Я вырос в религиозной семье, но с Хабадом у меня не было никакой связи, пока моя сестра не вышла замуж за любавичского хасида. А в 1974-м году я сам поступил в йешиву в Кфар-Хабаде, а еще через восемнадцать месяцев удостоился встречи с Ребе в Нью-Йорке.

Во время этой встречи я испытал такое чувство, словно обнаружил невероятное сокровище, и решил остаться в Нью-Йорке на всю жизнь. Я устроился на работу учителем в начальной школе "Оолей Тора" и лучшего и желать не мог: я был рядом с Ребе и льстил себе мыслью, что, преподавая в хабадской школе, я тем самым являюсь его посланником.

Пришло время жениться, и моя будущая жена, Тоби, на первом же свидании заявила, что хочет поехать со своим мужем куда-нибудь, чтобы стать посланницей Ребе. "Минуточку, – сказал я, – ведь я уже посланник! Вот прямо здесь, в Бруклине". Но она смотрела на это иначе. Возникла серьезная дилемма, и ее отец даже спросил Ребе, продолжать ли нам встречаться, на что Ребе ответил: "Это им самим решать".

Я уже твердо знал, что хочу жениться на Тоби, и по некотором размышлении придумал, как склонить ее на свою сторону.

– Знаешь что? – предложил я ей. – Когда подойдет время, давай спросим Ребе, и что он нам скажет, то мы и сделаем.

Она согласилась.

– Мне это подходит, – сказала она, и еще после нескольких встреч мы обручились.

Через неделю после свадьбы, в марте 1977-го года, мы написали Ребе письмо, в котором задавали этот вопрос, и, отправляя послание, я мысленно умолял Ребе позволить мне остаться на моей работе учителя в "Оолей Тора": я любил своих учеников и наслаждался возможностью быть рядом с Ребе.

Ребе ответил мне согласием. Я чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Моя жена была далеко не так рада, как я, но, естественно, приняла указание Ребе без колебаний.

На следующий год она предложила снова написать Ребе, но я возразил: "Ребе уже дал ответ". Однако, для нее это было важно, и я согласился снова написать, и мы получили тот же ответ, что и раньше. "Прекрасно! – думал я. – Все идет как надо!"

Однако, на третий год все мои товарищи получили благословение Ребе на покупку домов в Краун-Хайтсе. А я – нет. И я понял, что, скорее всего, мне придется в недалеком будущем отправляться куда-то еще. Я надеялся, что это будет просто другой район в Бруклине, скажем, Флэтбуш или Боро-Парк, чтобы не оказаться слишком далеко от Ребе. Но моя жена полагала, что настоящее посланничество означает настоящее самопожертвование.

Вскоре после этого я встретил знакомого, который был одним из посланников Ребе в Сиднее, в Австралии. Он спросил, не знаю ли я кого-нибудь, кто готов стать директором сиднейской хабадской школы. "Может быть, я", – сорвалось у меня с языка.

Но, хотя я и сказал это сам, на самом деле никакого желания туда ехать у меня и в помине не было. Но он-то этого не знал и предложил мою кандидатуру сиднейской общине! И вот я должен был решать. Надеясь увильнуть, я сказал, что должен посоветоваться с Ребе. И так как я не готов был отправляться за тридевять земель, я всего лишь спросил, надо ли мне вообще интересоваться этим предложением, предполагая, что Ребе, как и раньше, предложит мне оставаться в Бруклине. Но на этот раз Ребе дал указание "рассмотреть этот вопрос".

Я был потрясен, но моя жена сказала: "Уговор есть уговор. Раз Ребе сказал, значит мы так и должны поступить".

Я "рассмотрел вопрос" и написал Ребе, что есть пять мест, где для меня имеются возможности работы, а в конце скромненько написал: "Используйте меня, как считаете нужным".

Однако ответа я не получил. Тем временем администрация "Оолей Тора" подгоняла меня поскорее подписать контракт на следующий год, а рав Пинхас Фельдман, глава хабадской общины Сиднея, подгонял меня решаться на что-нибудь, потому что им нужен был директор. Так что через четыре недели я попросил рава Лейбла Гронера, секретаря Ребе, узнать, что происходит, и он сказал мне, что, когда он положил перед Ребе мое письмо на самый верх пачки писем, Ребе тут же переложил его в самый низ.

Тогда же рав Фельдман спросил Ребе, должен ли он искать кого-либо еще, но Ребе ответил всего лишь: "Их письмо у меня".

Не зная, что предпринять, я попросил моего духовного наставника – машпию – дать мне совет, и он сурово отчитал меня: "Ты что, в игрушки играешь? Ты спросил Ребе, узнавать ли тебе поточнее об Австралии, и Ребе сказал, да, узнавать. И вместо того, чтобы написать, что ты выяснил, ты посылаешь Ребе список пяти мест?! Ты хочешь, чтобы Ребе выбирал за тебя?! Ты сам должен решать! Ребе не будет тебе указывать, что делать. Он может направить тебя, помочь советом, но ответственность ты должен брать на себя!"

На следующее утро мы с женой вместе написали Ребе, что готовы принять предложение из Сиднея и просим его благословения. Через десять минут после того, как мы вручили письмо секретарю, мы получили ответ с благословением и два австралийских доллара с тем, чтобы пожертвовать их на благотворительность по прибытии.

Вся эта история послужила мне уроком на всю жизнь. Ребе хотел, чтобы я стал лидером, делал правильный выбор, принимал правильные решения и не ждал от него указаний на каждый шаг. С тех пор я был посланником Ребе, и этот урок неизменно служил мне путеводителем.

Незадолго до отъезда мы пришли с нашими детьми к Ребе на аудиенцию, и я пожаловался ему, что мне очень трудно уезжать. В ответ Ребе надавал мне столько благословений, что мое отношение к отъезду совершенно изменилось. Уходя, я чуть ли не подпрыгивал от радостного возбуждения. Я ощущал себя в полете. И так я ощущаю себя до сих пор.

Когда мы собирались, меня спрашивали:

– Ты был когда-нибудь в Австралии?

– Нет, – отвечал я.

– Ты себе представляешь, как там вообще?

– Нет!

– Но ты берешь с собой жену и детей и отправляешься на другой конец света?!

– Да!

Я не сомневался, потому что твердо знал: я могу рассчитывать на Ребе, что все будет в порядке. Приняв твердое решение, обретя внутренний стержень, я получил полную поддержку Ребе сразу и навсегда.

Перевод Якова Ханина