Я родился в Белоруссии в 1925 году в хабадской семье. До этого мой отец жил в Екатеринославе, где раввином был отец Ребе, рав Леви-Ицхак, а сам Ребе провел там свое детство. Когда я говорю "Ребе", я имею в виду последнего Ребе Хабада, но во времена моей юности "Ребе" был Ребе Раяц, который в 1927 году дал указание нашей семье поселиться в Хевроне на Святой Земле, где мой отец стал работать менакером – мясником, отвечающим за удаление жил из туш кошерно зарезанных животных.

В августе 1929 года Ребе Раяц посетил Иерусалим, и, естественно, мой отец, отправившись на встречу с ним, был вне себя от радости. Под конец аудиенции отец попросил Ребе дать благословение, чтобы "мы еще увиделись", и Ребе выполнил его просьбу. Выйдя из комнаты, отец вдруг вспомнил, что оставил там какую-то вещь, вернулся и, естественно, снова увидел Ребе. Осознав это, он попросил Ребе дать такое же благословение второй раз, но Ребе отказался. Он сказал: "Вот мы видимся сейчас". Отец повторил свою просьбу, но Ребе снова отказался. Очевидно, он чувствовал, что им не суждено больше увидеться. Через два дня после того, как мой отец вернулся в Хеврон, 24 августа в субботу арабы начали погром и убили 67 евреев. Одним из них был мой отец.

Мне было тогда четыре года. Моя мать взяла меня и двух моих сестер в Иерусалим, и я учился там, пока в Тель-Авиве не открылась любавичская йешива. Оттуда я в 1947 году перевелся в любавичскую йешиву в Нью-Йорке.

Через год после моего прибытия меня вызвал рав Менахем-Мендел Шнеерсон, зять Ребе и сам будущий Ребе. Он сказал, что мне следует освоить ремесло резника. Меня это не интересовало, но он добавил: "Я знал всю твою семью в Екатеринославе, и все они были резники, так что и ты должен продолжить традицию".

Я стал резником, и тогда он посоветовал мне начать свое собственное дело: резать куриц по четвергам и разносить их по еврейским домам, чтобы у моих клиентов было время приготовить их на субботу. И хотел он это по очень странной причине: "Это даст тебе возможность постоянно слышать слова еврейского учения". Заметив мое изумление, он объяснил: "Когда ты будешь разносить куриц, дети уже вернутся домой из школы и захотят похвастаться тем, что выучили на занятиях".

И именно так все и происходило. Слыша их немудреные комментарии, я испытывал такое воодушевление, что начал заносить услышанное в записную книжку, которую стал брать с собой. А затем я обо всем докладывал Ребе.

Ребе принял на себя руководство Хабадом в 1951 году и с того самого момента наставлял меня во всем: в изучении Торы, в моей карьере, в поисках невесты. Каждые несколько дней я давал ему письменный отчет обо всех происшествиях в моей жизни, и в ответ у него всегда находилось для меня доброе слово или совет. Однажды он дал мне неоценимый совет касательно того, как искать жену, и меня охватили такие эмоции, что я воскликнул:

– Чем я заслужил такую помощь от Ребе?!

Ребе строго взглянул на меня и ответил:

– Когда дело касается учеников или детей, Ребе или отец не смотрят на заслуги. Они делают то, что нужно их подопечным. Я делаю то, что должен.

Каждый раз, встречаясь с девушкой, я сообщал ему о потенциальной невесте. Однажды я пришел к нему, и он вдруг сказал: "Есть заповедь "Аават Исраэл" – любить ближнего. Это значит, что надо любить каждого еврея и еврейку, где бы они ни находились, знаешь ты их или нет. Если ты знаешь, что кому-то что-то надо, дай ему то, что ему надо".

Услышав это, я подумал: "Что-то должно произойти. Не знаю, что, но что-то случится".

Вскоре ко мне обратился рав Ходаков, секретарь Ребе. Он предлагал мне познакомиться с девушкой: "Это племянница рава Йосефа Вайнберга. Они живут по такому-то адресу, – я знал где они живут, – в пятницу ты придешь к ним на субботнюю трапезу и там ты с ней встретишься, а там уже решишь, что делать дальше".

