В главе "Тазриа", в контексте разговора о законах, касающихся цараат, сказано: "А если расцветая расцветет цараат на коже, и покроет цараат всю кожу поражаемого, от его головы и до его ног, все видимое глазам коэна и осмотрит коэн, и вот покрыла цараат все тело его, то признает он поражение чистым. Все побелело – чисто это"1. Мидраш "Торат коаним", толкуя слова "с ног до головы – все видимое глазам коэна", предлагает два их объяснения, с точки зрения практического еврейского законодательства.

Согласно первому, речь о том, что, когда коэн проверяет, вся ли кожа человека поражена цараат, нет необходимости заглядывать совсем уж повсюду: достаточно, чтобы тот, кого осматривают, обнажившись, наклонился, раздвинув ноги, и, вытянувшись, поднял руки повыше. И так постановляется в Мишне2 и в Мишне Тора3.

Согласно второму, это указание на то, что осматривать на предмет поражения цараат имеет право только коэн с хорошим зрением. Слабовидящий или одноглазый исполнить эту заповедь не может. Это правило также упоминается в тех же источниках – в Мишне4 и в Мишне Тора5. Причем Мишна ссылается на процитированный нами выше стих именно в связи со вторым постановлением. Заслуживает упоминания.

И также заслуживает упоминания то, что вышеупомянутые объяснения приводятся в "Торат коаним" не как взаимодополняющие, но как взаимоисключающие. По формуле "одно объяснение – другое объяснение": "другое", не "еще одно". Возможно, в русском разница не так очевидна и безусловна, как в святом языке, меньшей она от этого не становится.

По крайней мере, так это должно быть. Но, как уже было сказано, в Мишне (и в последующих источниках) приводятся оба объяснения. Причем прямо в двух следующих одна за другой мишнах. Т. е. не противоречат друг другу объяснения? Но тогда почему такая формулировка в "Торат коаним"? Конечно, всегда есть ход "е2-е4": Мишна следует одному мнению, "Торат коаним" – другому. Но тогда сразу следующий вопрос: а что за мнение? В чем оно заключается?

Ведь есть общее правило: у одного слова или словосочетания может быть только одно толкование. Т. е. их может быть сколько угодно, по числу сохраняющихся на каждый текущий момент традиций толкования. Но в рамках каждой традиции – только одно. И именно поэтому "е2-е4" – это сказать, что речь просто идет о разных мнениях, о разных традициях. Как и следует из слов "Торат коаним".

А что с Мишной? Напрашивающееся объяснение сводится к тому, что о том, насколько тщательным должен быть осмотр того, чье тело выглядит полностью покрытым цараат, мы узнаем из стиха в целом, из его "атмосферы". А то, что коэн, проводящий осмотр, должен хорошо видеть, из того, что сказано "все видимое глазам коэна", а не просто "видимое глазам коэна". Слово "все", на первый взгляд, избыточно. Судя по всему, по мнению Мишны, оно указывает на требование к зрению коэна, осматривающего пораженного цараат: тот должен быть способным увидеть "все" являемое его глазам.

И так пишет Раши в своем комментарии: "Все видимое глазам коэна – исключает коэна, для которого свет померк". На первый взгляд, логичнее предположить, что "все" относится к "видимому" (доступности частей тела для осмотра), а не к "глазам" (зрению). Но то, что коэн должен иметь возможность осмотреть все тело, пораженное цараат, очевидным образом следует из слов "все видимое глазами коэна" в целом. Поэтому вполне допустимо (хоть и с определенной натяжкой) предположить, что все, что счел нужным объяснить Раши – это кажущееся избыточным слово "все". И его объяснение: оно добавлено, чтобы "исключить коэна, для которого свет померк".

Короче говоря, и Раши, судя по всему, полагает, что два момента никак не противоречат друг другу и вполне умещаются в прямой смысл слов стиха. Так почему же мидраш настаивает на том, что объяснения противоречат друг другу? Не только разнятся, но, прям, противоречат?

Чтобы ответить на этот вопрос, нам придется обратить внимание, на одно показательное различие между формулировками Мишны и "Торат коаним" и попытаться осмыслить их. И там и там упоминаются две категории неполно (не "все") видящих: одноглазые и с ослабленным зрением. Но в мишне первым упоминаются одноглазые, а в Торат коаним сначала вообще говорится о коэнах с ослабленным зрением, а в продолжении там одноглазые упоминаются, но как одна из категорий слабовидящих.

Очевидное объяснение этому заключается в том, что, по мнению Мишны, речь идет о двух моментах: наличии двух видящих глаз (ибо в стихе говорится о "глазах коэна", во множественном числе) и об уровне зрения ("всем видимом"). Кстати, очевидно, именно из этого исходит Тосафот Йом-Тов, когда постановляет в комментарии к Мишне, что, если одним глазом коэн видит хорошо, а вторым хуже (может даже намного хуже), но все-таки видит, то он имеет право осматривать пораженного цараат и определять его статус.

