Во Франции, в городе Лионе, два брата – раввины Шмуэль и Шолом Гуревичи, посланники Любавичского Ребе, – устроили благотворительный банкет в пользу местных еврейских организаций. Чтобы сделать подобные мероприятия более успешными, в их программу всегда стараются внести какую-нибудь изюминку, что-либо необычное и остроумное. На своем банкете Гуревичи решили показать подборку видеозаписей того, как участники банкета в то или иное время приходили к Ребе, чтобы получить доллар и благословение.

Идея оказалась успешной. Аудитория с волнением следила за показом видеозаписей, меценаты узнавали себя, своих друзей, знакомых, соседей. Один из самых щедрых меценатов, Ален Сабан, увидев на экране, как он сам подходит к Ребе и получает благословение, чтобы "построить школу", попросил раввинов прервать показ и изъявил желание подняться на сцену.

Вот что он рассказал:

"Мы – я, жена и дочь – счастливая семья. У нас ни в чем не было недостатка. Но однажды моя жена тяжело заболела. В отчаянии я отправился к Ребе и во время раздачи долларов попросил его дать моей жене благословение. Ребе дал мне доллар, а затем добавил еще один и сказал: "На школу, которую ты построишь".

Откуда он знал об этом? Шел 5748-й (1988-й) год, который Ребе провозгласил "годом строительства" ("шнат абиньян"). В духе этого провозглашения я решил построить что-нибудь большое, и в пятницу перед моим приездом Шолом Гуревич доложил Лейблу Гронеру, секретарю Ребе, что я строю отель в Ницце, где также собираюсь отвести место для школы гостиничного руководства. Позже секретарь сообщил нам, что Ребе очень обрадовался этим новостям. И вот Ребе дал мне благословение на этот отель. Когда я уже собрался уходить, Ребе добавил: "Когда откроешь отель, убедись, что у каждой двери есть мезуза".

Получив такое благословение, я сразу по возвращении с удвоенной энергией принялся за свой проект. Это заняло немало времени, и отель открылся лишь годы спустя после нашей встречи с Ребе. На открытие я пригласил весь высший свет Ниццы. Столы ломились от деликатесов, все толпились вокруг в ожидании официального открытия, а я терпеливо ждал двух особых гостей, прежде чем начать церемонию.

Наконец вошли еще два человека – бородатые хасиды в длинных сюртуках и в черных шляпах – тот еще видок. Остальные гости, разряженные по последней западной моде в роскошные наряды, воззрились на них в полном изумлении, как будто те сошли с экранов каких-то голливудских фильмов. Еще больше их изумление возросло, когда я подошел к новым гостям и поприветствовал их рукопожатием, да еще и обнял их, после чего повернулся и объявил: "Гости прибыли! Можно начинать!"

Затем я объяснил: "Я не открыл бы эти отель и школу без благословения Любавичского Ребе. И он дал мне указание прикрепить к косяку каждой двери мезузу. Эти два гостя – шлухим, посланники Ребе здесь, во Франции. Я попросил их прийти на это открытие специально для того, чтобы они повесили мезузы, начиная с главного входа".

И отель открылся с мезузами у каждой двери.

Прошли годы. К сожалению, дела в отеле шли не очень-то хорошо. В конце концов долгов набралось столько, что я вынужден был объявить банкротство. Потери исчислялись миллионами. Большая часть их приходилась на мою долю, но немалую сумму из них составляли займы у различных банков и у частных лиц. Больше всего меня мучила мысль, что после банкротства эти кредиторы уже не смогут вернуть свои вложения. До сих пор я всегда считал себя порядочным человеком, не жуликом.

Правительственная инспекция решила, что мое банкротство объясняется мошенничеством. Был назначен особый аудитор, чтобы проверить, провалился ли мой бизнес из-за ошибки, из-за неудачного стечения обстоятельств или из-за намеренной растраты.

Ревизия была очень неприятной. Я знал, что не крал ни одного франка, но нервы мои были на взводе: кто знает, что придет в голову этому маленькому аудитору? Что может убедить его в моей честности?

