Однажды вечером жена Ребе, ребецин Хая-Мушка, позвонила в 770, как она это нередко делала, чтобы поговорить с Ребе. Ребе часто оставался у себя в кабинете допоздна, но в этот раз поднявший трубку секретарь сообщил, что Ребе ушел некоторое время назад и в 770 его нет.

Чтобы добраться от 770 до дома Ребе, много времени не требуется. Он уже давно должен был бы прийти. Телефонные звонки следовали один за другим. Никто, включая ребецин, не знал, где он. Ребе словно испарился. Не могли обнаружить также ни его машину, ни Йеуду Кринского, секретаря Ребе, который обычно подвозил его.

Слухи об этой странной ситуации быстро распространились, и вскоре толпа обеспокоенных людей собралась перед домом Ребе. Они взволнованно обсуждали, что же делать, когда внезапно подъехал автомобиль Ребе. Он вышел как ни в чем не бывало, улыбнулся, как всегда, хасидам, поднялся по ступеням и закрыл дверь.

Где был Ребе? Что он делал в течение двух часов? Об этом знали только три человека во всем мире, и одним из них был я.

Несколько лет назад умерла жена моего дяди, Йеуды Кринского, и в первую неделю траура я нанес ему визит утешения. Я сидел рядом с дядей, когда к нему подвели какого-то человека и усадили прямо перед ним. Мой дядя представил меня ему: "Это дантист Ребе".

Я удивился. Впервые меня так назвали вслух. В течение многих лет я практиковал и преподавал стоматологию с поощрения Ребе, и именно он настоял, чтобы я принял предложение работы на факультете стоматологии Колумбийского университета. Но я никому не говорил, что мои зубоврачебные занятия имели и более прямое отношение к Ребе. Услышав же, как мой дядя назвал меня дантистом Ребе на людях, я решил, что могу поделиться и этой историей.

Где-то в начале 1980-х Йеуда Крински позвонил мне и сказал, что Ребе требуется определенная стоматологическая процедура. Это уже само по себе было необычно. Пациенты не определяют, как конкретно их следует лечить.

– Мы уверены, что это именно то, что ему нужно? – спросил я.

– Да, – ответил он. Именно такое указание дал ему Ребе.

Мой дядя хотел знать, можно ли это устроить сейчас же, у меня в приемном кабинете в Боро-Парке, без помощников и ассистентов, чтобы вообще больше никто не присутствовал. Да, это можно было организовать.

Но во внимание требовалось принять еще некоторые соображения. В 1977 году Ребе пережил инфаркт, и с тех пор ему было запрещено принимать определенные лекарства, одно из которых обычно применяется в стоматологии, поэтому меня попросили его не использовать. А я как раз в течение многих лет пытался объяснить другим врачам, что количество потенциально опасной субстанции в этом лекарстве настолько мало, что никаких проблем быть не должно. Поэтому я позвонил кардиологу Ребе, доктору Айре Вайсу в Чикаго, но в результате сам получил хороший урок. Он объяснил, что существует некая вариация в болезни сердца, при которой даже микроскопическое количество этого вещества может иметь самые пагубные последствия.

Следующим условием было указание Ребе не использовать анестезию. В течение сорока пяти лет, что я практикую стоматологию, несколько пациентов, которым требовалась такая же процедура, просили меня не использовать анестезию, и я им всем отказал, даже когда они настаивали, что хорошо могут переносить боль. "Вы, может, и можете это перенести, а я – нет", – говорил я им.

"Но Ребе сказал, чтобы анестезию не использовать", – настаивал мой дядя. Я решил, что поговорю с самим Ребе, когда он придет.

Третий вопрос касался оплаты. Ребе сказал, что я должен ее получить полностью. Это был трудный вопрос. Как я могу брать оплату у Ребе? Обычная стоимость этой процедуры в то время составляла 20 долларов, так что после долгого размышления я решил сказать, что плата составляет 10 долларов. По крайней мере, я не запрашивал с него полную стоимость.

Спустя несколько часов после закрытия нашего зубоврачебного кабинета прибыл Ребе, и все прошло очень гладко. Усадив его и осмотрев, я увидел, что ему действительно требовалась эта самая процедура. Я также понял, что эта процедура будет для него достаточно легкой, и ее действительно можно провести без анестезии. Это был единственный случай в моей жизни, но Ребе заранее знал, что так и будет.

Когда я закончил, Ребе встал с кресла, и мы направились к выходу. По пути Ребе медленно спросил меня по-английски, как я оцениваю трудность процедуры, и сколько он мне должен.

"Оказалось гораздо легче, чем я предполагал, так что цена – 10 долларов", – сказал я, как и решил до этого. Ребе продолжал расспрашивать меня о посторонних вещах – о семье, о работе, – а сам тем временем вытащил из кармана несколько банкнот. Он перебрал несколько долларовых банкнот, несколько пятерок, десяток, а затем вручил мне двадцать долларов. Я хотел отказаться и попытался использовать какую-нибудь паузу в разговоре, чтобы заявить об этом, но Ребе уже заговорил о другом. Мне пришлось взять плату. Не мог же я заставлять его ждать с протянутой рукой с этими деньгами!

– Ребе, – наконец воскликнул я. – Это неправильная сумма!

– У тебя своя оценка, – объяснил он, – а у меня – своя.

И мой дядя повез его домой.

Все событие показалось мне сюрреалистичным. Я не нервничал, но все это, казалось, происходило в какой-то другой реальности.

Что же до того, почему исчезновение Ребе было окутано такой тайной, все было просто: и Ребе, и ребецин всегда старались не тревожить друг друга, поэтому он просто не сказал ни ей, ни кому-либо еще, что идет к дантисту.

Перевод Якова Ханина