А по мнению "Торат коаним", речь идет о едином требовании – к уровню зрения: зрение должно быть полным ("все"). И, судя по всему, Раши придерживается того же мнения: в своем комментарии он не упоминает одноглазость и вообще не использует слово "глаза" (или глаз), фигурирующее в, казалось бы, цитируемом им соответствующем мидраше из Сифры.

Короче говоря, все указывает на то, что есть принципиальное расхождение между Мишной и "Торат коаним" в понимании того, что имеется в виду, когда говорится о том, что коэн, зрение которого неполно, "у которого потемнело в глазах", не имеет право осматривать пораженных цараат. Тут возможны два варианта. Первый: дело в самом коэне, в субъекте. Подобно тому, как увечный коэн не имеет права участвовать в храмовой службе, так слабовидящий не имеет право осматривать пораженных цараат. Второй: дело в том, что для того, чтобы заповеданным образом осмотреть кожу пораженного, коэну объективно необходим определенный (хороший) уровень зрения. Иначе заповедь не исполняется.

Эта разница подходов может иметь практическое значение. Как известно, осмотр предположительно пораженного цараат состоит из двух этапов: собственно осмотр (который может произвести кто угодно из евреев, лишь бы зрение было хорошим, хорошо разбирался в законах цараат и имел опыт осмотров. А коэн или не коэн – совершенно не важно)6 и вынесение приговора, или диагноза (который имеет право вынести только коэн, даже если ничего в осмотре и его критериях не понимает, а делает это по подсказке того, кто понимает).

Отсюда вопрос: должно ли быть хорошим зрение коэна, решающего, чист ли осмотренный, но не осматривающем того лично? Согласно первому мнению, да, должно. Что может показаться несколько ироничным (понимать в том, в чем решает, он не обязан, а быть способным осмотреть, при том, что не осматривает, должен быть способен), но мало ли кому что кажется: в Торе есть полно вещей, противоречащих любому нашему представлению о "логике". В законах ритуальной чистоты – особенно. Согласно же второму мнению, осматривать слабовидящий права не имеет, но выносить заключение, на основании увиденного видящим хорошо – вполне.

И судя по всему, это то, в чем расходятся Мишна и "Торат коаним". По мнению Мишны, дело, в интересующем нас случае, не в том, насколько хорошее у коэна зрение, а в том, как тщательно произведен осмотр. Что, кстати, можно сделать, даже если хорошо видеть только одним глазом. (Другое дело, что есть разница между плохо видящим и совсем не видящим глазом: вполне вероятно, что, когда один глаз не видит вовсе, то и зрячий видит хуже. А кроме того, наличие двух хоть как-то видящих глаз – отдельное требование, как упоминалось выше.)

А по мнению "Торат коаним", речь идет о требовании к осматривающему (и главное, определяющему статус осмотренного). Тот, в чьей способности видеть есть какой-то изъян, тот, у кого хоть в какой-то мере "потемнело в глазах", непригоден для исполнения этой заповеди, и его осмотр и его (один ли это и тот же или два разных) заключение силы не имеет.

И таким образом становится понятной причина, по которой "Торат коаним" два толкования слов "все видимое глазам коэна" (требование к образу осмотра и требование к состоянию зрения осматривающего) считает взаимоисключающими, а Мишна – дополняющими. По мнению "Торат коаним", толкование "все видимое глазам коэна – кроме сокрытых частей тела" касается порядка осмотра, а толкование "все видимое глазам коэна – глаза коэна должны быть способны видеть все" – касается осматривающего. Разумеется, если это так, то речь идет о двух разных историях. Мишна же полагает, что оба аспекта касаются осмотра, возможности его качественного осуществления: и доступность всех релевантных частей тела глазам осматривающего, и его способность совершить осмотр. Поэтому они представляют собой две части единого целого.

Вот-вот должен прийти Машиах. Как постановляет Рамбам в самом первом параграфе законов Машиаха7: "Этот царь построит Храм и соберет евреев, рассеянных по всему миру. В его дни вернутся в силу все законы, как прежде". Все, включая, разумеется, законы заповедей, связанных с ритуальной чистотой и нечистотой. Раз построит Храм, то даже на недолго отложить не получится. А с другой стороны, это произойдет на относительно недолгий период. Только до тех пор, пока не исполнится пророчество: "И будет в день тот, – слово Г-спода Цеваота: истреблю имена идолов из страны, и не будут они более упомянуты, а также лжепророков и дух нечистоты удалю из мира"8. И это все дословно, включая часть про удаление из мира духа нечистоты, т. е. самой возможности нечистоты. А если не будет возможности возникновения нечистоты, то и причин для возникновения необходимости в дальнейшем очищении не возникнет. Вскорости, в наши дни. Амен.

(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, "Ликутей сихот" т. 32, стр. 84-90.)