Рав Лейб Фридман был софером, переписчиком святых еврейских текстов. Он жил в Бней-Браке и писал свитки для мезуз, тфилин и свитки Торы, используя шрифт Алтер Ребе. Одной из главных особенностей этого шрифта является способ написания буквы "цадик". Верхние концы буквы "цадик" увенчаны двумя буквами "йуд". Согласно мнению великого каббалиста Аризаля и других законодателей, эти буквы "йуд" должны быть направлены в одну и ту же сторону, а согласно мнению Алтер Ребе – в противоположные.

По этой причине один литовский рав объявил, что тфилин и мезузы, написанные равом Фридманом, некошерны. Рав Фридман обратился к Ребе с вопросом, что ему делать. Ребе написал подробный ответ, объясняя, почему шрифт Алтер Ребе кошерен. Рав Фридман показал это письмо литовскому раву, и тот, прочитав объяснения Ребе, сказал: "Хорошо, я согласен, что этот шрифт нельзя назвать некошерным, но только "бедиэвед" (постфактум)". Другими словами, если уж святые тексты написаны шрифтом Алтер Ребе, их можно использовать, но лучше все-таки писать другим шрифтом. Рав Фридман рассказал Ребе об этом и получил второе письмо с дополнительными аргументами в защиту шрифта Алтер Ребе. Прочитав его, литовский рав согласился с доводами Ребе и объявил: "Вы правы, ваши свитки на сто процентов кошерны".

Позднее рав Фридман написал книгу "Цидкат цадик" ("Правота праведника"), в которой объяснял концепции шрифта Алтер Ребе.

В 1954-м году, как раз во время этой переписки с Ребе, рав Фридман был приглашен на свадьбу одной из дочерей рава Хаима-Хайкла Милецкого, главы йешивы "Хайей Олам" в Иерусалиме. Сотни раввинов, учеников и выпускников йешивы пришли на свадьбу. Самого рава Милецкого привезли на больничной кровати. В течение многих лет он страдал от болей в ногах, одна из которых в конце концов оказалась полностью парализована. Ко времени описываемых событий состояние рава Милецкого стало настолько тяжелым, что он уже не мог вставать с постели. Врачи утверждали, что для того, чтобы сохранить ему жизнь, парализованную ногу следует ампутировать. По их словам, следовало готовиться к тому, чтобы ампутировать и вторую ногу.

На свадьбе почетные гости, один за другим, выступали с учеными речами и благословляли жениха и невесту. Затем сам рав Милецкий попросил слова. Отметив, что не может встать, он попросил не шуметь.

Все хотели услышать, что хочет рассказать рав Милецкий, и в зале воцарилась полная тишина.

"В молодости я учился в йешиве в Ковно, – начал свой рассказ рав Милецкий. – Нас было тридцать человек, и для занятий мы использовали местную синагогу. В Ковно жил тогда печально известный любитель выпить, которого звали Иче "дер шикер" ("пьяница"). Никто не знал, где он живет. Собственно, никто и не интересовался. Его единственными приятелями были маленькие дети, которые болтали с ним в редкие минуты, когда он бодрствовал. Иче практически постоянно находился в синагоге, где ученики йешивы также проводили большую часть времени.

Однажды в небывало морозную зимнюю ночь мы, как обычно, сидели и учились, а Иче спал на скамейке. Вдруг отворилась дверь, и в синагогу ворвался извозчик. Он был вне себя от отчаяния. "Быстро! – крикнул он нам. – Помогите! Моя телега перевернулась и накрыла лошадь! Вожжи обернулись вокруг ее шеи! Если не перевернуть телегу назад, лошадь задохнется! А если она подохнет, Б-же упаси, мне не на что будет жить! Пожалуйста помогите, мне одному не справиться!"

Он стоял, а мы начали обсуждать все за и против: позволено ли нам прервать наши занятия или нет? Помочь ближнему, конечно, очень важно, но ведь изучение Торы еще более важно! В конце концов, мы пришли к выводу, что грех пренебрежения изучением Торы слишком велик, и извозчику следует поискать кого-нибудь еще. Извозчик не мог поверить своим ушам, но мы остались в синагоге, а он выбежал на улицу, чуть не плача.

И тут со скамейки поднялся Иче и приказал:

– Молодые люди! Немедленно отправляйтесь помочь этому еврею, прежде чем его лошадь задохнется! Если вы этого не сделаете, не ходить вам на собственных ногах!

– Иче, – шутливо сказал я ему. – С каких это пор ты у нас выносишь решения по еврейскому закону?

Иче промолчал.

Через полчаса вернулся извозчик. Он начал умолять нас еще более горячо помочь ему. Он бегал по всей округе, но никого не нашел. Мы снова начали обсуждать, что нам делать, и на этот раз пришли к выводу, что, поскольку он больше никого не нашел, нам позволено законом Торы помочь ему. Мы отправились за ним, но было уже поздно. Лошадь умерла.

На следующее утро я пришел в синагогу немного позже обычного. Мои товарищи сказали мне, что Иче хочет со мной поговорить. Я нашел его на его любимой скамейке и спросил, что ему нужно. "Сегодня я умру, – сказал он, – и не хочу быть один. Я прошу тебя прийти ко мне домой и быть возле меня, когда моя душа отлетит".

Решив, что это еще одна из его шуточек, я засмеялся. Сам царь Давид только лишь просил Всевышнего открыть ему час его смерти, а Иче-пьяница знает это сам! Иче, не обращая внимания на мой смех, повторил свою просьбу. Я спросил, где он живет, и он объяснил, как пройти к его лачуге на окраине города.

