Путешествие из Туниса в Монреаль длилось семь дней. Мне было пятнадцать лет. Вокруг ничего не было, кроме моря, но корабль уверенно держал курс. Так и в жизни: без цели можно забрести куда угодно и потеряться в океане. Надо иметь цель.

С такими мыслями в 1957 году я прибыл в Монреаль, не очень зная, в каком направлении двигаться. Но вскоре я нашел то, что искал. Я начал посещать уроки, которые давал молодой ученик любавичской йешивы. С другим хабадником я стал изучать книгу Тания. По совету моих новых друзей, я начал писать Ребе по-французски. Я писал о моих занятиях, о моем положении, о трудностях, которые испытывал, и просил о благословении.

Получив ответ Ребе, я был вне себя от радости. Ответ был написан по-английски. Я не мог поверить, что Ребе написал письмо лично мне. Он советовал не унывать из-за перемен в настроении, которые я испытывал в моей "внутренней борьбе с йецер ара (дурным началом)", и изучать "очень полезные указания книги "Тания", хорошо освещающие этот вопрос". Ребе уверял меня, что все хорошее, что я делаю, приведет к еще большему добру и само по себе не будет утеряно, потому что "все, что свято, – вечно". Я упомянул, что изучаю в школе науку, и Ребе добавил в письме: "Как ты знаешь, в физическом мире ничто не исчезает бесследно, так уж тем более это верно относительно духовности".

Это было время Хануки, и Ребе отметил, что, "если темноту разгоняет даже слабый свет, насколько же больше это верно для постоянно растущего света, чья сила накапливается, как это символизируют свечи Хануки, количество которых увеличивается из ночи в ночь в течение всего праздника".

Будучи иммигрантом, я должен был ждать пять лет, прежде чем мог получить канадское гражданство и выезжать за границу. Но с Б-жей помощью мне удалось съездить в Нью-Йорк и встретиться с Ребе через три или четыре года после моего прибытия. Это была необыкновенная аудиенция. У меня было ощущение, что, по выражению мудрецов, "все в нем": он и старший брат, и отец, и учитель, и у него еще множество ролей, которые он исполняет. Он был в очках, но, взяв записку, которую я приготовил заранее, приспустил их вниз и читал, глядя поверх очков.

К тому времени я изучал те же самые хасидские учения, что и мои друзья в йешиве, и они казались мне потрясающе интересными. Но Ребе полагал, что я погружаюсь в темы, которые еще слишком глубоки для меня, и дал мне указание в течение следующих двух лет не браться за длинные серии хасидских трактатов, известные как эмшехим, а изучать только отдельные короткие законченные трактаты. Я последовал его совету, но не мог дождаться, когда эти два года закончатся.

Приступив к эмшехим, больше всего я был поражен серией маамарим – хасидских трактатов, – которая называется "Самех вов". "Самех вов" обозначает 5666 (1905) год, в котором Ребе Рашаб начал произносить маамарим этой серии. В эмшехе "Самех вов" было столько света, столько красоты!

Я тогда уже изучал математику в университете МакГилл, но эмшех "Самех вов" настолько меня потряс, что я решил забросить университет. Я перестал ходить на занятия и вскоре получил уведомление о моем исключении. "Вот и все, – написал я Ребе. – я бросил университет. Теперь я могу заниматься только Торой!"

К моему изумлению, Ребе отверг эту идею. "Если бы ты спросил, поступать ли тебе в университет, с самого начала, – писал он, – ситуация была бы другой". Теперь же мне необходимо было получить диплом, чтобы время и усилия, которые я потратил на учебу, не пропали зря. Помимо "экономических" возможностей, которые давал диплом, увеличивалось "твое влияние в укреплении иудаизма в твоем окружении".

Но я не забросил йешиву и продолжал учиться там по утрам и вечерам. Позже, получив свою первую степень в университете, я вернулся к Ребе и сообщил, что хочу полностью посвятить один год учебе в йешиве.

"Хорошая идея, – сказал Ребе, – но только при условии, что ты будешь работать".

Не понимая, как я смогу совмещать полный учебный день с работой, я начал учиться в йешиве. Вскоре после этого из хабадской школы ушел учитель, который преподавал там французский и историю, и меня попросили заменить его. Если бы Ребе не предложил мне совмещать учение с работой, я бы сразу же отказался, но тут я понял, что он имел в виду именно эту ситуацию, и принял предложение. В результате у меня получилось и то, и другое.

В другой раз, уже продвинувшись в моей академической карьере, я спросил Ребе, заниматься ли мне исследованиями в моей области или начать готовиться к получению звания раввина. "И звание получи, и исследованиями занимайся", – сказал Ребе. Он считал, что я могу и то, и другое. Это же Ребе! И я смог! Стал раввином в том же году, что защитил докторскую диссертацию.

На одной из аудиенций Ребе сказал мне, что я должен начать преподавать хасидское учение сефардским евреям. Он сказал, что у сефардов особенно сильна вера в праведников, и поэтому они легче воспримут хасидские идеи.

Ранее меня много раз просили давать уроки Торы, но я каждый раз отказывался. У меня никогда не получалось адекватно передать то, что я выучил. Но Ребе сказал мне, чтобы я вышел из зоны комфорта, и я вдруг ощутил, что ко мне стали приходить правильные слова. Я начал раз в неделю давать урок хасидизма сефардам, а затем Ребе предложил, чтобы я добавил и другие, менее эзотерические темы, например, Талмуд и еврейский закон. "Может быть, ашкеназы тоже начнут приходить", – добавил он.

Я начал давать все больше уроков, так что сейчас на преподавание Торы у меня уходит больше времени, чем на работу. И это вдохновляет! Я становлюсь духовно богаче с каждым уроком, потому что наилучший способ углубить свое понимание Торы – преподавать ее другим.

В 1975 году я пришел на аудиенцию, которая оказалась одной из последних, что мы удостоились получить. Я взял с собой троих наших детей. Ребе повернулся к Менделю, который еще не достиг возраста Бар-Мицвы, спросил, как его зовут и сказал: "Вероятно, я не увижу тебя до Хануки, поэтому я дам тебе ханукальные деньги сейчас". Дело было вскоре после Песаха, поэтому "ханукальные деньги" были как гром среди ясного неба.

Ребе добавил, обращаясь к Менделю: "Ты должен изучать много Торы".

То же самое он сказал Йосе: "Подойди, вот тебе ханукальные деньги. Ты должен изучать много Торы".

Настала очередь Эстер, нашей младшей.

– Как тебя зовут? – спросил Ребе, но она промолчала.

– Эстер, – ответил Мендель за нее.

– А почему она не говорит?

Мендель объяснил, что она стесняется. Тогда Ребе задал другой вопрос:

– Ты зажигаешь субботние свечи?

– Да, – ответила она, и Ребе дал ей два коробка спичек.

Я не спрашивал у Ребе, что крылось за всем этим, но был очень благодарен, что он оказывает особое внимание моим детям, словно дедушка. В тот момент я ощутил необыкновенную близость к нему.

Перевод Якова Ханина