Я вырос в хасидской семье в Мельбурне, где учился в хабадской йешиве. Позднее я изучал юриспруденцию в университете Мельбурна, продолжая в свободное время изучать Тору. Получив диплом, я хотел вернуться в йешиву и написал о своем желании Ребе. В ответ я получил довольно резкое письмо, которое начиналось так: "Б-же упаси вас возвращаться сейчас в йешиву. Идет война, а на войне настоящий солдат с передовой не убегает".

Под войной Ребе подразумевал борьбу против ассимиляции евреев, и эту цель он поставил передо мной, возложив на меня задачу вести работу с еврейской молодежью в университетах. Он сказал, что таким образом я буду изучать Тору с сознательной целью делиться выученным со студентами. Цитируя наших мудрецов, он писал: "Ты выучишь в тысячу раз больше, чем если бы ты учился сам для себя". И добавил: "И это буквально, без преувеличения".

Его совет попал в точку. С тех пор я всегда стремился изучать Тору, имея в виду, что затем буду передавать другим все, что изучил. И оказалось, что в результате процесс учебы пошел у меня невероятно быстро.

Следуя указанию Ребе, я в 1970-м году подал заявление на работу в "Гиллель" – организацию еврейских студентов на университетских кампусах. Меня приняли, и вместе с женой и трехмесячным ребенком я прибыл в университет Висконсина в снежный город Мэдисон. Через несколько недель после нашего прибытия группа радикалов, называвшая себя "Метеорологи", закидала самодельными бомбами физический факультет на кампусе, и я получил самое непосредственное представление о том, что представляла собой американская университетская жизнь в самый разгар протестов против войны во Вьетнаме.

В помещениях "Гиллеля" я развернул станцию первой помощи, куда студенты могли прибежать, чтобы промыть глаза от слезоточивого газа после стычек с полицией. Так я подружился со многими студентами, некоторые из которых впоследствии стали знаменитостями.

Однако Ребе настаивал, чтобы я сосредотачивался на моей миссии по распространению еврейства, а не погружался полностью в проблемы войны во Вьетнаме. Он сказал мне: "Да, у тебя есть обязанности по отношению ко всем людям, которых сотворил Всевышний в этом мире, и поэтому ты должен помогать всем, кто находится в беде. Но в то же время ты должен расставить свои приоритеты." Он привел в пример двух утопающих, один из которых твой брат, а другой – чужой, а спасти возможно лишь одного. "Никто не осудит тебя, если ты решишь спасти брата первым, – сказал он. – Твой брат – в первую очередь. Естественно, после того, как ты выполнил свою обязанность по отношению к своему брату, ты должен помогать и другим, но до тех пор должно быть ясно, на чем сконцентрировать свои усилия." И тут Ребе посмотрел мне прямо в глаза и спросил: "А ты выполнил все свои обязанности по отношению к своим братьям и сестрам?"

Раз уж речь зашла о моих обязанностях по отношению к еврейским студентам, я решил посоветоваться с Ребе, как мне установить контакты с таким множеством людей. В то время в университете Висконсина училось почти пятьдесят тысяч студентов, и около семи тысяч из них были евреи.

– Как же я, один человек, могу общаться с такой разнообразнейшей массой народа? – спросил я.

– А тебе и не надо работать со всеми семью тысячами, – сказал мне Ребе. – Твое дело – работать с семерыми. А эти семеро найдут еще семерых, а те – еще семерых, но твое дело – одновременно сосредотачиваться только на семерых.

Этот совет я взял на вооружение и с тех пор всегда старался работать с отдельными людьми, а не с группами.

Естественно, это не означало, что я забросил свои обязанности. Будучи раввином на кампусе, я продолжал организовывать религиозные службы и программы на еврейские праздники. Однажды незадолго до Песаха я поместил в студенческой газете объявление, дизайном которого очень гордился. Объявление призывало еврейских студентов следовать путями еврейских радикалов прошлого, которые восстали против Египетской империи. Революционный язык, как мне казалось, соответствовал настроениям того времени и должен был найти хороший отклик.

Однако, послав копию объявления Ребе, я получил неожиданный ответ. Ребе хотел знать, почему в объявлении не упоминаются заповеди Песаха.

Я понял очень важную вещь. Можно быть современным и радикальным сколько угодно, но в конце концов, если упустить суть дела, вся твоя заумь останется бессмысленной. С тех пор в моих объявлениях и лекциях Тора была на переднем плане.

Еще один важный совет Ребе заключался в том, что не следует упрощать мои лекции до уровня самого непонятливого в аудитории. "Во-первых, ты всегда должен говорить чуточку выше их уровня понимания, – сказал мне Ребе. – А во-вторых, давай много информации, чтобы слушатели понимали, что еще бесконечно много остается за кадром".

Сейчас я часто выступаю перед большими аудиториями, посещаю примерно шестдесят пять городов в год и всегда следую этому совету. Хабадские посланники, которые приглашают меня выступить, иногда жалуются: "Не все поняли, о чем вы говорили". И тогда я рассказываю им об этом совете Ребе. Что же касается реального влияния такого подхода, из писем, которые приходят ко мне, я знаю, что мои лекции открывают для слушателей множество путей. Иногда мне не удается найти то, что затрагивает душу каждого слушателя, но мне удается открыть для них многие двери, так что дальше они уже могут двигаться самостоятельно. Очевидно, Ребе, давая этот совет, знал, о чем говорил.

В университете Висконсина я провел два года, а затем ради семьи перебрался в университет "Хофстра" в Нью-Йорке, где оставался еще два года. Но моя жена тосковала по Австралии, и настал момент, когда она выложила все свои переживания Ребе. Ранее Ребе настаивал, чтобы я продолжал работать в США, но, услышав, как несчастлива моя жена, он сказал: "Вы не сумеете добиться такого успеха, который был бы возможен, не будь ваша жена так несчастлива. Поэтому я отменяю мое прежнее указание и оставляю выбор за вами. Решайте сами, что будет лучшим для вашей семьи".

Вначале я поразился, насколько Ребе заботился о чувствах одного человека, но затем сообразил, что Ребе рассматривал семью своих посланников как единое целое и понимал, что от душевного благополучия одного зависел успех другого.

Спустя некоторое время мы спросили его совета, за какую работу взяться по возвращении в Мельбурн. Моя жена сомневалась, смогу ли я справиться с одной из предложенных мне должностей. Ребе улыбнулся и сказал: "Должность делает человека".

Я знаю, насколько это верно. Зачастую посланники Ребе и не представляют, какими талантами и силами они обладают, пока не начинают работать. Но Ребе точно знал их способности и безошибочно предвидел их раскрытие, как он предвидел и множество других вещей.

Перевод Якова Ханина