К сожалению, мои страхи оправдались. Меня начали вызывать на собеседования в контору аудитора. Вопросы, которые мне задавали, чем дальше, тем яснее показывали, в каком направлении развивается расследование. В конце концов аудитор составил отчет, в котором делал вывод, что я присвоил деньги.

Положение становилось, мягко говоря, неприятным. Я должен был доказывать, что не крал никаких денег. Семья поддерживала меня, как могла. Все молились за мое здоровье и за успешное разрешение этой ситуации. Но дела шли все хуже. Мой дом был конфискован и продан. Мои родители тут же выкупили его, чтобы хоть как-то удержать меня от погружения в бездонную депрессию, о которой предупреждали врачи.

Пришел день, когда аудитор должен был вынести окончательное решение. Я сидел у себя в кабинете и ожидал наихудшего.

Вошел маленький человек. Я заметил, что на входе он остановился и уставился на мезузу на косяке. Затем он окинул взглядом кабинет, стены которого были увешаны моими фотографиями в обществе высокопоставленных чиновников, включая самого президента Франции. Повсюду висели документы, подтверждающие мою квалификацию, официальные благодарственные письма, дипломы, подтверждающие мои знания в гостиничном деле. А в центре на самом почетном месте висела огромная фотография, на которой я получаю доллар у Ребе. Некоторое время аудитор смотрел на эту фотографию, не отводя глаз. Наконец, он уселся напротив меня и вытащил пачку бумаг. Я сидел и дрожал, будучи уверенным, что сейчас мне официально объявят о разбазаривании вложений и финансовых нарушениях.

К моему изумлению, аудитор начал защищать меня!

"Я обратил внимание, – сказал он, – что имели место несколько странных ошибок, которые сделал неопытный управляющий отеля, и это привело к дальнейшей серии проблем".

И он начал зачитывать свои бумаги монотонным голосом, так что я чуть не заснул. Но под конец он сказал:

– Так что еще есть возможность спасти ваше предприятие.

Я аж подскочил.

– Вы это серьезно?

Он кивнул.

– Я попрошу выделить вам фонды от правительства, чтобы перезапустить ваше дело.

Я был вне себя от изумления. Вздыхая с облегчением, я тут же сообщил радостные новости семье и друзьям и только и мог, что благодарить Всевышнего за это чудо.

Пока аудитор убирал свои бумаги, я спросил его:

– Скажите мне, пожалуйста. Все мое окружение ожидало, что отчет будет самый нелицеприятный, какой только можно себе представить. Что вас подвигло изменить свое мнение?

Он поднял голову от своего портфеля и сказал:

– Сегодня утром, прежде, чем зайти к вам и объявить о своем решении, я прошелся по этажам гостиницы и заметил кое-что интересное. На каждой двери висела мезуза.

И он начал свою собственную историю:

– Я тоже еврей. Я родился в Австрии. Мы жили там с женой и в 1938-м году еле сумели унести ноги от надвигавшейся трагедии. нам удалось пережить войну, и мы осели во Франции. Мы решили изменить свою жизнь, чтобы никто не знал, кто мы и откуда. Мы пытались полностью скрыть наше еврейское происхождение.

Увидев мезузы, я тотчас узнал их, хотя, не соблюдая заповеди с детства, я полагал, что ко мне они не имеют никакого отношения. Я подумал, что вы повесили одну на главном входе, может быть еще одну в большом зале. Но вскоре я понял, что мезузы висят на каждом косяке, в сотнях номеров. И я отдавал себе отчет, что отель – не ваш личный дом. Я решил, что такой щепетильный человек не может быть вором и лжецом. Я пришел в ваш кабинет и опять заметил мезузы на каждом косяке. И еще я увидел фотографию этого раввина. Сразу видно, что он святой человек. В общем, я знаю одно – я должен вернуться к моим еврейским корням."

Со слезами на глазах Ален Сабан закончил свою речь: "С того момента путь его к вере был короток. А я удостоился двух чудес. Во-первых, Ребе видел будущее и поэтому дал мне совет повесить мезузы на косяки всех дверей моего отеля. Во-вторых, Ребе спас еврейскую семью от ассимиляции и вернул ее к иудаизму. И еще одно чудо случилось с тех пор. Я построил сеть гостиниц по всей Европе. Естественно, благодаря Ребе".

Перевод Якова Ханина