В поход на поиски духовности мой муж и я отправились еще до того, как мы встретились. На дворе стояли шестидесятые, и путь, который мы избрали, был путем хиппи. Мы хотели знать, существует ли, помимо верований и убеждений, которые могут быть у любого человека, некая фундаментальная истина, на которой зиждется Вселенная.

Я выросла в ассимилированной еврейской американской семье в Балтиморе и мои родители, к сожалению, не могли дать мне знания, которыми не обладали сами. В жизни им так и не представилось случая получить еврейское образование, но для них было важно, чтобы его получила я, поэтому они стали членами реформистской общины, а меня записали в воскресную еврейскую школу.

Затем в течение некоторого времени я посещала разные группы вроде кришнаитских, а затем, приняв участие в программе по обмену школьников, поехала в Аргентину, где встретилась со Шломо Карлебахом. Он порекомендовал мне побольше узнать о Торе и о моем собственном наследии. Мы оставались друзьями в течение многих лет. Он был единственным раввином, которого я знала и которому доверяла, и когда позднее Довид и я решили пожениться, он приехал в Балтимор и провел обряд нашего бракосочетания.

Лето 1971 года мы провели в Вустере, штат Массачусетс, родном городе моего мужа, где познакомились с равом Гершелем Фогельманом, местным хабадским раввином, а также с другими семьями общины. Они начали уговаривать нас соблюдать различные заповеди. "Попробуйте перейти на кошерную еду, – предлагали они, – попробуйте провести хотя бы одну субботу как полагается. Может быть вам понравится. А вот миква. Что вы думаете на этот счет?"

Мы не отказывались ни от чего. "Научите, покажите, а мы уж решим, с чем мы можем справиться, к чему мы готовы", – отвечали мы им. Мы пробовали все и продолжали задавать вопросы, пока не получали удовлетворяющие нас ответы. А затем рав Фогельман отправил нас на Йом-Кипур в Краун-Хайтс.

Мы явились в 770, одетые как хиппи, мой муж – с длинными волосами. Но в тот приезд мы с головой погрузились в еврейство и под конец нашего пребывания в Краун-Хайтсе решили соблюдать заповеди по полной программе. Наша вера еще не устоялась и не окрепла, но мы были готовы учиться, сказав друг другу: "Посмотрим, что из этого всего выйдет".

Вернувшись в Вустер, мы в течение следующего года учились, задавая вопросы членам общины. Тем временем, мой муж работал, а я ходила на курсы в колледже. Чем больше мы узнавали об иудаизме, тем больше мы видели в нем истину, которую искали.

Постепенно строились наши отношения с Ребе. Каждый контакт с ним показывал нам его мудрость. "Если Ребе в это верит, я должна получше это изучить", – говорила я себе. Первый совет от него мы получили, когда община предложила моему мужу принять на себя управление местной кошерной мясной лавкой. Ему порекомендовали написать Ребе, что он и сделал.

Ответ, который он получил, был не совсем обычным. "Принимайте предложение, – написал Ребе, но добавил условие. – Только если вы можете это делать так, как надо". Мой муж долго и напряженно размышлял, что требуется для работы кошерной мясной лавки, и в конце концов пришел к выводу, что это именно то, чем он хочет заниматься. Он познакомился с хабадником, который работал машгиахом – инспектором кошерности на пищевых предприятиях. Этот хабадник водил моего мужа по кошерным лавкам и научил его всему, что следовало знать для новой работы. Спустя годы мой муж вернулся в колледж и стал инженером, но в течение нескольких лет он работал мясником и заведовал кошерной лавкой "так, как надо".

В ноябре 1972 года мы с мужем пришли на аудиенцию к Ребе с нашим пятимесячным ребенком. Прежде, чем зайти в кабинет Ребе, нам пришлось долго ждать в приемной, и когда началась аудиенция, время близилось к полуночи. Наш сын капризничал, вертелся, и нам трудно было сосредоточиться. Заметив, как он дергается, Ребе, чтобы привлечь его внимание, начал постукивать по столу, причем не просто "тук-тук-тук", а в определенном ритме. Малыш тут же уставился на Ребе, успокоился и до конца аудиенции сидел тихо.

Ребе ответил на все наши вопросы и благословил нас, в том числе и нашего сына. Он также подчеркнул, как важно следовать указаниям Торы и "жить согласно Шулхан Аруху1 ". К тому времени мы уже соблюдали заповеди, но эти слова Ребе дали дополнительный стимул нашему еврейскому самосознанию и решительности и тщательности в исполнении еврейских законов и традиций. У нас от этой встречи буквально перехватило дыхание. Мы сразу поняли, что нашли себе наставника, почувствовали соприкосновение с основой мироздания, которой, наконец, могли доверять.

Когда мы были у Ребе, он не пытался разыгрывать из себя нашего приятеля, не пытался нас ни в чем убедить, не отпускал шуточки. Он был скорее суров. В его лице, во взгляде виделась твердость, а не улыбка. Можно сказать, он проявлял к нам суровую любовь. Я ощущала, что он заглядывает глубоко мне в душу, беспокоясь за меня, желая помочь мне достичь всего, на что я способна, чтобы это была самая лучшая я, какая может быть. Конечно же, он был человеком, но он был настолько чист, настолько связан с абсолютной истиной, что, казалось, физическая природа не ограничивает его.

Прежде, чем родился наш второй ребенок, у меня начались медицинские осложнения. Приближалось ожидаемое время родов, когда, в начале 1974 года, у меня начался токсикоз. Меня мучили ужасные боли, и врач хотел стимулировать роды. Я же предпочитала, чтобы все шло естественным путем, но опасалась действовать без оглядки и написала Ребе. Кончался месяц Шват, начиналась новая неделя, и я вскоре получила ответ: "Не до пятницы". Мол, начиная с пятницы доктор может делать все, что хочет.

К счастью, я выбирала врача по-умному, и, хотя ситуация ему совершенно не нравилась, он был готов работать со мной. Он проверял меня каждый день и давал мне указания. "Если ты себя чувствуешь сейчас получше, мы увидимся завтра, – говорил он, – если то же самое, что вчера, встретимся завтра утром в больнице для стимуляции родов, а если хуже, я сажаю тебя в мою машину сию секунду, и мы едем в больницу стимулировать роды немедленно". Что же до меня, исполняя указание Ребе, я не чувствовала никакой опасности. С каждым днем токсикоз становился легче, и в конце концов я попала в родильное отделение в субботу утром, первого числа месяца Адар, приносящего удачу. Во время родов пуповина три раза обернулась вокруг шеи ребенка и его оценка по шкале Апгар была очень низкой, но я уверена, что он выжил потому, что его душе было необходимо благословение Адара.

А позднее я вдруг осознала нечто интересное. Будучи беременной, за несколько месяцев до родов я была на аудиенции у Ребе, и он сказал мне: "Когда приходит твой ребенок, увеличивается радость". Тогда мне подумалось, что Ребе забавно выразился. Говоря о младенцах мы говорим "родился", а не "пришел". Я решила, что это просто потому, что английский для Ребе не родной язык. Но в дальнейшем я обнаружила, что именно эту фразу говорят про месяц Адар: "Когда приходит Адар, увеличивается радость". Получается, Ребе за несколько месяцев знал, что душа моего ребенка должна прийти в этот мир в Адаре, и, слава Б-гу, у меня хватило ума послушаться.

Перевод Якова Ханина