Йонасон Адлер:

Я познакомился с Деворой в университете, где мы получали степень магистра. Мы встречались в течение нескольких месяцев, и я сделал ей предложение. Она ответила согласием, но ее мать была против. Я выглядел как настоящий хиппи, с волосами до плеч, и ей это очень не нравилось. Но я не сдавался, постриг волосы, и через три года, в 1969 г., мы поженились и поселились в Силвер-Спрингс, штат Мэриленд, недалеко от Вашингтона.

К тому времени мы с Деворой начали понемногу принимать на себя исполнение заповедей, и моя теща, хотя и дала согласие на наш брак, не очень-то радовалась тому, что ее дочь становится религиозной. Теща любила развлекать людей, принимать гостей, устраивать вечеринки для родственников и друзей, и наш отказ есть у нее дома – ведь ее еда не соответствовала ортодоксальным стандартам кошерности – стал серьезной проблемой.

Изначально мы пытались как-то приспособиться, но получалось не очень удачно. Она покупала кошерное мясо, но потом ошибалась с чем-либо еще, и мы все равно не могли у нее есть. Мы предложили приносить нашу посуду и готовить еду подобную той, что она делала, но эта идея ей не понравилась. Она продолжала настаивать, чтобы мы ели ее еду, мы продолжали отказываться, и наши отношения становились все хуже.

В те годы мы с женой были очень близки с равом Иче Шпрингером, который, услышав о наших раздорах с моей тещей, посоветовал встретиться с Ребе.

Мы пришли в 770 в воскресенье ночью. Казалось, прошла вечность, пока мы сидели в ожидании со списком наших вопросов. Примерно в два часа утра нас пригласили к Ребе в кабинет.

Нас уже предупредили, как следует себя вести во время аудиенции: не пожимать руку, стоять, а не сидеть, и так далее. Но когда мы вошли, моя жена почувствовала слабость, и Ребе, бросив на нее один взгляд, тут же сказал: "Присаживайтесь!"

Мы полностью сосредоточились на Ребе. Он, казалось, заполнял все помещение. Он взял список наших вопросов и прочитал его с невероятной скоростью. Как на печатной машинке прокручивают ролик, вынимая бумагу, – вот с такой скоростью читал Ребе. Затем он положил список на стол пустой стороной вверх и ответил на все вопросы. Дойдя до проблем с моей тещей, он сказал: "Вам следует совершенно прекратить у нее есть. Ни банана, ни яблока, ничего. Но посещать ее вы должны чаще, чем сейчас".

Родители жены жили в трех милях от нашей квартиры, и мы и так ходили к ним довольно часто. Летом, например, мы каждую субботу после полудня шли к ней в гости. Но Ребе хотел, чтобы мы делали это чаще и показали им, что не хотим порывать с семьей, даже если не будем у них есть. "В течение трех недель все будет хуже, – сказал он, – но затем наступит улучшение".

"Ладно, как скажете", – подумал я. И мы стали ходить к родителям жены чаще, но перестали у них есть. Вначале это их невероятно раздражало. Они кричали на нас, обвиняли в том, что мы разрушаем семью. Но спустя три недели моя теща вдруг сказала: "Просто приходите. Приносите свою еду, приносите свои пластиковые тарелки, мне плевать. Не важно, что вы едите, главное – вы тут".

И с тех пор все стало просто замечательно.

Для Ребе было очевидно то, чего мы сами не смогли осознать: пока мы ели у них хоть что-нибудь, это провоцировало нескончаемые вопросы, мол, если вы едите такое, то почему не этакое? Но когда мы полностью перестали у них есть, это позволило моей теще взглянуть на всю картину в целом и принять тот факт, что наши с ней стандарты кашрута различаются. А настаивая на более частых визитах к ним, Ребе сделал наши с ними отношения намного лучше.

Девора Адлер:

На той же аудиенции Ребе начал подробно расспрашивать нас о еврейской общине в Вашингтоне и в Силвер-Спрингс. Он собирал данные. Затем он замолчал, как показалось, на долгое время, но наконец снова заговорил.

"В Вашингтоне нету бобэс", – сказал он.

"Чего, чего? – подумала я. – Бабушек нет?"

Он имел в виду, что вашингтонская община непостоянна, она состоит, в основном, из тех, кто приезжает из разных мест работать на правительство. "У молодых людей есть бабушки, – объяснил Ребе, – но они живут в других местах. И это – проблема, потому что некому научить молодежь законам таарат-амишпаха – чистоты семейной жизни".

Ребе имел в виду законы, регулирующие отношения между еврейскими мужем и женой. Это деликатная тема. Бывает, что нелегко найти наставников, которые передавали бы эти традиции последующим поколениям.

Ребе взглянул на нас и объявил: "Вы должны обучать этим законам других!"

Я была в полном шоке. Если бы мы не сидели прямо перед ним, я решила бы, что он говорит с кем-то другим. Мы соблюдали заповеди всего полтора года, и я считала, что мне до такой задачи еще сто лет расти. Я знала законы и соблюдала их, но обучать – совсем другое дело. Ребе, к моему изумлению, доверял нашим способностям гораздо больше, чем мы сами.

Мы тогда далеко еще не были хасидами, встречались с Ребе впервые. Но каким-то образом его слова звучали убедительно, и, вернувшись домой, мы с мужем пустили слух, что собираемся обучать законам семейной чистоты. И вскоре откуда ни возьмись стали появляться многочисленные раввины и жены раввинов, направляя к нам тех, кто хотел знать о таарат-амишпаха. Мы начали давать индивидуальные уроки парам, которые собирались пожениться. Мой муж занимался с женихами, а я – с невестами. Мы приветствовали любые вопросы, даже самые неловкие.

За последующие десятилетия мы встречались со множеством людей, которых интересовали, удивляли, смущали или озадачивали эти законы. Благодаря нашим урокам наши ученики становились энтузиастами таарат-амишпаха, их браки в результате развивались, становились крепче. Мало того, что эти законы – основа еврейской религиозной жизни, они буквально спасают многие браки. Они побуждают пары лучше относиться друг к другу, лучше общаться, направлять любовь в способность слушать и слышать другого таким образом, что это делает их связь глубже.

Для тех же, кто чувствует себя заброшенным, не имеет корней – что нередко получается в Вашингтоне, как на это указал Ребе, – идея семейной чистоты предлагает настоящий сдвиг всей системы понятий. Иудаизм в целом и законы семейной чистоты в частности помогают человеку ухватиться за нечто глубокое. "Повремени, – говорят они, – строй отношения, держись святости".

Мы бы никогда не отважились ни на что подобное, пока Ребе не сказал нам: "Вы можете!"

Перевод Якова Ханина