Отец Ребе, рабби Леви-Ицхак, получил в наследство от своих святых предков два шофара. Один из них, большой и черный, принадлежал ранее Ребе Маарашу, четвертому Любавичскому Ребе. Другой, маленький белый шофар, передавался из поколения в поколение от третьего Любавичского Ребе, Цемах-Цедека.

Во время ареста рабби Леви-Ицхака чекисты чудом упустили из виду черный шофар. Как только арестованного увели, его жена, ребецин Хана, передала шофар хасиду Йеуде Гурари, который тоже жил тогда в Днепропетровске. Они договорились, что в лучшие времена шофар будет передан назад, в семью рабби Леви-Ицхака. Когда ребецин Хана отправилась в Казахстан, куда был сослан ее муж, она взяла черный шофар с собой.

Здоровье рабби Леви-Ицхака было подорвано еще в тюрьме, до того, как его отправили в ссылку. Теперь же силы быстро оставляли его. Ребецин Хана делала все возможное, чтобы поддержать мужа, но победить болезнь уже было невозможно. 9-го августа 1944-го года он вернул свою святую душу Создателю.

Среди тех, кто помогал семье Шнеерсонов в годы войны и оказывал поддержку ребецин Хане, был хасид Яаков-Йосеф Раскин. В конце лета 1945-го года он решил попытаться вместе с семьей покинуть Советский Союз по поддельным польским паспортам и, рассказав ребецин Хане о своих планах, спросил, не согласится ли она отдать ему черный шофар. Реб Яаков-Йосеф надеялся провезти его через границу, чтобы сохранить драгоценное наследие семьи Шнеерсонов в неприкосновенности. Ребецин Хана решила, что в данном случае риск такой попытки будет оправдан. Реб Яаков-Йосеф действительно сумел вывезти шофар Ребе Маараша в целости и сохранности и в течение нескольких лет трубил в него в Рош-Ашана.

Однажды, когда Ребе Раяц, шестой Любавичский Ребе, уже вернул свою святую душу Создателю, а его зять, сын рабби Леви-Ицхака и ребецин Ханы, еще не принял на себя руководство Хабадом, к реб Яакову-Йосефу пришел раввин Довбер Хаскинд. Он сообщил, что пришел в качестве посланника: зять Ребе просит вернуть ему шофар, ранее принадлежавший его отцу. Реб Яаков-Йосеф, не колеблясь, отдал шофар. Однако, ему трудно было расстаться с такой драгоценностью, и он попросил в обмен какой-либо предмет, принадлежавший Ребе Раяцу. Будущий Ребе подарил ему платок своего тестя, сказав: "Ты трубишь в шофар. Можешь покрывать его этим платком".

Через год, когда Ребе уже официально был главой Любавичских хасидов, реб Яаков-Йосеф написал его матери:

"С великой радостью прочитал я в письме моего сына Довида, что в этот Рош-Ашана в главной любавичской синагоге трубили в черный шофар Ребе Маараша, который ваша честь передала мне в Алма-Ате восемь лет назад. Шесть лет я трубил в него, и другие евреи, слышавшие мое трубление, исполняли свою обязанность через этот шофар. Не скрою, когда в прошлом году ваш сын попросил вернуть его, мне было очень трудно с ним расстаться, но такую просьбу я не мог отвергнуть. А теперь, зная что в него трубили в Рош-Ашана, я счастлив, что я привез его сюда, хранил все эти годы, как зеницу ока, и он, наконец, вернулся в Вашу семью к Вашему сыну. Я уверен, что маленький белый шофар Цемах-Цедека все еще во владении рава Цви Рабиновича, да смилостивится Всевышний над ним и над всеми членами нашего братства (хабадниками), оставшимися в России".

История белого шофара такова.

В Алма-Ате жил, помогая рабби Леви-Ицхаку, простой еврей по имени Хаим-Бер. После того, как рабби Леви-Ицхак вернул свою святую душу Создателю, Хаим-Бер переехал в Черновцы, где оставался до самой своей смерти. В последний Элул своей жизни он пришел к хасиду Йосефу Нимотину и сказал:

– Никогда я не использовал этот шофар, но в этом году я хочу услышать его.

– Я не могу взять на себя ответственность за такую святую вещь, – ответил реб Йосеф. – Я боюсь как-нибудь неправильно с ним обойтись.

Утром в Рош-Ашана реб Йосеф заглянул к Хаим-Беру. Шофар лежал на столе. Хаим-Бер попросил реб Йосефа протрубить в него, но тот отказался.

– Ты был сегодня в микве? – внезапно спросил Хаим-Бер.

– Да.

– Тогда труби! Пожалуйста!

Реб Йосеф не смог отказать, поднял шофар, протрубил в него и собрался уходить, когда сзади раздался слабый голос Хаим-Бера:

– А теперь, пожалуйста, забери его с собой.

Очевидно, он чувствовал, что конец его близок, и хотел сохранить шофар. Реб Йосеф взял шофар с собой. Через некоторое время он был арестован и после короткого судилища сослан в трудовой лагерь на шесть лет. Его жена отдала шофар его другу, Гиллелю Либерову, который хранил его все время заключения реб Йосефа.

После освобождения реб Йосеф молился в бухарской синагоге. В первый свой Рош-Ашана на свободе он стоял, погруженный в молитву. Когда подошло время трубления, из-за спины его протянулась чья-то рука и положила перед ним белый шофар Цемах-Цедека. Оглянувшись, реб Йосеф увидел удаляющегося Гиллеля Либерова. Дрожащими руками реб Йосеф взял шофар и протрубил в него.

Позже реб Гиллель рассказал ему, что утром в Рош-Ашана взял шофар с собой, чтобы протрубить в него в синагоге, но, придя на место, обнаружил, что потерял его. Не очень веря в успех, он, тем не менее, побежал назад тем путем, которым пришел в синагогу, внимательно оглядываясь. И вдруг он увидел шофар на проезжей части. К нему быстро приближался троллейбус! Реб Гиллель остолбенел. Но троллейбус проехал над шофаром, не задев его. Реб Гиллель решил, что это знак Свыше: он не имеет права держать шофар у себя.

Когда Симха Городецкий, знаменитый посланник Ребе Раяца, с 1923-го года бесстрашно работавший над поддержанием еврейской жизни в Советском Союзе, получил в 1964-м году возможность выехать из этой страны, он сказал реб Йосефу, что хочет попытаться вывезти шофар. Шансы на то, что таможенники не обратят на него внимание и не отберут его, были близки к нулю, но реб Йосеф согласился. И чудо произошло. Симха Городецкий беспрепятственно вывез святой шофар и вскоре вручил его законному владельцу – Ребе.