Слова стиха: "И подступил к нему [Йосефу] Йеуда и сказал: "О, господин мой! Дай же говорить рабу твоему слово в уши моего господина"1, – Раши комментирует: "Да проникнут мои слова в твои уши". Оставим в стороне то, как это звучит по-русски. Но вот что непонятно. Раши, как известно, объясняет только прямой смысл Писания и только когда есть что объяснять. Спрашивается: зачем нужно объяснять, что "дай говорить слово тебе в уши" означает "да проникнут мои слова тебе в уши", т. е. "да будут услышаны тобой". А для чего еще говорятся слова (да еще с уточнением, что "в уши"), если не для того, чтобы быть услышанными?

Ряд авторов классических толкований комментария Раши к Пятикнижию2 полагают, что дело в том, что оборот "говорить в уши" пятилетка (на которого рассчитан комментарий Раши) может понять дословно: мол, хочу шепнуть на ушко. Но такое толкование невозможно ввиду очевидной неуместности и даже преступности подобной просьбы (с точки зрения дворцового этикета, требований службы безопасности и т. д.). Поэтому Раши объясняет, что просьба была не о понаушничать, а о серьезном отношении к тому, что Йеуда собирался сказать.

Вроде, все так. Но дело в том, что Раши всегда объясняет любую вещь, требующую, на его взгляд, объяснения, как только в этом возникает необходимость. Сразу. А оборот "говорить в уши" использовался (несколько раз) выше, в главе "Хаей Сара". Там Авимелех и Эфрон "говорили в уши". И там контекст исключает возможность понять эти слова в значении "говорил на ухо". Особенно, когда Эфрон говорил, обращаясь к Аврааму, но "в уши" хитийцев, т. е. так, чтобы те его слышали. Иными словами, этот оборот (в значении, в котором он используется в Пятикнижии) фактически был там истолкован и объяснен. Сам собой. Зачем же Раши находит нужным объяснить это еще раз, своими словами, в комментарии к главе "Ваигаш"?

Кроме того, непонятно, почему Раши, объясняя, на первый взгляд, значение оборота "[говорить] слово в уши" цитирует, в качестве толкуемых, также и слова "и подступил к нему".

Затем Раши цитирует слова: "Пусть не воспылает твой гнев". И истолковывает их: "Отсюда выводишь, что Йеуда говорил с ним резко3 ". Толкователи Раши полагают, что таким образом он готовит нас к тому, что мы узнаем о сказанном Йеудой в продолжение, где слова "ибо ты, как фараон" он объясняет: "Тебе не избежать наказания проказой за него4, подобно тому, как фараон был наказан за то, что задержал на одну ночь мою прародительницу Сару… Как фараон постановляет и не исполняет, обещает и не делает, так и ты… Ибо как тебя, так и фараона – если ты приведешь меня в ярость, я убью и тебя, и твоего господина". А слова "мой господин вопрошал рабов своих" толкует: "С самого начала ты подошел к нам с коварством". Действительно, резковато, для обращения к уху второго лица сверхдержавы. Но те же слова, объясняет Раши, там могут быть истолкованы иначе, как почтительные. И как раз "почтительный" вариант он приводит как более близкий к прямому смыслу Писания: "Ибо ты, как фараон – в моих глазах ты велик, как царь". Но "отсюда", из того, что Йеуда посоветовал: "Пусть не воспылает твой гнев", – следует, что Йеуда дерзил. Кто просит "не гневаться", собираясь быть почтительным?

Ок. Но в таком случае Раши было достаточно написать: "Из этого выводим". "Отсюда" Раши пишет только в тех случаях, когда имеет в виду "отсюда, а не оттуда". Соответственно, вопрос: какое такое "оттуда" Раши задается целью исключить?

Чтобы ответить на все поставленные вопросы, нам следует вспомнить, что Авимелех и Эфрон говорили "в уши" своих собеседников при значительном скоплении народа. А значит, был или мог быть смысл в том, чтобы привлекать внимание слушателей или же, наоборот, понижать голос, чтобы услышали только те, ушам которых предназначалось сказанное. Йеуда же говорил с Йосефом с глазу на глаз5. Для этого и "подступился" (и это объясняет, зачем Раши цитирует как комментируемые также слова "и подступил к нему": для прояснения диспозиции и возникающего ввиду нее вопроса). Очевидно, в помещении находились еще люди, но они стояли на расстоянии и не могли слышать разговор. А значит, казалось бы, у Йеуды не было причин ни привлекать внимание единственного собеседника (оно у него и так было), ни тем более понижать голос. И это – тот вопрос, которым задается Раши: зачем в таком случае Йеуда просит: "Дай же говорить рабу твоему слово в уши моего господина"? О чем он просит Йосефа (не зная, что это Йосеф)?

