Летом 1972 года чисто потехи ради я решил поехать в Израиль. Для двадцатидвухлетнего учителя музыки в государственной школе города Ниагара-Фолс это была весьма экстравагантная выходка. Моя совершенно нерелигиозная семья даже не поверила поначалу, что я действительно отважусь на такое дело.

Но я решительно нацелился на поездку, получил от нее огромное удовольствие и даже, когда закончилось лето, не спешил возвращаться.

Однажды я проходил по центральной автобусной станции в Тель-Авиве. Вдруг ко мне обратился какой-то ученик йешивы. Он хотел, чтобы я что-то сделал, но я не очень понял, что именно.

– Хорошо, – согласился я. – Сколько это стоит?

– Ничего, – ответил он, а в следующий момент у меня в одной руке оказался некий фрукт вроде лимона, в другой – пучок веток, и я повторял вслед за ним какие-то слова, а потом он свел мои руки с лимоном и ветками вместе и начал их трясти в разных направлениях.

"Во что это я вляпался?" – подумал я в полном замешательстве. Но именно так начался мой путь к соблюдению заповедей. Тот парень с автобусной станции, вероятно, отправился домой, не подозревая, чего он добился. Так вот, тем, что он помог мне исполнить заповедь этрога и лулава, он, что называется, отправил лодку в плавание.

Вернувшись в Ниагара-Фолс, я принялся читать как заведенный все, что только мог найти про иудаизм, Израиль, еврейскую историю, начал брать уроки иврита у израильтянина. Однажды он рассказал мне про Хабад-хауз в соседнем Буффало. Я стал ездить туда на урок Торы, который вел раввин с буйной клочковатой бородой. Звали его Эшел Гринберг. Мы просто проходили текст Торы без каких-либо глубоких объяснений, но я испытывал при этом всеобъемлющее вдохновение. Что-то там было такое очень настоящее.

Еще примерно через месяц я услышал, что какие-то люди едут на пару-тройку дней в Нью-Йорк, где будет проводиться что-то этакое под названием "Встреча с Хабадом". Я присоединился к ним и в Краун-Хайтсе впервые увидел Ребе. Это произошло в 770, где он вел фарбренген в субботу. Вернувшись, я по совету Носона Гурари, раввина на кампусе буффальского университета, написал Ребе письмо, где как бы представился ему.

Уже составляя свое первое письмо, я чувствовал, что могу обратиться к Ребе без всяких экивоков, просто, честно и естественно. Я написал, что занимаюсь музыкой, что мне нравятся самые разные музыкальные произведения, включая совершенно нееврейские. Одно такое произведение называется "Страсти по Матфею" композитора Иоганна Себастьяна Баха, и оно основано на нескольких главах Нового завета.

Ребе прислал ответ Носону Гурари, который перевел его для меня. "Подобные песни, – писал Ребе, – похожи на крест. Тебе не надо играть такую музыку. Крест может быть очень красивым, но это все равно крест".

Спустя несколько лет я начал активно участвовать в делах буффальского Хабад-хауза. Однажды я узнал, что Носон Гурари хочет приобрести для своей просветительской деятельности "Мицвамобиль" – автофургон, который он собирался наполнить всякими еврейскими вещами. Хотя я к тому времени ушел с моей учительской работы и не имел заработка, я решил, что, раз Хабаду нужен автофургон, я его куплю.

Чтобы представить себе, какие тогда были цены, скажу, что месячные взносы за "Мицвамобиль" составляли $225.25 на семь лет, а моя учительская зарплата перед тем, как я уволился, была $115 в неделю. Другими словами, месячные взносы равнялись чуть ли не двухнедельной зарплате. Но у меня были кое-какие сбережения, и мне удалось получить подписи двух гарантов, так что мы оформили покупку.

Вскоре после этого на фарбренгене я пробрался к столу Ребе и символически передал ему ключи от нашего нового "Мицвамобиля". В ответ Ребе широко улыбнулся, надавал мне множество благословений, и мне казалось, что врата Небес распахнуты. С моей стороны взвалить на себя такую финансовую обузу было немалой жертвой, и мне показалось, что Ребе как бы говорит мне: "Ты будешь вознагражден за это на всю жизнь".

Всего через несколько месяцев я встретил свою будущую жену. Перед свадьбой мы сели в Буффало на поезд, приехали в Нью-Йорк и отправились на частную аудиенцию к Ребе. Когда подошла наша очередь и мы зашли в его кабинет, все, что я видел – это Ребе. Когда я прокручиваю эту аудиенцию у себя в голове, я не могу вспомнить ни книги, ни стены, ни мебель в кабинете, только его лицо.

Мы вручили ему приглашение на свадьбу, и он спросил:

– Что ты собираешься делать после свадьбы?

"После свадебной церемонии?" – подумал я, не понимая, что он имеет в виду.

– Пойду домой? – предположил я.

– Нет. Ты собираешься работать? Изучать Тору?

– О! – заявил я. – Я собираюсь заработать кучу денег, чтобы иметь возможность учиться в йешиве два года.

Ребе улыбнулся.

– Заработать кучу денег не так-то легко, – сказал он. – У тебя есть для этого какой-то трюк?

– Вообще-то да, – ответил я и объяснил, что начал записывать фортепианную музыку для гимнастов, чтобы они выступали под эту музыку. Я пытался продавать набор из трех кассет – я называл его "Серия золотой медали", – но пока еще ничего на этом не заработал.

Ребе хотел знать подробности.

– Они танцуют, а ты подбираешь музыку потом? – Это было не совсем то, что я делал, и я сказал:

– Нет.

– Ты сам придумываешь музыку, а они потом под нее танцуют?

Эти вопросы удивили меня, потому что я не использовал ни тот, ни другой способ, и снова я ответил отрицательно. Я делал нечто среднее. Гимнасты работали над каким-либо движением, а я придумывал что-нибудь соответствующее этому движению, а потом процедура повторялась для следующего движения, пока, в конце концов, мы не делали всю программу. Таким образом гимнастическая процедура и музыка создавались одновременно.

К моему удивлению, Ребе продолжал расспрашивать, какую музыку я пишу, быструю, медленную, и т. п. Я был никто из Ниагара-Фолс, а он, казалось, всерьез интересовался тем, чем я занимался.

– Я бы хотел посмотреть на записи, – сказал он.

– Я уже оставил их в секретариате, – ответил я.

– Тогда я должен заплатить. Сколько они стоят?

– Двадцать пять долларов.

Ребе вынул из ящика стола двадцатидолларовую купюру, потом десятидолларовую, вручил их мне и сказал:

– Остаток можешь дать на благотворительность.

После этого мы получили от него благословения на свадьбу.

После аудиенции, практически сразу после свадьбы, телефон начал разрываться от предложений работы. Дело пошло. После того, как я поместил рекламу в журнале гимнастики, мне стали звонить со всего мира с просьбами записать музыку на кассету и выслать им по почте. Потом они подстраивали под эту музыку серии своих упражнений.

Ко мне стали обращаться с просьбами написать музыку на заказ, посыпались предложения выступать с концертами. До сих пор у меня и в мыслях не было делать что-либо подобное, но и то и другое Ребе упомянул на той аудиенции, когда расспрашивал меня о моей работе. И так получилось, что в течение следующих лет я зарабатывал себе музыкой для гимнастов, а также всем тем, про что я сказал Ребе, что "этим я не занимаюсь".

Перевод Якова Ханина