Мне было девятнадцать лет, когда в жуткой автокатастрофе погиб мой отец. Я испытал психологическую травму, с последствиями которой безуспешно пытался справиться, и не представлял себе, как дальше строить свою жизнь. А затем я вспомнил, как был еще маленьким, когда отец сказал мне: "Ребе – великий лидер мирового еврейства. Если когда-либо тебе придется туго, напиши ему или иди к нему за советом".
И вот в декабре 1976 года я покинул Сидней в Австралии, где я родился, вырос и получил образование, и отправился в Нью-Йорк к Ребе. Готовясь к аудиенции, я написал письмо на двух страницах. В письме я подробно рассказывал обо всей ситуации и задавал несколько вопросов.
Прежде всего, меня заботило состояние матери, которой приходилось очень нелегко. Отец погиб у нее на глазах, и в результате она страдала от нервного шока, который сейчас называют "посттравматическое стрессовое расстройство". И первым делом я спрашивал, что я должен сделать, чтобы помочь матери, и есть ли такие слова утешения, которые Ребе передал бы ей через меня.
В ответ Ребе заговорил о заповеди почитания родителей. Он процитировал несколько мест, где эта заповедь упоминается в Торе, в книгах Пророков, в Писаниях и в учениях мудрецов Талмуда. Затем он сказал: "Когда ты вернешься домой, передай матери, что пришел сюда ко мне, и я тебе говорю: величайшее утешение для матери – это видеть, что ее сын идет по стопам отца и следует указаниям еврейского закона. Это принесет утешение душе отца и утешит твою мать в ее горе".
Следующие несколько вопросов относились к моему образованию и будущему заработку. Отец был владельцем аптеки, и я хотел знать, поступать ли мне в университет и становиться аптекарем – идея, которую не одобряли ни отец, ни мать, – или пойти учиться в йешиву. Или же, учитывая, что многие хвалили мой голос и пение, стать кантором.
Прежде, чем ответить, Ребе сказал: "Я бы хотел попросить тебя рассказать о смерти твоего отца. Я понимаю, что тебя это может расстроить, но я думаю, что тебе следует поговорить об этом".
Я рассказал Ребе, что это произошло на исходе субботы. Отец по окончании субботы обычно приглашал мою мать в кафе на чашку кофе. В тот вечер он остановился по дороге домой в аптеке, а когда возвращался к своей машине, водитель, ехавший со скоростью более девяноста миль в час, врезался в него, а после него – еще в восемь автомобилей и под конец – в автобус.
Все эти подробности я услышал во время слушания коронера, а затем на судебном слушании. До сих пор я ни с кем не обсуждал, как погиб мой отец, и рассказывать об этом было трудно и больно. Я очень любил отца и сильно тосковал по нему. Но по правде говоря, лишь гораздо позже я осознал, что во время моего визита к Ребе я находился в самой настоящей депрессии. Видимо, Ребе почувствовал это и для того, чтобы смягчить боль от моей травмы, хотел, чтобы я выговорился, что было совсем не просто. Травмированный человек нуждается в том, кто терпеливо его выслушает, кому он может доверять, с кем он может говорить искренне. До тех пор я не мог ни с кем поделиться своими чувствами, подавляя их и фокусируясь на нуждах моей матери.
Ребе сказал, что в данный момент на первом плане стоит доход моей семьи, который обеспечивает наша аптека, поэтому я должен начать учиться на фармацевта в университете. Я последовал его совету и, хотя и не закончил все курсы, чтобы получить диплом фармацевта, в течение десяти лет после гибели отца сумел продолжать его дело.
Ребе добавил, что, хотя он не советует мне поступать в йешиву, это не значит, что я могу пренебречь регулярным изучением Торы. "От тебя требуется знать и соблюдать все указания еврейского закона", – сказал он. Я пришел в ужас, подумав, сколько книг я должен для этого досконально изучить, но Ребе, словно прочитав, что у меня на уме, снял с полки "Кицур Шулхан Арух" – краткий свод еврейских законов в одном томе – и показал его мне. "У тебя есть эта книга?" – спросил он. Да, у меня была эта книга, и с тех пор я проштудировал ее множество раз.
Держа книгу в руке, Ребе сказал: "Идя по жизни, помни, что эта книга говорит тебе в точности, как ты должен себя вести. Хорошо изучи ее и живи соответственно". Образ Ребе с "Кицур Шулхан Арухом" в руке на всю жизнь остался у меня перед глазами и, можно сказать, вел меня по прямой дороге.
В заключение Ребе сказал: "Ты рассказал мне обо всех советах, которые ты получил от родителей, брата, наставников и друзей. Теперь ты еще получил совет от меня. Но ты ни разу не сказал, чего хочешь сам. Есть ли что-нибудь такое, что нужно лично тебе, с чем я мог бы помочь?"
Услышав такое предложение, я почувствовал наконец, что могу излить душу, и, переполненный эмоциями, заговорил: "Единственное, чего я хочу, это увидеть приход Мошиаха, потому что в мире слишком много страданий. И когда наступит великий день Возрождения из мертвых, я хочу увидеть отца, побежать к нему так быстро, как только смогу, обнять его, поцеловать и сказать ему, как я люблю его и как я по нему скучал! Это все, чего я хочу!"
И когда я это сказал, меня так пробрало, что я рухнул на пол и, судя по всему, потерял сознание. Когда я открыл глаза, вокруг меня суетился Лейбл Гронер, секретарь Ребе.
Поднявшись, я увидел, что Ребе сидит у себя за столом, опустив голову. Я не видел его лица, но мне показалось, что его трясет. Наконец он поднял голову и начал вытирать слезы. Я был потрясен до глубины души, поняв, что он рыдал. Мне было очень больно, что я оказался причиной его слез, но когда я попытался попросить прощения, Ребе сказал: "Какие извинения?! Первый раз в моей жизни я слышу, как другой еврей говорит, что единственное, что ему нужно, это чтобы пришел Мошиах!"
Когда аудиенция подошла к концу, последнее, что Ребе мне сказал, это: "Да благословит тебя Всемогущий!" И он приподнялся немного со своего кресла и повторил: "Да! Пусть Всемогущий благословит тебя!"
Перевод Якова Ханина
Начать обсуждение