Очевидный ответ: Йеуде было мало того, что зам фараона его слушает. Ему было нужно, чтобы до того дошло. Это была не просьба, а угроза. И требование передумать, а то хуже будет. Поэтому Йеуда счел нужным посоветовать "не гневаться". Не только на будущее, но и за уже сказанное. Точнее подразумевавшееся.

И Раши подчеркивает, что этот вывод следует именно "отсюда", а не из того, что в стихе сказано "говорил". Ведь, как объясняет сам Раши ниже6 : "Ибо говорил – означает суровый, резкий разговор, подобно тому, как сказано: “И увидел Йосеф своих братьев и узнал их, но держался он как чужой им и говорил с ними сурово”7 ". Т. е. Раши поясняет, что то, что Йеуда говорил с Йосефом резко, следует не из того, что сказано "говорил", а из того, что он попросил "не гневаться". А слово "говорил" он вообще не привел как цитируемое, поскольку оно и не комментируемое!

И это напрямую связано со сказанным им в предыдущем его комментарии ("говорить в ухо" – "чтобы вошло в ухо") и вытекает из него.

Дело в том, что в святом языке слово, традиционно переводимое на русский как "говорить" (дабер) подразумевает в первую очередь элемент убеждения и воздействия. Т. е. на святом языке "говорят", по умолчанию, с целью воздействовать. Но, естественно, убеждение совсем не обязательно должно быть по форме агрессивным, "суровым", "резким". Совсем нет. Поэтому Раши подчеркивает, что в данном случае на основании того, что использовано слово "говорит", возможно было положительно утверждать только то, что Йеуда собирался переубеждать Йосефа. Но не то, каким образом он собирался это делать. И только "отсюда", из просьбы не гневаться, определенно следует, что Йеуда собирался говорить вещи, на которые можно и обидеться. Даже если тебя по-человечески попросили этого не делать.

И на первый взгляд, это очень странно. Йеуда, как мы помним, в тот момент, не знает, что Йосеф – это Йосеф. И полагает, что перед ним матерый египто-самец. Цена вопроса: свобода и сама жизнь Биньомина, как минимум. И поди знай, не доконает ли это, не дай Б-г, Яакова. Не разумнее ли во всех отношениях начать на мирной ноте? Учитывая элементарно соотношение сил, со всеми сопутствующими преимуществами правителя Египта, играющего на своем поле и т. д.? (Собственно, сам Раши намекает на это, "отказываясь" выводить то, что Йеуда был резок с собеседником, из того, что употреблен глагол "говорить", который не обязательно подразумевает резкость ведущихся речей.)

Тем более что по любому, начав с речей мягких и даже просительных, всегда можно, увидев, что они не помогают, перейти на повышенные и резкие тона. А вот начав по-плохому, ты не имеешь возможности дать заднюю, не потеряв лица и не ослабив собственные позиции.

И при всем этом мы видим, что Йеуда сразу попер на Йосефа, как танк. Не считаясь ни с кем и ни с чем. Потому что, как гласит хасидская поговорка, "когда больно – кричат". Судьба Биньямина была слишком важна для Йеуды, чтобы действовать рационально. Он дал собеседнику почувствовать, что речь идет о сущностном для него и добиваться своего он собирается соответствующим образом: сделает все, что понадобится для этого. И это то, что имеет в виду Раши, толкуя слова "слово в уши моего господина" как "да проникнут мои слова в твои уши": Йеуда собирался переубедить собеседника не аргументацией, а настроем. Показать, что для него это вопрос жизни и смерти в самом прямом и буквальном смысле. И это сработало. Не так, как Йеуда надеялся (не зная, что говорит с Йосефом), но сработало. И не с Йосефом сработало бы. Но так, как Йеуда планировал.

И этот поступок Йеуды является уроком и наказом для каждого еврея во все времена и в любой ситуации: когда речь идет о спасении (физическом или духовном) любого из потомков Яакова, это должно волновать каждого из нас на самом сущностном уровне, становиться для нас вопросом жизни и смерти. И вести мы себя должны соответственно этому самоощущению, ибо только это гарантирует, что от наших хлопот будет польза. Потому что если будет, то успех гарантирован.

Вот-вот должен прийти Машиах и, во многом в заслугу самоотверженности, с которой мы заботились друг о дружке, вывести из глобального Египта-Изгнания весь народ Израиля, не забыв, не дай Б-г, и не оставив позади никого из принадлежащих к нему. И сбудется пророчество: "И будет в тот день: Г-сподь добавит снова руку Свою, чтобы возвратить остаток народа Своего, который уцелеет, из Ашшура и из Египта, и из Патроса, и из Куша, и из Эйлама, и из Шинара, и из Хамата, и с островов моря. И подаст Он знак народам, и соберет изгнанников Израиля, и разогнанных из Иудеи соберет от четырех концов земли"8. Вскорости, в наши дни.

(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, "Ликутей сихот" т. 20, стр. 234-240.)