Наступил вечер. Я решил, что от меня не убудет, если я пойду к нему. В конце концов, я могу точно так же, как и в синагоге, учиться у него дома. Я взял том Талмуда и отправился к Иче.

Когда я прибыл, он спал, растянувшись на каких-то деревянных досках. Я присел на сломанный ящик, открыл Талмуд и погрузился в учебу. Прошло несколько часов.

"Что я тут делаю? – вдруг подумал я. – Как я позволил втянуть себя в это?" Я поднялся, чтобы уйти, но в ту же секунду Иче открыл глаза и сказал: "Подожди еще. Я умру ровно в четыре утра. А ты потом передай хевра кадиша (погребальному обществу), чтобы меня похоронили рядом с таким-то раввином". Он назвал почитаемого ученого, мудреца и праведника, умершего за сто лет до этого и похороненного на старом еврейском кладбище.

– Что ты болтаешь? – ответил я. – Ты и тфилин-то не возлагаешь, куда уж тебя хоронить рядом с таким праведником?!

– Как это? – возразил Иче. – Посмотри вон там в углу сундука. Ты увидишь мои тфилин.

Я открыл сундук и к своему изумлению обнаружил тфилин, лучше которых в жизни не видел. Если бы я сам не увидел их, я бы никогда в жизни не поверил, что они принадлежали Иче.

– Но ведь даже если я передам твою просьбу хевра кадиша, они никогда не согласятся похоронить тебя рядом с праведником, – заметил я.

– Под сундуком спрятана небольшая коробка, – сказал Иче – Там лежат все мои заметки и рукописи. Если ты покажешь их раввину и погребальному обществу, они исполнят мою просьбу.

Я открыл коробку и взглянул на ее содержимое. Там лежало несколько рукописных трактатов по каббале, где обсуждались идеи, недоступные моему пониманию. Одно мне было ясно: передо мной лежал тайный праведник. И тут я начал умолять Иче отменить его приговор, который он произнес, когда мы отказались помочь извозчику спасти его лошадь.

– Честно говоря, – сказал Иче, – как только эти слова вылетели у меня изо рта, я пожалел о них. Но я так рассердился, услышав, что ученики йешивы отказываются помочь другому еврею, да еще оправдывают это утверждением наших мудрецов, что "изучение Торы равноценно всем остальным заповедям, вместе взятым", что я не смог сдержаться. Позже я изо всех сил пытался отменить этот приговор, но успеха не добился. Единственное, что я могу тебе сказать: в твоем случае пострадает только одна нога.

Ровно в четыре утра, как он и предсказывал, его святая душа покинула тело. Я тут же побежал к раввину и в погребальное общество, захватив с собой ящик с рукописями Иче, рассказал им всю историю и показал его писания. Они были поражены. Однако возникла проблема. Члены погребального общества заявили, что согласно всем имеющимся у них документам на старом кладбище не осталось ни одного свободного места, и именно поэтому уже много лет жители города хоронят покойных только на новом кладбище. Тем не менее, раввин предложил всем вместе сходить на старое кладбище. "Если тайный праведник попросил об этом прямо перед своей смертью, – сказал он, – я уверен, что он знал, о чем просил". Из уважения к раввину мы все отправились на старое кладбище. К нашему изумлению, на кладбище оставалось одно-единственное место для погребения, находившееся рядом с могилой того самого праведника, о котором говорил Иче. Весь город бурлил от неожиданных новостей. Толпы народа, включая самых почтенных евреев города, сопровождали Иче в последний путь".

Закончив свою историю, рав Хаим-Хайкл зарыдал. Затем, немного успокоившись, он объявил: "У меня нет ни малейшего сомнения, что все эти годы моих страданий и инвалидности – прямое следствие проклятия этого тайного праведника".

Ни один из слушателей не остался равнодушным. Вся свадьба плакала.

Рав Фридман, вернувшись домой, не мог заснуть. Судьба рава Милецкого поразила его. В своем следующем письме Ребе, помимо вопросов о шрифте Алтер Ребе, он изложил всю эту историю и попросил Ребе пробудить на Небесах сострадание к главе йешивы.

Вскоре пришел ответ. "Все, что происходит в физическом мире, – писал Ребе, – имеет свой духовный источник. Передайте главе йешивы, чтобы он принял на себя указание моего тестя Ребе: ежедневно изучать Хитас – отрывки из Пятикнижия, Псалмов и книги "Тания" – согласно расписанию, которое я привел в книге "Айом-Йом". Он также должен повлиять на всех своих друзей и учеников, как бывших, так и нынешних, всех, кто прислушивается к его словам, делать то же самое. В заслугу того, что он пойдет путем моего тестя Ребе, Всевышний даст ему способность ходить собственными ногами".

"Я тут же отправился к раву Милецкому и, объяснив, что написал о нем Ребе, показал ему этот ответ, – рассказывал рав Фридман. – Он прочитал письмо, и лицо его осветилось счастьем. Он поцеловал письмо и попросил меня: "Позвольте оставить это письмо у меня хотя бы на некоторое время". Он заявил, что немедленно принимает на себя эти условия.

Я посетил его через шесть месяцев. Он больше не нуждался в больничной кровати или даже в кресле-каталке. Он сидел у себя за столом. Доктора уже не обсуждали необходимость ампутации. Они обсуждали, какие упражнения ему следует делать, чтобы ходить. Рав Милецкий радостно сообщил мне, что всех своих посетителей он просит оказать ему личную услугу: начать изучение Хитаса, поскольку это помогает восстанавливать здоровье гораздо быстрее".