В начале 80-х я работал переплетчиком в Нью-Йорке, и среди моих клиентов было несколько хабадников. Они рассказывали мне о Ребе и незадолго до Песаха сообщили о том, что у него состоится особое собрание, на которое грех не пойти.

Я пошел на это собрание – фарбренген – и получил массу впечатлений. В центре зала, похожего на огромную пещеру, за столом на высоком помосте сидел Ребе. Народу было – не протолкнуться. Присутствовали и несколько важных еврейских руководителей, а также местные политические деятели, в том числе и неевреи.

Ребе говорил на идиш, и мне дали транзисторный приемник с наушником, в котором звучал синхронный английский перевод его речей. Время от времени присутствующим раздавали маленькие стаканчики с вином, и в промежутке между беседами все говорили "Лехаим!" Надо было поднять стаканчик, и Ребе кивал, приглашая выпить это вино. В какой-то момент я поймал его взгляд, он улыбнулся и я сделал "лехаим".

Однако прошло немало времени, прежде чем я встретился с Ребе лицом к лицу.

В 1983 году я женился. Мы с Ребеккой очень хотели иметь детей, но ничего не получалось. Мы начали ходить по врачам, специалистам по проблемам фертильности, пробовать различные лекарства и методы лечения. Все это ни к чему не привело, и мы пришли в уныние. "Не все так плохо, – пыталась подбодрить меня моя сестра, – вы можете кого-нибудь усыновить или удочерить".

Но однажды в 1989 году мы с Бекки сидели в гостиной и смотрели телевизор, когда вдруг ни с того ни с сего она сказала: "Джей, я хочу пойти к Ребе и попросить о благословении. Может быть, он нам поможет". Я не видел Ребе с того фарбренгена, а один на один вообще с ним не встречался, но я знал, что он принимает людей каждое воскресенье. Можно было пойти к нему, кратенько сказать, в чем заключается проблема, и получить его благословение.

В следующее воскресенье мы отправились туда и с изумлением увидели, что на Истерн-парквей, на сколько хватало глаз, выстроилась очередь. В очереди мы обнаружили посетителей из Европы, Южной Америки, Австралии. Там были представители самых разных профессий, некоторые вообще не были евреями, но все они слышали о Ребе и хотели с ним поговорить.

После долгого ожидания мы вошли в 770. Женщины направились в одну сторону, мужчины в другую, и вскоре подошла моя очередь.

– Мы с женой хотим иметь ребенка, но ничего не получается, – сказал я Ребе. Он выслушал, дал благословение и вручил мне доллар, чтобы передать его на благотворительность, отметив:

– Это для вашей жены.

Я поблагодарил его и начал отходить, но один из его телохранителей вдруг закричал:

– Эй, ты, ты, ты!

– Я? – спросил я, поворачиваясь.

– Да, ты! Ребе хочет с тобой говорить!

Мне стало не по себе, но я вернулся. Ребе посмотрел на меня взволнованно, чуть ли не возбужденно, вручил мне еще один доллар и сказал:

– Это на детей.

Я рассказал жене о том, что случилось, и мы решили, что это хороший знак. И действительно, в том же году жена забеременела и родила нашего сына Йонатана-Ашера.

Йони родился недоношенным, и в больнице решили подержать его в отделении интенсивной терапии для новорожденных. Затем обнаружилось, что он не может нормально есть, что у него проблемы с пищеводом, и молоко при глотании может попасть в трахею, вместо того, чтобы доходить до желудка. Кормить его приходилось через трубку, которую ему протянули в желудок через нос. Врачи пытались всяческими способами стимулировать работу его пищевода, и Йони провел в больнице около месяца. Наконец моей жене сказали:

– Видите ли, госпожа Гольдштейн, больше мы не можем держать его здесь.

Они объяснили, что собираются сделать ему разрез на животе и вставить в этот разрез воронку с крышечкой.

– Мы пришлем терапевта, который проверит и объяснит, как это работает, и вы будете кормить его через воронку.

Бекки закатила скандал.

– Нет! Я не заберу домой больного ребенка! Этому не бывать! – Закричала она. – Он останется тут пока не поправится!

Затем Бекки повернулась ко мне:

– Джей, я хочу, чтобы ты снова обратился к Ребе и рассказал ему, что происходит.

Отец, узнав, что в ближайшее воскресенье я собираюсь к Ребе, дал мне фотографию Йони в отделении интенсивной терапии и посоветовал показать ее Ребе. Опять я выстоял длинную очередь, а когда подошел к Ребе, сказал ему: "Не знаю, помните ли Вы меня, но я был тут некоторое время назад и просил благословение на ребенка. Вы дали благословение, и благодаря ему Бекки родила мальчика. Но не все тут гладко. Он родился недоношенным и сейчас болен".

И я показал ему фотографию Йони. Ничего не говоря, Ребе посмотрел на фотографию, потом посмотрел на меня, потом опять на фотографию, потом опять на меня. Наконец он дал благословение на выздоровление. Я сказал: "Спасибо" и вышел.

На следующее утро я поспешил в больницу, чтобы проверить, как там мои жена с сыном. Вокруг колыбели Йони, оживленно беседуя между собой, толпились врачи. "Ох, это еще что за новости?!" – нервно подумал я, решив, что наступило непредвиденное ухудшение.

– Что тут произошло? Новая проблема? – спросил я одного из докторов.

– Нет, господин Гольдштейн, никаких проблем нет. Просто ваш сын вдруг начал нормально глотать. У него все работает. Можете забирать его домой. На самом деле, – продолжал он, – мы не можем понять, почему он внезапно стал глотать как полагается. И мы тут обмениваемся мнениями, пытаясь определить, что произошло.

Я, конечно же, знал ответ. Но что мне было делать? Сказать врачам про благословение Ребе? Они бы подумали, что я спятил. А уходя из лечебницы, я вспомнил, как в первую встречу Ребе вернул меня, чтобы дать мне второй доллар. Увидел ли он тогда в нашем будущем, что нам потребуется дополнительная помощь, или же что наш сын станет кем-то особенным?

Сейчас мой сын живет во Флориде с женой и детьми. И я уверен, что он жив только благодаря благословению Ребе.

Я приходил к Ребе еще несколько раз и до сих пор продолжаю посещать место его упокоения, чтобы помолиться там, произнести несколько псалмов и попросить о помощи, какие бы проблемы у меня ни возникали.

Перевод Якова Ханина