Наверное, по отношению ко мне у отца были завышенные ожидания. Впервые я попал на аудиенцию Ребе в составе всей моей семьи в возрасте шести лет в 1966 году. Отец указал на меня и заявил: “Я хочу, чтобы он стал главой йешивы!”
Всего лишь годом ранее я начал ходить в детский сад в Лос-Анджелесе. Но в Венгрии, где родился мой отец, самым большим, чего можно было ожидать от сына, это чтобы он стал главой йешивы.
Ребе взглянул на меня и сказал: “В первую очередь он должен хорошо знать Тору, а уж потом посмотрим, какой у него будет бизнес".
Эти слова Ребе задали тон всей моей жизни. Я часто думал о них, и мой отец тоже постоянно вспоминал их. Со временем, с благословения Ребе, я стал хабадским посланником, занимаясь в то же время бизнесом. Это неизбежно приводило к соблазну тратить больше времени на работу. В таких случаях отец неизменно настаивал: "Ни за что! Ты должен несколько часов изучать Тору! Ребе сказал, что в первую очередь ты должен стать знатоком Торы, а уж потом заниматься деловыми операциями". И я всегда посвящал несколько часов каждый день изучению Торы, и это стало великим благословением в моей жизни.
Пока я рос, отец старался, чтобы мое образование соответствовало его высоким стандартам. Когда мне было десять или одиннадцать лет, ему не понравилась программа занятий в моей школе. Он нанял пожилого репетитора, чтобы тот занимался со мной по утрам еврейскими предметами, а во второй половине дня я на автобусе ехал в школу на занятия светскими науками. В школе восторга по этому поводу не проявили, а учитель по еврейским предметам был даже несколько оскорблен в своих лучших чувствах, но отец хотел для сына самого лучшего. Он даже пытался уговорить директора, чтобы тот отправил своего сына учиться вместе со мной, но из этого, естественно, ничего не вышло.
Мне такое расписание совершенно не нравилось. Мой учитель был очень добр и старался, чтобы мне было приятно учиться, но мне было скучно. Я исполнял то, что мне было сказано, но никакого удовольствия от этого не получал.
Через семь недель моих одиноких занятий мы приехали в Нью-Йорк, чтобы провести Симхат-Тору вместе с Ребе. На аудиенции мой отец с гордостью рассказал о моих занятиях, о том, что я хорошо продвигаюсь по еврейским предметам, перечислил главы Мишны, которые я к тому времени изучил.
Ребе взглянул на него и строго спросил:
– А кто его друзья? С кем он вместе учится?
– Пока что у меня еще никого нет, – признался отец, – но я работаю над этим вопросом, пытаюсь уговорить нескольких знакомых.
Ответ Ребе я хорошо помню:
– Тору надо изучать в том месте, где тебе нравится, – процитировал он указание Талмуда. – Ребенку нужен друг. Если вы можете обеспечить ему друга – хорошо. А если нет, я бы отправил его назад, в йешиву.
У меня гора с плеч свалилась. И спустя несколько дней отец отправил меня назад, в йешиву. С репетитором я бы продвинулся в моих занятиях гораздо дальше, но со своей невероятной чуткостью Ребе понимал, что для маленького мальчика вредно быть одному, и он нашел нужным выразить свое мнение по этому поводу прямо и недвусмысленно.
После того, как в 1983 году я женился, отец продолжал настаивать, чтобы мое изучение Торы шло по возрастающей. Обычно большинство молодых хабадников после свадьбы проводят год или два в коллеле – заведении для продвинутого изучения Торы. Отец хотел, чтобы я провел в коллеле три года.
В первый год моей учебы в коллеле Ребе ввел обычай ежедневного изучения "Мишне Тора" – фундаментального законодательного кодекса в четырнадцати томах, который написал Рамбам. Ребе предложил два расписания изучения – три главы в день или одну главу в день. Помимо простого чтения текста Ребе хотел, чтобы для более глубокого изучения "Мишне Тора" были организованы особые уроки или лекции. И в нашем коллеле раз в неделю один из нас готовил и читал лекцию по той теме из "Мишне Тора", которую изучали на этой неделе. Так продолжалось некоторое время.
Как-то раз ко мне подошел один ученик коллеля, который должен был сделать доклад этим вечером.
– Я ничего не успел приготовить, – признался он. – Ты не можешь провести эту лекцию вместо меня?
Поначалу я отказался: ведь я и сам ничего не подготовил. Но вдруг у меня блеснула мысль, что мне есть, чем поделиться. В ту неделю мы изучали законы одеяний Первосвященника в Храме, и я вспомнил, что читал на эту тему комментарий рава Велвела Соловейчика из Бриска, одного из великих литовских раввинов XX века.
– Вообще-то я на самом деле видел нечто интересное по этому поводу, – проговорил я. – Наверное, можно будет это пересказать вместе с одной из бесед Ребе.
– Отлично! Что бы это ни было, расскажи что угодно! – воскликнул мой товарищ.
И вот не знаю, из зависти ли, что я оказался способен выступать без подготовки, или ради добродушной забавы, но когда я начал говорить, некоторые участники коллеля стали агрессивно прерывать мой доклад множеством вопросов. Не то, чтобы это меня сильно обидело, но то, как они меня прерывали, было некрасиво, и так поступать не следовало. Я же продрался через отведенные мне сорок пять минут, сказал все, что хотел сказать, и уселся на свое место.
В тот же вечер Ребе проводил в 770 фарбренген. Я не знал, что он должен состояться, но после вечерней молитвы Ребе приготовился говорить. Народу было сравнительно мало.
Ребе начал с того, что объяснил связь этого фарбренгена с текущими датами еврейского календаря, а затем заговорил о концепции мудрецов, воюющих между собой по вопросам Торы. Ребе сказал, что иногда, споря по вопросам Торы, они могут перехватить через край. Талмуд говорит, что решения еврейского закона нередко проясняют в горячих дебатах, но при этом необходимо следить за тем, чтобы спорить со смирением и любовью.
Я стоял, совершенно ошеломленный, а мои товарищи в этой небольшой толпе начали посматривать на меня. Позже двое из них подошли ко мне, чтобы попросить прощения. "А я ведь ничего Ребе не говорил", – заверил я их. Более того, насколько я знаю, никто другой ему тоже ничего не сказал. Просто потрясающе, что Ребе решил обратиться к этой теме. И он ясно дал понять, насколько осторожно надо относиться к чужим чувствам.
Слава Б-гу, с тех пор мне удавалось посвящать значительное время изучению Торы, хотя и не знаю, стал ли я по-настоящему ученым человеком, как того ожидал от меня Ребе. С другой стороны, отец часто цитировал еще одну вещь, которую ему сказал Ребе: "Вор – не тот, кто знает, как воровать, а тот, кто фактически ворует. Ученый Торы не тот, кто знает Тору, а тот, кто ее фактически изучает".
Перевод Якова Ханина
Обсудить