Я родился в хабадской семье. Мой отец учился в любавичской йешиве в России. Позже он эмигрировал в Израиль, где женился на моей матери. Затем они переехали в США. Здесь я и вырос.

Вместе с моим братом Залманом я стал одним из самых первых учеников в йешиве, которую в 1941-м году открыл в Нью-Йорке Предыдущий Ребе сразу же по прибытии из порабощенной нацистами Европы. Штаб-квартирой движения Хабад он сделал дом 770 на Истерн парквее в бруклинском районе Краун-Хайтс. В эти ранние годы я удостоился близкого знакомства с зятем Предыдущего Ребе, рабби Менахемом-Менделем Шнеерсоном, который впоследствии стал седьмым любавичским Ребе. В те годы, о которых идет речь – с 1941-го по 1951-й – его называли Рамаш.

Когда я учился в йешиве, в Шаббат-мевархим – последнюю субботу месяца – все собирались на киддуш – благословение субботы над вином и последующее угощение. Выставлялась водка, другие напитки, а также кексы в качестве закуски. Рамаш садился во главу стола, мы пели хасидские мелодии и песни, а затем он говорил примерно минут сорок. Темой нередко служило что-либо связанное с присутствовавшими там гостями, и Рамаш каждый раз извлекал из этой темы урок в служении Всевышнему. Так, например, однажды к нам пришел г-н Денберг, владелец брючной фабрики из Монреаля. Ребе тогда подробно объяснил всю процедуру химчистки. К сожалению, я не помню, какой урок Ребе извлек из этого.

В другой раз он использовал пример из геометрии. В геометрии есть теорема, что длина стороны правильного шестиугольника, вписанного в окружность, равна радиусу этой окружности. И Ребе отметил, как это удивительно, что диаметр можно вписать в окружность только один раз, но если взять радиус – половину его длины, – его можно вписать в окружность шесть раз.

"Нечто подобное мы находим в нашем духовном служении", – сказал он и объяснил, что у нас есть шесть будних дней, за которыми следует седьмой – суббота. Если шесть будней наполнены совершенным служением Всевышнему, тогда и суббота будет совершенной, а если суббота совершенна, тогда и следующие шесть будней тоже будут совершенными.

Однажды к нам пришел Самуэль Решевский, польский шахматный вундеркинд, который стал ведущим американским гроссмейстером. Он был ортодоксальным евреем и жил тогда в Краун-Хайтсе. Увидев его за столом, Рамаш сказал: "Мы можем из всего извлечь урок, даже из шахмат".

И он начал рассказывать историю про знаменитого хасида Моню Мониссона. Однажды во времена пятого любавичского Ребе, Ребе Рашаба, Моня Мониссон играл в шахматы с его сыном, будущим шестым Ребе. Мимо проходил Ребе Рашаб. Он остановился и начал следить за игрой, но никак не комментировал, чтобы не мешать игрокам. Когда же они закончили, он объяснил, каким образом из одного шахматного хода, который был сделан во время игры, можно извлечь урок в служении Всевышнему.

И Рамаш начал рассказывать, чему нас могут научить шахматы. В шахматах есть пешки и есть другие фигуры. Основная разница между пешкой и другими фигурами состоит в том, что пешки могут двигаться только вперед и только на одну клетку, а остальные могут передвигаться в разных направлениях и перепрыгивать через клетки. Но у пешек есть одно качество, которое возвышает их над другими фигурами: пешка может измениться. Достигнув противоположного конца доски, пешка может стать даже королевой. Остальные фигуры не меняются.

"Как это относится к нам? – спросил Рамаш и сам же ответил. – Среди духовных сущностей есть ангелы и еврейские души. Ангелы могут перескакивать из одного мира в другой, вверх и вниз, туда и сюда, но они не могут измениться. Еврейские души, с другой стороны, могут продвигаться только вперед и только шаг за шагом. Но выполнив свое предназначение, они могут перейти на совершенно новый уровень. Они даже могут достичь уровня "королевы". "Королем" они, конечно же, стать не могут, потому что единственный король – это Б-г."

Однаждыв 1950-м году, после того, как Предыдущий Ребе вернул свою святую душу Создателю, но до того, как Рамаш официально принял на себя руководство движением Хабад, я обратился к нему за советом. Я познакомился с одним очень образованным человеком, я бы даже сказал, настоящим гением, которого я хотел приблизить к еврейству. Однако в определенный момент у меня все сорвалось. Я отправился к будущему Ребе. Я рассказал, что это за человек, и он спросил, как я подошел к своей задаче. Выслушав меня, он сказал: "Это неправильный подход". И объяснил почему:

"Ты должен понять, что в былые времена одной из причин, по которой человеку трудно было стать религиозным и поверить в Б-га, было то, что такая вера, на первый взгляд, противоречила логике. То, что интеллект не может понять, трудно принять. Но наука изменила это!

С наступлением атомного века мы узнали, что атом не является сплошным, а большей частью состоит из пустоты. Элементарные частицы, формирующие его, почти не занимают места. Сами атомы даже в твердом теле не находятся вплотную друг к другу. Возьми, например, этот кусок дерева, – продолжал он, показывая на стол. – Он выглядит как один сплошной, цельный кусок". И хотя он говорил на идиш, он использовал английское слово continuity – непрерывность. "Дос из ништ continuity, – сказал он. – Это не непрерывность, не целостность. Глаза видят один цельный кусок дерева, а на самом деле это лишь набор атомов. Мы принимаем это как факт, потому что наука доказывает, что это именно так. И хотя обычно интеллект не может принять то, что не очевидно глазу, атомная теория учит нас, что тут нет непрерывности, что твердое тело на самом деле не сплошной монолит, а энергия. И получается, что мы видим одно, а интеллект говорит нам совершенно другое. Раньше мы бы не смогли это воспринять, а теперь можем. И таким образом научные представления делают веру в Б-га более доступной нашему восприятию."

Это всего лишь несколько небольших примеров высказываний Ребе – еще даже до того, как он стал Ребе, – иллюстрирующих его удивительную мудрость и понимание человеческой природы и устройства мира.

Перевод Якова Ханина