В начале главы “Тазрия” говорится: “А на восьмой день обрезана будет крайняя плоть его [новорожденного]”1. Из этих слов (в первую очередь, не из слова “день”, как можно было бы подумать, а из избыточной частицы “а”), согласно объяснению наших мудрецов (как в мидрашей-галаха, так и в Талмуде2 ), выводится закон Торы, гласящий, что заповедь обрезания совершается только днем, а не ночью (а значит, сделанное ночью придется переделывать). И поскольку речь идет о предписании, полученном в рамках дарования Торы, то значит, до этого закон (исполнение заповеди, полученной Авраамом и обязывающей его потомство и их рабов, в первую очередь сынов Израиля) был иным. Проще говоря, до дарования Торы сынам Израиля было дозволено делать обрезание ночью.

Правда, в другом месте в Талмуде3 говорится, что закон, предписывающий делать обрезание только днем, выводится из сказанного Аврааму: “И в возрасте восьми дней обрезан должен быть у вас всякий мужского пола в поколениях ваших, рожденный в доме и приобретенный за серебро из всех чужеземцев, кто не из потомства твоего”4 (и Тосафот в своем комментарии к Талмуду, упомянув и проанализировав несколько источников, включая вышеупомянутые, пишет, что основной письменный источник закона – в главе “Лех Леха”!). Но это – то, что касается именно обрезания своевременного, т. е. на восьмой день от рождения. Если же по каким-то причинам обрезание откладывалось или (например, при приобретении рабов) совершалось в более позднем возрасте, то его, до дарования Торы можно было делать ночью, а после – стало запрещено. Так получается (и прямо следует из слов Тосафот в другом комментарии5 ).

В свете этого становится понятным роскошный мидраш6 в котором приводятся несколько версий того, при каких обстоятельствах сделали обрезание сыны Израиля, и в частности (в конце) такую: сыны Израиля никак не хотели обрезаться, как Моше их ни уговаривал, но без этого у них не хватало заслуг, чтобы удостоиться Исхода, и тогда Всевышний повелел им принести пасхальные жертвы. В том числе принес свою пасхальную жертву и Моше. Тогда Всевышний повелел дуть всем райским ветрам и, во-первых, пасхальный барашек Моше стал источать ароматы райского сада, а во-вторых, ветра разносили этот аромат по домам сынов Израиля, и все они пришли на запах к Моше и стали умолять его позволить присоединиться к вкушению его пасхальной жертвы. Но Всевышний еще ранее обусловил это обрезанием, а теперь напомнил об этом (а по одной из версий7, Моше решил сделать сынам Израиля сюрприз и не стал рассказывать о том, что пасхальную жертву можно вкушать только обрезанным, до ночи Исхода, когда торговаться было поздно и некогда – обрежься или сам понимаешь!). Шах и мат. Сыны Израиля были так истомлены вожделением, что сделали это обрезание. И кровь обрезания смешалась с кровью пасхальных жертв. Вот такая красота.

Как любой хороший мидраш, и этот вызывает бессчетное число вопросов. Но одно (и именно то, что интересует нас сейчас) из него следует однозначно: сыны Израиля сделали себе (несвоевременное) обрезание ночью. В ночь Исхода. И так пишет Раши в своем комментарии к Пятикнижию8, объясняя прямой смысл Писания: “И Он дал им две заповеди: кровь пасхальной жертвы и кровь обрезания, ибо они сделали обрезание в ту ночь, как сказано: “В кровях твоих” — в двух видах крови...”

И тут возникает вопрос: зачем? Ок, дело было до дарования Торы и было дозволено делать отсроченное обрезание ночью. Но очевидно, что правильно делать его днем. То, что своевременное уже тогда было заповедано делать только днем, на это очень прозрачно намекает. Конечно, чем раньше, тем лучше. И если потомок Авраама, не обрезанный вовремя, решил наконец исправить этот недочет, то нет хороших причин не сделать это не дожидаясь утра. Но сыны Израиля, как ни неловко в этом признаваться, никаких хороших решений не принимали! Их поставили в безвыходное положение, соблазнив и, не побоюсь этого слова, подсадив на райские наслаждения. Поэтому все-таки вопрос: почему Всевышний не обставил все так, чтобы народ Моше обрезался засветло? Почему Моше (по вышеупомянутой версии) не позаботился об этом? Такое впечатление, честно говоря, что изначально затея была в том, чтобы поставить наших предков в ситуацию, когда они обрежутся перед Исходом именно ночью. В не самое подходящее, с точки зрения законов исполнения заповеди, для этого время. Странно… ну, странно же, согласитесь!

В комментарии к Мидраш Раба “Яфэ тоар” предлагается простой и красивый ответ: сыны Израиля обрезались – разумеется! – днем. Ну, как “днем”? Засветло, в самый канун ночи Исхода, как раз тогда, когда положено приносить пасхальные жертвы. Почему засветло? По двум причинам, объясняет “Яфе тоар”: во-первых, потому что с наступлением темноты начался праздник Песах, а в дни праздников делают только своевременные обрезания, несвоевременные – запрещено. А во-вторых, потому что – сюрприз! – ночью запрещено делать обрезание! Круг замкнулся.

