Учась в старших классах школы, а затем и в семинарии, я активно участвовала в молодежной группе "Бнос Хабад" ("Дочери Хабада") – организации хабадских девочек. В шестидесятые годы в этой группе состояло не так уж много народу. Наша деятельность включала в себя организацию шаббатонов. Мы обращались в различные общины, группы и школы, и они посылали своих учениц в Краун-Хайтс, чтобы те провели у нас настоящую еврейскую субботу.

В 1964 году нам позвонили из реформистской общины в Нью-Джерси: к нам хотела приехать группа из двенадцати или тринадцати девочек. Мы организовали празднование субботы, и они с удовольствием приняли участие в нашей программе. После субботы девушка из "Бнос Хабад ", семья которой принимала у себя одну из нью-джерсийских девочек, сказала мне, что их гостья была нееврейкой. Еврейство передается по матери, но у этой девочки отец был еврей, а мать нееврейка.

В те годы смешанные браки случались гораздо реже, чем в наши дни, и когда позже раввин Нью-Джерсийской общины приехал забирать девочек, я объяснила ему, что, учитывая особенности нашей программы, он должен был предупредить нас, что среди гостей будет нееврейка. "Ее мать раздумывает над тем, чтобы принять иудаизм, – извиняющимся тоном сказал этот раввин, – и она хочет вырастить свою дочь еврейкой".

Когда мы проводили подобные мероприятия, по завершении каждого из них я всегда писала отчет для Ребе. В этот раз Ребе к своему ответу приложил вырезки из двух еврейских газет – из Атланты, штат Джорджия, и, кажется, из Сиэтла, штат Вашингтон. Это были письма, одно от молодого человека, а другое от молодой женщины. И в этих письмах содержалась одна и та же жалоба. Они выросли, думая, что они евреи, а теперь собирались пожениться с другими евреями. Но раввины, которые должны были проводить свадьбы, сделав необходимое расследование, обнаружили, что эти молодые люди неевреи, поскольку их процесс принятия иудаизма не был выполнен согласно еврейскому закону. И в результате авторам этих писем пришлось перенести немало душевных мук, и они писали, какую обиду затаили на тех раввинов, которые изначально имели дело с их родителями и не посоветовали им перейти в иудаизм согласно еврейскому закону, чтобы этот переход был приемлем во всех еврейских общинах. И Ребе советовал, чтобы эта девочка переходила в иудаизм согласно ортодоксальным правилам, прежде чем возникли бы подобные осложнения.

Меня поразили как сами статьи, так и то, насколько Ребе переживал из-за этой ситуации. Я была молода и не представляла себе, как подступиться к таким деликатным проблемам, так что передала всю эту информацию в Любавичскую молодежную организацию, которая контролировала нашу работу, и они согласились связаться с семьей этой девочки.

Спустя месяцы я написала Ребе письмо об очень личной проблеме. А получив ответ, увидела, что в конце письма Ребе добавил постскриптум: "А что происходит с девочкой в Нью-Джерси?" С чем только Ребе не приходилось иметь дело, но он не забыл об этой девочке, у которой в далеком будущем могли возникнуть проблемы с браком. И меня поразило, что Ребе держал ее в памяти. Он никого не забывал.

Вскоре мне представился случай еще раз убедиться, насколько Ребе беспокоился о других. В Любавичской молодежной организации был отдел, который назывался "Совет университетов и колледжей". Этот отдел руководил еврейской просветительской деятельностью, и мне предложили взяться за проведение ежегодного семинара для девушек, который назывался "Встреча с Хабадом" или просто "Пгиша" ("Встреча"). И в течение нескольких лет я занималась этим семинаром и тесно сотрудничала с профессором Гарольдом Ниренбергом, деканом университета Лонг-Айленда. Профессор Ниренберг очень активно помогал нам и поощрял студентов принимать участие в "Пгише".

В те годы во время зимних каникул, когда студенты университетов были свободны, мы проводили два семинара. Один семинар проводился в конце последней недели декабря для мальчиков, а другой в конце первой недели января для девочек. Тогда еще хабадских посланников было немного, но хабадские раввины из разных городов пытались разрекламировать "Пгишу" студентам местных университетов и отправить их в Краун-Хайтс на наши семинары.

В 1964-м или 65-м году наши семинары прошли очень успешно. Все девушки получили огромное удовольствие от семинара, все они подружились между собой. Когда я написала Ребе отчет, в котором отметила и расписание программы, и всех выступавших, и все другие мероприятия, я упомянула, как нам казалось, хорошую идею: создать информационный бюллетень для этой группы. Таким образом можно было бы поддерживать с ними контакт, и, если бы мы включили туда имена и адреса девушек, они смогли бы переписываться друг с другом и находиться на связи.

Обычно Ребе не отвечал на мои отчеты немедленно, но тут я получила ответ очень быстро. "Бюллетень – хорошая идея, – писал Ребе, – но включать имена и адреса девушек не следует". Он объяснял, что, поскольку девушки были нерелигиозными, некоторые из них могли постесняться обнародовать свою связь с Хабадом, и, если бы мы опубликовали список участниц программы, включая их имена, они почувствовали бы себя неудобно. А ощущение неудобства испортило бы их отношение к иудаизму в целом. Так что следовало уважать их право на анонимность. И снова меня поразило, насколько внимателен был Ребе к этим девушкам, насколько озабочен тем, как наша деятельность может повлиять на них.

Перевод Якова Ханина