Билет в один конец

В первой половине XX века в Варшаве жил хасид Моджичского Ребе, талантливый хазан, автор многих нигуним этого направления хасидизма, Азриэль Давид Фастаг. Не считая того, что его голосом и его мелодиями заслушивался сам ребе и сотни его последователей, это был обычный представитель эпохи. И подобно 6 миллионам своих собратьев, с приходом фашистов (да будет их имя стерто), реб Азриэль отправился в свое последнее путешествие – в концлагерь, в Треблинку.

Казалось бы, может ли человек попасть в более безвыходное положение? Что в состоянии сделать еврей, которого везут в лагерь смерти в темном душном вагоне, набитом множеством таких же напуганных и измученных людей? Человек, жизнь которого разрушена окончательно и бесповоротно?

Реб Азриэль находит себе такое посильное "дело". Да, он не может (и больше никогда не сможет) дать цдаку, облачится в талит, открыть трактат Талмуда, провести пасхальный седер. Но он может – в этом душном вагоне, во тьме безысходности, за шаг от смерти – ждать Машиаха и верить полной верой, что он обязательно придет, даже если "задерживается" (читай: даже если кажется, что он не придет никогда).

Вера в приход Машиаха – краеугольный камень жизни нашего народа. Великий мудрец и философ Рамбам, составляя свои, ставшие хрестоматийными, "13 символов веры", включил этот постулат предпоследним пунктом. Он гласит: "Я верю полной верой в приход Машиаха. И, даже если он задерживается, я верю и жду его".

Эти слова и повторял Азриэль Давид Фастаг на пути в вечность. И тут "профдеформация" хазана дала о себе знать: древние слова, которые удерживали сотни поколений нашего народа от падения в бездну отчаянья, в самый жуткий момент истории обрели свое музыкальное воплощение – у р. Азриэля, едущего в лагерь смерти, родился нигун о вере и жизни!

Предание гласит, что мелодия нового нигуна подобно пламени охватила всех присутствовавших, и спустя короткое время, весь вагон подхватил пение хазана. А сам он пообещал половину своей доли в будущем мире тому, кто возьмет на себя задачу передать эту мелодию его ребе, чьим преданным хасидом он оставался до последнего.

Удивительно (хотя, почему: ведь терять все равно было нечего), но нашлись два смельчака, решившиеся выполнить эту просьбу. Они нашли способ выпрыгнуть из вагона на полном ходу. Один из двоих выжил, добрался до Америки, где в то время находился чудом спасшийся из огня Холокоста ребе из Моджич, и сдержал свое слово. Нигун реб Азриэля снова звучал в устах ребе, как в старые добрые времена. А со временем, дошел и до нас с вами.

Встреча двух огней

Мелодия нигуна чрезвычайно проста. Она состоит из двух фаз. Первая – так называемая "инициатива снизу": мелодия постепенно поднимается снизу-вверх. Поднимается с усилием, как будто "в гору", сначала "беря разбег" и повторяя сама себя, затем – постепенно набирая обороты, захватывая и закрепляя за собой все более высокий диапазон. В своей наивысшей точке эта фаза переходит во вторую, которую можно охарактеризовать как "инициативу сверху": этот фрагмент нигуна, как бы, в ответ первому, спускается вниз, плавно "перетекая" с одного звука на другой, пока не достигает самой нижней точки звучания.

Образы, которые рождает мелодия, очень прозрачны и не требуют особого напряжения ассоциативного мышления слушателей. Кроме того, она идеально иллюстрирует сопровождаемый ею словесный текст из "Символа веры" Рамбама.

Первый фрагмент нигуна выражает в звуках усилия человека, которые тот прикладывает для того, чтобы сохранить и не потерять веру, какими бы ни были сопутствующие жизненные обстоятельства. Это зов души, обращенный к Всевышнему и настойчиво требующий ответа.

И ответ этот приходит незамедлительно в виде второго, нисходящего фрагмента нигуна. Как будто, голос Всевышнего открыто движется в объятия зовущей Его души. Диалог этот настолько явно слышится в мелодии, что можно даже почти увидеть и осязать образ из Писания: коэн (а еврейский народ весь назван "народом священников") зажигает менору, и навстречу этому земному огню с Небес спускается огонь Б-жественный.

И уж точно, нигун "Ани маамин" идеально воплощает и иллюстрирует душевную потребность и мечту автора и его попутчиков по поезду смерти (да и по двухтысячелетней истории нашего изгнания) о прямой "беспроводной" связи с Верхом, когда на искренний зов души сразу и непосредственно слышен утешающий отклик Оттуда.

Нигун хасида, или нигун ребе?

Любавичский Ребе, с большим интересом и любовью принявший нигун "Ани маамин" в круг хабадских мелодий, сказал однажды по его поводу: хотя, нигун этот создан не ребе, но факт, что его пели люди, отдавшие жизнь за Всевышнего, делает его подобным мелодии, написанной самим ребе. О чем это говорит, и какое значение имеет авторство нигуна?

Дело в том, что в свете хасидского мировоззрения, существует градация мелодий по их способности воплощать и выражать внутреннее содержание. Таких уровней есть три.

1) Простой нигун. Это любая мелодия из серии "искусство для искусства", когда автор просто слагает приятный уху напев, возможно, совершенный с точки зрения композиторского мастерства и техники, но не содержащий сколько-нибудь осмысленной информации).

2) Наполненный нигун. Это, как понятно из термина, мелодия, наполненная смыслом. Как правило, создатель ее – хасид, много времени проводящий в учении и молитве, осознанно относящийся к жизни как череде уроков от Всевышнего, помогающих исправлению души. Мелодии, рождающиеся у такого человека (обычно, во время молитвы), это часть подобных уроков, выраженная языком музыки.

3) Направленный (намеренный) нигун. Это нигун, созданный цадиком, ребе, имеющим особое намерение воплотить в звуках и сделать доступной некую информацию Свыше, которую сложно передать с помощью более плотного, материального и ограниченного вербального текста.

Здесь нужно отметить, что музыка – это язык, инструмент передачи смыслов. Чем выше уровень нигуна в "ранге" хасидских представлений о нем, тем совершеннее выражено в нем владение автора данным инструментом. Чем ближе мелодия к уровню "намеренный", тем меньше в ней "общих мест". Буквально, каждый звук ее функционален и, при умении слушателя слышать, информативен.

Автор нигуна "Ани маамин" – хоть и профессионал в музыке, однако не ребе. В теории, потолок, которого могли бы достичь его творения – уровень "наполненный", когда полнота самовыражения души достигает максимума. Однако, условия, в которых родилась эта мелодия, страдания, которые выпали душе автора на пороге смерти – выкристаллизовали и выплавили из этого нигуна настолько полное и законченное выражение объективного внеличного смысла, что Любавичский Ребе причислил его к наивысшему разряду нигуним, создать который по силам только праведнику.