Но, во-первых, в Шир Аширим Раба прямым текстом сказано, что дело было ночью, во время пасхальной трапезы. Не говоря уже о том, что до дарования Торы законы установленных Торой праздников еще не вступили в силу и никого не обязывали9. Во-вторых, мы же уже договорились: запрет обрезать был дан только в рамках дарования Торы и впервые упоминается в главе “Тазриа”!

Есть и другие толкователи Талмуда и мидрашей (например, Рабейну Нисим, Ран), полагающие что в ночь Исхода запрет совершать работы был в силе, что вынуждает искать (и с трудом, а то и с натяжкой находить) объяснения тому, как же сыны Израиля могли совершить обрезание в ту ночь. Так или иначе, это только делает все еще непонятнее: зачем Всевышнему (и Моше) было ставить сынов Израиля в ситуацию, когда им пришлось обрезаться ночью, пускаясь ради этого на какие-то ухищрения и т. д., если можно было устроить то же, но днем накануне и избежать всех связанных с этим сложностей?

И тут нам понадобится вспомнить (приводимые в том числе и законодателями) слова книги Зогар, согласно которым, в ночь Исхода было светло, как днем. Т. е. то была ночь, которая была днем. Это бы многое объяснило. Или усложнило. Потому что сразу становится непонятно, как в таком случае сыны Израиля могли исполнить заповеди, время которых – ночь: вкушение мяса пасхальной жертвы, мацы, горьких трав? Можно, конечно, попробовать сказать, что это была сложноструктурированная ночь-день: в чем-то день, в чем-то ночь, но в таком случае все усложняется совсем уже донельзя.

Поэтому следует предположить, что все просто, насколько это возможно: та ночь была ночью во всех отношениях. Кроме одного – кроме заповеди об обрезании, касательно которой эта ночь была днем. А то, что, согласно сказанному в Зогар, той ночью было светло как днем, так что не очень понятно, что именно делало ее ночью, объясняется как раз просто. В главе “Бо”10 прямым текстом сказано: “И так ешьте его [пасхальную жертву в ночь Исхода]: ваши чресла препоясаны, ваша обувь на ваших ногах и ваш посох в вашей руке; и ешьте его с поспешностью”. Т. е. время вкушения пасхальной жертвы (а также мацы и горьких трав) наступило в тот раз не с наступлением темноты (как во все последующие годы), а с наступлением непосредственного кануна Исхода (который, как известно, начался в полночь). Как объясняет там Раши: “В аши чресла препоясаны – вы готовы отправиться в путь”. На низком старте, короче.

На все вопросы находятся ответы, и только наш все разрастается и усложняется: так почему же обрезание сынов Израиля перед Исходом должно было совершиться ночью, а не днем. Но при этом, такой ночью, которая, с точки зрения законов этой заповеди – ясный день?

Внятный и понятный ответ на этот, как и на многие другие, вопрос дает учение хасидизма.И заключается он в том, что само название “Песах” указывает на “перескакивание, минование, пропуск”. Как объясняет Раши в комментарии к главе “Бо”11 : “П есах это Г -споду – жертва называется “песах” [производное от корня пасах, указывающего на] “перескок, минование, пропуск”. Короче говоря, преодоление всяческих границ и ограничений. Освобождение от них. Это связано с тем, что выйти из границ и ограничений Египта естественным образом, оставаясь в рамках и ограничениях естественного, против воли египтян (до тех пор) не было никакой возможности. Это даже не вход – рубль, выход – два. Это был натуральный “выхода нет”, пока сыны Израиля, с Б-жьей милостью и под Б-жьим водительством, не вынесли все эти рамки, вместе с самим духом старого недоброго Египта. Как сказал фараон, который был очень умен, никто никогда не вернется в предпасхальный год.

Причем, границы и ограничения, по причине которых сыны Израиля не могли выйти из Египта, носили как “физический” (естественный), так и духовный (сверхъестественный) характер (в том смысле, что не пускали их как препоны, выставленные египтянами, так и собственные грехи (главным образом тотальная нехватка заслуг), – подобно этому и их слом должен был происходить на всех уровнях и во всех формах. А поскольку источником всего Творения, как объясняется в начале мидраша Берешит Раба, является Тора, то и источник подобного преодоления всех ограничений, как элемента Творения, должен содержаться в Торе и ее заповедях. В какой-то заповеди. Иначе откуда взяться чему-либо “новому” в мире в тот момент, когда придет время реализовываться (“раскрываться”)? Только из Торы. И это то, что имеется в виду в Пиркей Авот, когда говорится: “Копайся в ней [в Торе], копайся в ней, ибо все в ней”. Все – включая не только уже сущее, но и даже только способное воссуществовать, даже если на деле этого не произойдет. Но источник самой возможности этого – в том, что это упомянуто (пусть даже самым тонким намеком) в Торе.

