Получив в детстве религиозное образование, я, тем не менее, поступил в университет, где сосредоточил свое внимание на светских предметах. Иудаизм серьезно заинтересовал меня лишь после того, как я женился. Со временем мы с женой переехали в Стэмфорд Хилл, хасидский район Лондона, хотя сами мы тогда еще хасидами не были. Мы оба вращались в научных кругах. Жена давала лекции по психологии, а я работал над докторской диссертацией по еврейской истории и литературе.

В 1968-м году в Университетском колледже Лондона я познакомился с раввином Шмуэлем Лью, посланником Любавичского Ребе. В то время Лью как раз начинал свою просветительскую работу среди еврейских студентов в колледже. Он нашел мне партнера для совместных занятий Талмудом и открыл для меня хасидское учение.

Впервые я встретился с Ребе в 1973-м году, когда приехал на месяц в Нью-Йорк. Я написал длинное письмо, в котором просил совета о моем будущем: продолжать ли мне занятия в Университетском колледже и закончить диссертацию, перевестись ли в Еврейский колледж (впоследствии он был переименован в Лондонскую школу еврейских исследований) и стать раввином или же стать бизнесменом?

Прочитав мое письмо, Ребе ответил:

– Заканчивай докторат.

– Но ведь тогда я буду вынужден читать огромное количество того, что называется эпикорсут (ересь), да еще и писать об этом! – возразил я.

– Пиши все необходимые примечания, – сказал Ребе, и добавил с улыбкой: – Ну, а потом сделаешь тшуву – раскаешься.

Однако, Ребе предостерег меня от занятий сравнительным религиоведением. Он подчеркнул, что еврейскую мысль, в частности, хасидизм, не следует сравнивать с другими философскими системами. Я оценил мудрость этого совета лишь намного позже.

Вся аудиенция длилась девять минут, но оказалась кульминационным моментом всей моей жизни. Ребе раскрыл передо мной такие грани моей собственной личности, о которых я и не подозревал. На аудиенции я почувствовал, как будто внутри меня рухнули какие-то барьеры, сдерживавшие ранее поток энергии.

Я последовал совету Ребе, продолжил занятия докторатом, но основное время посвящал учительской работе в любавичской школе для старших девочек, а также все больше занимался распространением иудаизма и, в частности, хасидского учения. И то и другое я продолжаю до сего дня.

По прошествии времени я решил изменить тему моего доктората. Изначально я хотел писать о ребе из Коцка, но не смог собрать достаточно материалов. Тем временем меня все больше увлекала работа в Хабаде, и мне подумалось, что неплохо было бы написать о хабадском учении. Когда я спросил об этом Ребе, он ответил: "Очень хорошо, что ты хочешь писать о Хабаде, например, о Мителер Ребе, втором Ребе Хабада."

Я понял это "например" как конкретный совет, но боялся, что не получу одобрение от моего университетского руководителя, профессора Хаймена Абрамского. И действительно, когда я приехал в Лондон, позвонил ему и сообщил, что хочу поменять тему, он вполне предсказуемо заявил:

– Нет, Ловенталь, я не согласен. Я ни в коем случае не могу поддержать такую идею.

Тогда я озвучил предложение Ребе:

– А как насчет Мителер Ребе?

Он тут же ответил с явным энтузиазмом:

– Прекрасная идея! Напиши о его книге "Шаарей Йихуд" или о "Шаарей Ора"!

Так я и сделал, но заняло это у меня долгие годы, так как я учительствовал в любавичской школе и продолжал на кампусе привлекать еврейских студентов к их наследию. Писать диссертацию получалось лишь очень медленно, маленькими кусочками.

В следующий раз, когда я посетил Ребе, – это было в 1979-м году – я вручил ему только что законченную главу.

– Сколько глав в твоей диссертации? – спросил он.

– Восемь, – ответил я.

– А это какая глава?

– Вторая.

Ребе посмотрел на меня и сказал:

– Ну, давай уже, заканчивай.

Он как будто развел костер подо мной. Я ощутил горячее желание закончить дессертацию. Начинал я ее в 1972-м году, а к 1979-му году закончил лишь две главы, но в последующие три года написал все оставшиеся шесть глав.

Защитив диссертацию, которая называлась "Концепция самопожертвования в трудах рабби Дов-Бера, Мителер Ребе", я решил опубликовать ее как книгу и обратился к Ребе за советом: отдать ли ее в религиозное издательство Фелдхейм или, скажем, в издательство Кеот, специализирующееся на хабадских книгах, или же попытаться работать с каким-нибудь университетским издательством. Ребе ответил: "Это должно быть самое знаменитое академическое издательство".

Я навел справки и выяснил, что самое лучшее академическое издательство – "Чикаго Пресс". И только я собрался к ним обратиться, они сами связались со мной и сказали, что слышали о книге, которую я пишу на основе своей диссертации, и что они изъявляют интерес в ее публикации. Вот так вот, без предупреждения! Возможно, они помимо прочего хотели публиковать книги на еврейские темы и спросили кого-то в Университетском колледже, кто упомянул мой недавний докторат. Совпадение оказалось совершенно необыкновенным. И книга была напечатана.

Хотел бы добавить, что Ребе повлиял на жизнь моей жены не в меньшей степени, чем на мою. Вскоре после нашего переезда в Стэмфорд Хилл она обратилась к Ребе за советом. Она думала, что, возможно, ей следует оставить свою работу преподавателя психологии в университете и сосредоточиться на доме и детях, как это делают другие хасидские женщины. Она также опасалась, что психология – неприемлемое занятие для религиозной женщины. Но Ребе сказал ей:

– Нет никакого противоречия между Торой и психологией. И вы должны использовать психологию, чтобы позитивно влиять на своих учеников.

– Но у меня нет никаких еврейских учеников! – возразила она.

– И тем не менее, – ответил Ребе.

Жена поняла, что должна продолжать то, чем она занималась, что это правильно. А впоследствии она встретила множество еврейских студентов и преподавателей и имела на них большое влияние.

Спустя годы я посетил Ребе в одно из воскресений, когда он раздавал доллары на благотворительность. Он начал говорить со мной о моей жене, которая тогда была матерью уже одиннадцати детей и профессором на кафедре психологии. Ребе сказал: "Ваша жена – религиозная женщина, которая покрывает волосы и преподает в академических кругах. Она показывает всем вокруг, что иудаизм – это не трудно. Не трудно! Не трудно!" Он повторил это три раза, произнося "не трудно" с большим жаром.

Я вышел с зарядом новой энергии. Я поделился этими словами Ребе со множеством людей. "Вы думаете, что соблюдать законы Торы это тяжелое испытание. Но на самом деле это не трудно! Наоборот, это замечательно! Это только кажется нелегким, на самом деле это необыкновенные возможности и перспективы! Таков хабадский взгляд на жизнь".

Перевод Якова Ханина