Я удостоился провести детство в Краун-Хайтсе и ребенком часто видел Ребе. Как правило, это происходило только по субботам, поскольку в остальные дни недели все дети сидели в школе с утра до вечера. Но я помню, как здорово было в те редкие будние дни, когда по каким-либо причинам занятия в школе не проводились, и мы могли пойти в 770 на послеполуденную молитву. В 3:15 Ребе входил в синагогу и давал каждому из детей монетку, которую следовало потом положить в копилку для благотворительности.

Одно из моих самых ярких воспоминаний детства относится к 1973 году. Мне тогда только исполнилось шесть лет, и в субботу перед 9 Ава отец взял меня с собой на фарбренген. Ребе часто проводил фарбренгены по субботам после полудня.

Мы вошли в синагогу и направились к нашему месту у дальнего левого края длинного стола, за которым сидел Ребе. Отец обычно стоял там, а меня сажал за соседний стол. Синагога тогда была значительно меньше, чем сейчас, но в летнее время, когда дети разъезжались по лагерям, а взрослые уезжали в отпуск в дачные поселки в центральной части штата Нью-Йорк, свободного места было больше, чем обычно.

Тем летом Ребе несколько раз говорил о могуществе детей, снова и снова цитируя стих из Псалмов: "Из уст младенцев и грудных детей утвердил Ты крепость... дабы остановить врага и мстителя". Чем дальше, тем чаще он возвращался к этой теме в своих обращениях к хасидам, в письмах учителям и администраторам летних лагерей, подчеркивая, насколько важно, чтобы еврейские дети получали образование в духе Торы и становились примером для подражания. Теперь, войдя в зал, где должен был состояться фарбренген, Ребе первым делом посмотрел прямо на меня, а потом обвел взглядом остальных присутствующих. Позднее отец рассказал мне, как уже в тот момент у него появилось ощущение, что Ребе ищет детей и что на фарбренгене должно произойти что-то, имеющее к ним отношение.

И действительно, после первой беседы на темы Торы Ребе объявил, что просит всех детей сказать особый "лехаим". То, как он это выразил, звучало очень необычно: "Если это не доставит слишком сильные неудобства, – сказал он, словно обращаясь к старикам, – дети, не достигшие возраста бар– и бат-мицвы могут подойти ко мне". До сих пор нередко случалось, что Ребе наливал вино в стаканчик тому или иному участнику фарбренгена, чтобы тот сказал "лехаим", но никогда еще он не раздавал вино исключительно детям. Насколько мне известно, этот случай так и остался единственным.

Отец подтолкнул меня к Ребе, но, поскольку мы оказались ближе всех, я очень застеснялся: мне было неудобно подойти первым. Затем я увидел моего друга Леви Кляйна, который сидел рядом со своим отцом еще поближе. Леви пошел первым, а я пристроился сразу за ним, так что оказался вторым в очереди.

У Ребе в руках была огромная бутыль с двумя ручками. Он налил из этой бутыли вино в наши с Леви стаканчики – по одной капле, разумеется. Позади нас выстроилась очередь из других детей, и Ребе налил вина каждому из них. Поскольку множество жителей Краун-Хайтса отсутствовали, очередь быстро закончилась, и Ребе посмотрел наверх, в сторону женского отделения. Он попросил девочек спуститься по лестнице и налил вина и им тоже.

Тем временем по району быстро распространился слух о происходящем. Мой отец помчался домой, чтобы привести моего младшего брата Довида, который играл у себя в комнате. Только через две недели ему должно было исполниться четыре года: слишком маленький, чтобы высиживать на фарбренгене, который мог продолжаться часами. Как же отец убедил его пойти?

"Ребе хочет послушать, как ты произнесешь благословение на вино", – сказал отец. Довид бросил свои игрушки и бегом отправился вслед за ним по Кингстон-авеню по направлению к 770. Но пока они добежали до синагоги и добрались до своего места, было уже слишком поздно. Ребе закончил раздавать вино и произносил очередную речь. Довид, который уселся рядом со мной, не понимал, что происходит. Все, что ему надо было, это чтобы Ребе послушал, как он произносит благословение.

– Я хочу сказать благословение! – повторял он на идиш.

– Шшш! Тихо! – шипели на него со всех сторон.

– Но я хочу сказать благословение!

– Скоро, скоро, – пытался успокоить его отец.

Наконец Ребе закончил говорить, и присутствующие запели нигун – хасидскую мелодию.

– Я хочу сказать благословение! – продолжал повторять Довид.

– Ладно, – ответил отец, – теперь можешь подойти к Ребе.

Мой брат оказался посмелее, чем я. Он направился прямо к Ребе, который повернулся налево: чего хочет этот маленький мальчик?

– Я тоже могу сказать благословение! – сказал ему Довид. Ребе улыбнулся, взял свой собственный стакан и налил капельку вина в стаканчик моего брата. Внезапно стало очень тихо. Все хотели послушать, о чем переговаривается Ребе с этим малышом. Тогда Довид громко произнес: "Благословен Ты... творящий плод виноградной лозы!"

"Амен!" – ответил Ребе вместе со всей толпой. Лицо его засияло. Такого радостного выражения у Ребе я еще не видел. Затем он взмахнул рукой, приглашая всех продолжать пение, а Довид направился на свое место. Вскоре начали подходить другие дети, упустившие первый шанс получить вино. До самого конца фарбренгена Ребе продолжал раздавать вино в промежутках между беседами, отвечал "Амен" на детские благословения, а тем, кто с трудом произносил или не мог от волнения вспомнить благословение, Ребе подсказывал слова.

Все это было потрясающе и невероятно. С тех пор я всегда завидовал брату: я-то со всеми остальными получил вино из бутыли, а он получил вино из стакана самого Ребе! С другой стороны, брат завидует мне, что я все это помню, а он оказался слишком мал и все забыл!

Через два месяца после этого фарбренгена, в Йом-Кипур, в Израиле началась война. Вот тогда до нас дошло, чем была вызвана вся эта летняя детская кампания. Очевидно, тучи сгущались на горизонте уже давно, но Ребе предчувствовал, к чему идет дело в Израиле, и, как всегда, пытался предотвратить это духовными средствами. В данном случае он надеялся использовать духовное могущество еврейских детей: "Из уст младенцев и грудных детей утвердил Ты крепость... дабы остановить врага и мстителя".

Через несколько дней после начала войны Ребе сам сказал об этой связи: "Что побудило меня продвигать эту идею так энергично, особенно в последние несколько месяцев? Как оказалось, необходимость "остановить врага и мстителя" насущна сегодня как никогда". И, цитируя Талмуд, он добавил: "Бывает, что тот, кто пророчествует, не знает, о чем он пророчествует".

Перевод Якова Ханина