Самое главное, чтобы работа была сделана успешно, по собственному желанию, без давления, чтобы вы не рассматривали ее как наказание и депортацию".

Это письмо ясно выражало, что должен делать хабадский посланник, и воодушевило нас с мужем взяться за дело с новыми силами и энтузиазмом. Ребе упомянул, что сказал все то же самое моему мужу, который вскоре вернулся в Австралию и с головой окунулся в работу. Он сумел собрать большую сумму на перестройку синагоги и расширить ее деятельность. После этого все закрутилось. Через несколько лет мы построили еще одно здание и открыли в нем школу для девочек. Сам премьер-министр Австралии выступал на ее открытии. Слава Б-гу, все больше народа подключалось и продолжает подключаться к нашей деятельности, все больше детей учатся в наших школах. Настоящий марш прогресса!

Перевод Якова Ханина