И вот я прихожу туда в пятницу вечером и – не могу этого объяснить – чувствую себя дома. Затем появляется эта девушка, говорит мне: "Здравствуйте", и у меня ощущение, что она моя жена, хоть, конечно, тогда у меня никакой жены не было.

Мы встречались две недели, и вот мы сидим в машине, беседуем, и она говорит мне: "Мы все-таки встречаемся с определенной целью. Не думаю, что ты просто любишь встречаться с девушками. Надо, наверное, решать уже, туда или сюда". Она говорит: "Да", я говорю: "Да", но потом добавляю: "Мы спросим Ребе".

Я пошел к Ребе, и он сказал: "Хорошее дело! Благословения, удачи!" И добавил: "Если вы хотите, чтобы я проводил свадьбу, она должна обязаться носить парик".

Ну, думаю, какая проблема может быть с париком? Пошел к ней, сказал, что Ребе будет проводить свадьбу, если она будет носить парик.

– Парик?! Никогда! Парик это для старух! Я не старуха!

– Но без парика Ребе не будет проводить свадьбу!

– Никаких париков!

Рав Вайнберг сказал мне, что попробует ее уговорить. Несколько раз он пытался и наконец сказал мне: "Дело плохо. Она говорит, что в Польше осталась совсем одна и чувствовала себя ужасно. Как "шмата" ("тряпка"). Что же теперь будет? Она не будет носить парик, Ребе не будет проводить свадьбу, ты учишься в его йешиве, для тебя его участие в свадьбе это все, значит свадьбы не будет, и она останется совершенно одинокой в доме Вайнбергов. Но она не может заставить себя носить парик. И все же она хочет поговорить с тобой последний раз".

Я пришел к Вайнбергам, и она повторила все, что сказала своему дяде, а затем продолжила:

– И вот я буду, как "шмата", потому что ты разорвешь помолвку...

– Почему это я разорву помолвку? – прервал я ее. – У нас все пойдет по плану. Мы поженимся.

– Что?!

– Все в порядке и именно потому, что я ученик Ребе. Ребе сказал про любовь к ближнему, что надо давать то, что надо человеку. Ты говоришь, что, если я разорву помолвку, ты будешь, как шмата. Я не хочу, чтобы ты была, как шмата, и поэтому мы поженимся даже несмотря на то, что Ребе не будет проводить свадьбу.

– Ты готов на такое ради меня?! Все! Я тоже еврейка! У меня тоже есть любовь к ближнему! Чтобы ты был счастлив, что Ребе проводит свадьбу, я куплю себе парик!

Когда я открыл мясную лавку на бульваре Эмпайр в Краун-Хайтсе, Ребе сказал мне: "Любой, кто приходит к тебе за мясом для субботы, должен получить его, платит он или нет". Это был приказ, и я не задавал вопросов. Я понимал, что даже если потеряю таким образом деньги, они вернутся ко мне откуда-то еще. И действительно, так все всегда и происходило. Главное было давать людям то, что им нужно.

Например, пришла ко мне одна женщина и сказала, что недавно вышла замуж, но у ее мужа нет работы.

– Что же мы будем есть? – горько заметила она.

– Не волнуйся, – заверил я ее. – Когда бы ты сюда ни пришла, ты получишь все, что тебе надо.

Была у меня и другая клиентка, многодетная мать. Она всегда покупала много мяса. А потом вдруг полностью переключилась на куриные крылышки. Я спросил, в чем дело, и она сказала, что ее муж потерял работу и у них нет денег. "Ребе сказал, что любовь к ближнему означает давать то, что ему нужно, – заявил я. – Когда у тебя будут деньги, отдашь, а пока бери мясо бесплатно."

Много лет спустя она прислала мне чек на всю сумму своего долга. Но еще задолго до этого я точно знал, что Ребе был абсолютно прав: платили мне или не платили, я в убытке не оставался. Так или иначе, прямо или косвенно, но все мои траты окупались.

Перевод Якова Ханина