Так вот, в нашем случае, возможность сынов Израиля возвыситься в ночь Исхода над всеми границами и ограничениями, которые могли помешать им уйти из Египта, была связана с тем, что Всевышний создал ситуацию, в которой они узнали о том, что не могут, если хотят уйти, не обрезаться только в самую единственную ночь, когда это могло и должно было произойти. Т. е. им пришлось обрезаться ночью, в неподходящее (но на тот момент еще дозволенное) для этого время. Совсем скоро, через пятьдесят дней, будет дарована Тора и это будет запрещено, в рамках новых, бесконечно более возвышенных ограничений, которые будут наложены на сынов Израиля.

Говоря языком хасидизма, в ту ночь в Египте, самой низшей (в духовном плане) точке мира, светил настолько возвышенный свет, что были преодолены все ограничения, вплоть до сотворенного в первый день Творения разграничения между днем и ночью, между светом и тьмой. Причем, как легко заметить, это тьма стала светом, а ночь днем, а не наоборот. И сыны Израиля сделали обрезание (само по себе символизирующее устранение “ограниченности” крайней плотью, источника всяческого “сокрытия”) не просто днем, а ночью, ставшей днем. И таким образом, благодаря привлеченному Всевышним в наш мир высшему свету (что стало возможным благодаря содержащемуся в Торе дозволению (до ее дарования) обрезаться ночью), сыны Израиля обрели достаточный для Исхода объем заслуг.

Естественно, для подобного была использована именно заповедь обрезания, которая, как и все заповеди, нарушение которых карается отсечением души (и единственная из них, уже дарованная на тот момент) не знает “промежуточных положений”: или принадлежность к завету со Всевышним (обрезание – знак этого завета), возвышающая над всеми ограничениями этого мира, полнота сущностной связи с Творцом, или отсечение души, совершенная утрата связи с Б-жественностью. И это подобно Исходу в целом: те, кто присоединился к нему, удостоились вступления в Завет, отказавшиеся – навсегда пропали (в духовном плане) вместе с египтянами.

Короче говоря, преодоление границ и ограничений на уровне “превращения ночи в день” в ходе Исхода было связана с “превращением ночи в день” в служении сынов Израиля – в исполнении ими заповеди обрезания.

И таким образом становится понятна разница между обрезанием до Дарования Торы (дозволенным ночью) и после дарования Торы (дозволенным только днем). Подлинное превращение “ночи в день” (выход из всех ограничений) посредством обрезания было возможно только до тех пор, пока вступление в Завет представляло собой (на духовном уровне) переход из мира скверны в мир святости, преодоление границ и ограничений мира, к которому до обрезания принадлежали делающие его. С дарованием сынам Израиля Торы, став из заповеданного Аврааму заповеданным через Моше, эта заповедь обрела “рамки”. Она и духовный эффект, достигаемый с ее помощью, стали ограничены. В частности, рамками времени. Да, эти границы – границы святости. Плюс этого в том, что они принципиально шире прежних границ, границ “естественного” для нашего мира. Минус в этом, что эти границы принципиально непробиваемее!

Однако, как известно, в каждом поколении человек обязан (!) ощущать себя выходящим из Египта. И соответственно, его служение должно носить характер исхода из Египта. В том числе и на уровне превращения ночи в день! Может быть, не на стратегическом уровне, но на тактическом – точно. Т. е. в той или иной мере преодолевая ограниченность собственного служения. Любую заповедь можно исполнить чуть лучше, любую молитву промолиться чуть проникновеннее, пожертвовать на благотворительность дополнительную монету и т. д. и т. п. Подобно тому, как на принципиальном уровне нет разницы в какой мере и какая именно заповедь нарушается – в любом случае это нарушение, не дай Б-г, воли Творца, так и любое движение в направлении более совершенного исполнения этой воли – самоценно и является преодолением себя и рамок своего служения. И конечно, служа Всевышнему подобным образом, человек не может и не должен считаться с тем, день или ночь (в духовном, естественно, плане) сейчас на дворе. Т. е. располагает ли обстановка к служению или нет. Это не важно, служение все равно должно осуществляться.

Вот-вот должен прийти Машиах. В его времена не только все, еще не обрезанные, евреи обрежутся, так еще и сбудется наконец загадочное и заманчивое обетование об обрезании сердца: “И обрежет Г-сподь, Б-г твой, сердце твое и сердце твоего потомства, чтобы любить Господа, Б-га твоего, всем сердцем твоим и всею душою твоей, ради жизни твоей”12. Днем или ночью – кто ж знает. Но во многом благодаря этому сбудется другое, законодательно оформленное и очень ясное обетование о том, что в те времена “все евреи будут великими мудрецами, и будут знать тайные и глубокие вещи, и постигнут замыслы своего Творца в той мере, в какой только может человеческий разум это постичь, как сказано: “Потому что наполнится земля знанием о Боге, как полно водою море”13 “14.

(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, "Ликутей сихот" т. 17, стр. 133-139.)