Родившись в семье с хасидскими корнями, я с ранних лет тяготел к Хабаду и учился в хабадской йешиве. Но с Ребе впервые я встретился уже взрослым и женатым. Это произошло в 1965 году, когда я отправился в Нью-Йорк, чтобы провести в Краун-Хайтсе месяц Тишрей, на который выпадают Рош-Ашана, Йом-Кипур и Суккот. Под конец моего пребывания в Нью-Йорке я удостоился аудиенции у Ребе и признался ему, что, хотя и находился уже в течение нескольких недель в его присутствии, все еще не почувствовал в себе никаких изменений, которые, как мне казалось, должны были бы произойти и на которые я надеялся.

В ответ Ребе процитировал своего тестя, Ребе Раяца: "Когда приезжаешь на ярмарку, покупаешь множество товаров, пакуешь их и везешь домой, а дома уже весь год коробки открываешь". Я понял, что он имел в виду: поездка на ярмарку – аллегория хасида, который едет к Ребе на месяц Тишрей, "покупает множество товаров" – получает духовный толчок. Но он не видит, что на самом деле приобрел, пока не доберется назад, домой, пока интеллектуально и эмоционально не оприходует это духовное приобретение и не воплотит его на практике. Вот тогда он почувствует, что Ребе с ним в течение всего года.

Для меня это оказалось особенно актуальным несколько лет спустя, когда разразилась война Йом-Кипура. В этот самый святой день года я молился в йешиве Кфар-Хабада, когда внезапно раздался рев пролетающих самолетов и по главной улице помчались машины. Я сразу понял, что случилось нечто ужасное, но что происходит, узнал, только вернувшись домой по окончании Йом-Кипура, когда жена сказала, что мне пришла срочная повестка. Я тут же переоделся в военную форму и перед выходом написал Ребе, что иду на войну, и попросил благословение на благополучное возвращение.

Как я узнал позднее, он сразу же дал свое благословение. И действительно, много раз на этой войне опасность миновала меня чудесным образом. Например, во время наступления израильской армии я оказался на летном поле Бир-Гифгафа в Синайской пустыне. Через несколько мгновений после того, как мое подразделение убралось оттуда, египтяне разбомбили там все вокруг. Задержись мы на несколько минут, нам было бы несдобровать.

Я, как мог, старался действовать в качестве посланника Ребе и, хотя это было практически невозможно, попытался сам исполнить заповедь проживания в сукке на Синае и помочь другим сделать то же самое. Вместе с товарищем я построил сукку из коробок из-под боеприпасов, но был получен приказ начать наступление, и у нас так и не получилось в этой сукке посидеть. Я не сдавался. На привале я привязал к джипу-полуприцепу веревку и из подручных средств соорудил съемную сукку, навалив сверху кусты терновника в качестве схаха. В этой сукке я произнес Киддуш – благословение на вино в честь праздника. Более сотни солдат слышали это благословение.

В ночь Ошана-Раба мы получили приказ выдвигаться к Суэцкому каналу. Мы приняли участие в наведении понтонного моста, по которому войска должны были форсировать канал, чтобы захватить территорию на другом берегу. Через несколько часов после того, как мост был наведен и множество израильских машин переправилось на египетскую территорию, египтяне засекли нас и начали массированный обстрел. Снаряды и ракеты сыпались, как дождь. Я выскочил из машины и спрятался под ней, повторяя те псалмы, которые знал наизусть. Под утро, решив помолиться, я увидел, что кусок шрапнели пробил мой мешок для талита и тфилин и застрял в сборнике Слихот – покаянных молитв.

В ночь Симхат-Торы бомбардировка шла не переставая. Как только вражеские самолеты можно было опознать, мое противовоздушное подразделение начинало стрельбу, естественно, находясь на открытой местности, и, конечно же, было очень страшно. Слава Б-гу, нам удалось подбить немало самолетов, и мы потом даже получили награды за эти успехи.

Когда бомбы падали реже, я предлагал солдатам возложить тфилин и продолжал это делать в течение всего времени, что мы оставались на Синае – шесть месяцев вплоть до Адара. Солдаты соорудили походную синагогу из мешков с песком и брезента. Когда я направлялся туда, они кричали: "Бекерман! Тфилин", – и ко мне выстраивалась очередь желающих исполнить эту заповедь.

Однажды рав Исраэль-Меир Лау, в то время – раввин северного Тель-Авива – навестил нас вместе с моим шурином, Берке Вольфом, который был пресс-секретарем Хабада в Израиле. Встреча с шурином была очень эмоциональной. Мы обнялись, расцеловались, а потом он вдруг вытащил ответ Ребе на письмо, которое я написал, отправляясь на войну. Ребе цитировал Тору: "Пусть ваше сердце не робеет, не страшитесь, не приходите в смятение и не трепещите перед ними!" Далее он подчеркивал важность надевания каждым солдатом тфилин на руку и на голову, тем самым связывая свои эмоции и интеллект с Б-гом. "Это привносит благословение Всевышнего в деяния его рук и его ума", – писал Ребе.

Он также выражал надежду на то, что я в скором времени получу возможность сообщить хорошие новости, и что "великая заслуга всех, кто защищает нашу Святую землю и наш Святой народ, ускорит исполнение благословения "Г-сподь, Б-г твой, сопровождает твой лагерь дабы спасти тебя и даровать тебе победу над твоим врагом"."

Перевод Якова Ханина