История, которую я собираюсь рассказать, произошла в начале 50-х, вскоре после того, как Ребе принял на себя руководство движением Хабад. Я учился тогда в старших классах школы и жил в Краун-Хайтсе на улице Кэррол, в двух шагах от дома на Президент-стрит, где жил Ребе.

Я часто видел его по утрам в субботу, когда он направлялся в штаб-квартиру Хабада в 770 на Истерн-Парквее. Он еще не был так знаменит, ходил без сопровождения, и с ним легко можно было поговорить. Он приветствовал меня: "Гут Шаббос!" ("Доброй субботы"), и мы шли вместе. Он расспрашивал меня о моих занятиях Торой, о моих учителях. На Истерн-парквей наши пути расходились. Он шел в 770, а я с в синагогу "Янг Израэль", где руководил молодежной группой.

Мы были просто как двое знакомых, направляющихся каждый в свою синагогу. Но один был юнцом, а другой – Ребе. Я был еще слишком молод, чтобы осознать значение этих встреч. Понимание пришло ко мне гораздо позже.

Однажды моя молодежная группа из "Янг Израэль" получила приглашение на аудиенцию к Ребе. Мы все были соблюдающими заповеди ребятами, учившимися в таких легендарных йешивах, как Талмудическая Академия Бруклина, йешива имени Хаима Берлина и йешива имени Ицхака-Эльханана, которая имела тогда отделение в Бруклине. С нашей – современно-ортодоксальной – точки зрения, Хабад представлял собой аномалию, поскольку другие хасидские секты, с которыми мы были знакомы, стремились к самоизоляции, а Хабад отличался открытостью и много работал в области еврейского просвещения среди нерелигиозных евреев. Например, в Суккот хабадники стояли у станций метро, предлагая прохожим евреям исполнить заповедь лулава. Для нас это выглядело странным, но в то же время и производило на нас впечатление. И насколько я помню, несколько наших ребят восхищались Хабадом.

Зная все это, мы – всего человек двенадцать – ждали разговора с Ребе в радостном возбуждении. Когда мы пришли на аудиенцию, которая продолжалась около получаса, нам предложили рассаживаться за столом, и Ребе тепло нас поприветствовал. Он по очереди попросил каждого из присутствующих рассказать о себе, а затем спросил, какие у нас есть вопросы к нему.

Насколько я помню, мы заговорили о государстве Израиль, тогда еще очень молодом, ведь оно было основано только в 1948 году. Поскольку это было светское государство, мнения в ортодоксальной общине разделились. Некоторые были за, некоторые – против, а некоторые оставались нейтральными. Многие хасидские ребеим отказывались признать Израиль, а мы хотели знать, что об этом думает Любавичский Ребе, и кто-то отважился задать этот вопрос.

Ребе ответил, что его точка зрения на государство Израиль такая же, как на любое еврейское предприятие. Например, если евреи организуют страховую компанию, он бы хотел, чтобы эта компания действовала законным образом и этично, в согласии с указаниями Торы. То же самое он хотел бы и от государства Израиль – чтобы это было место, где процветает Тора и уважают еврейский закон.

Он не сказал, признает ли он или не признает "государство". Он избегал политических заявлений. И я подумал, что это прекрасный ответ. Так он объяснил свою позицию в тот ранний период и с течением времени все более настойчиво ее подчеркивал.

Другое яркое воспоминание о Ребе относится к Рош-Ашана. Как обычно, евреи в этот день идут к воде, чтобы символически "выбросить" все свои грехи, произнося молитву "Ташлих". В бруклинском ботаническом саду находится красивый пруд, который как нельзя лучше подходит для "Ташлиха".

Я помню, как Ребе шел по направлению к ботаническому саду. Он шел один, но на расстоянии примерно в четверть квартала за ним следовала огромная колонна хасидов. Колонну сопровождали двое конных полицейских. Это была еще одна типично хабадская "аномалия" – публичное исполнение заповеди. Очень типичная для Ребе.

Он прибыл в Америку в 1941 году с университетским дипломом и некоторое время работал на бруклинском судостроительном заводе. Тогда еще невозможно было предугадать, как сложится его дальнейшая жизнь. Но когда он стал Ребе, он показал себя великим духовным лидером, и Хабад стал более чем широко известен.

Сегодня, где бы вы ни оказались, всегда поблизости найдется дом Хабад, настоящий приют для путешественников. Расцвет движения Хабад, которого добился Ребе, нельзя назвать иначе как историческим. Остается лишь надеяться, что в еврейском мире это ценят по достоинству.

Перевод Якова Ханина