Зимой 1966-го года мой отец написал Ребе письмо. Приближалась моя Бар-Мицва, а я был его старшим сыном. Отец пережил Холокост, во время которого погибли все его братья, и теперь, как нетрудно себе представить, его переполняли эмоции. Он хотел отметить Бар-Мицву с размахом, тем более что тогда он был состоятельным человеком. Однако, когда он сообщил Ребе, что хочет устроить шикарное празднество, Ребе ответил: "Тора очень осторожна в отношении еврейских трат. Отметьте празднование с духовным шиком".

Секретарь Ребе передал это указание моему отцу устно по телефону, но отец хотел увидеть ответ Ребе собственными глазами. Я хорошо помню, как мы вместе с ним отправились в штаб-квартиру Хабада и прочитали записку Ребе. Отец повернулся ко мне и спросил:

– Как, по-твоему, что Ребе имеет в виду?

Я был еще маленький. Что я понимал?

– Не имею понятия, – ответил я.

– Я думаю, что Ребе хочет, чтобы вместо одного маамара ты повторил два, – сказал отец.

В любавичских семьях принято, что мальчики к своей Бар-Мицве выучивают наизусть маамар (хасидский трактат) "Иса Бемидраш Теиллим" ("Сказано в Мидраше Теиллим"), который произнес на праздновании своей Бар-Мицвы Ребе Раяц, шестой любавичский Ребе. И вот мне предлагалось выучить не один, а два маамара!

В те времена спорить с отцом было немыслимо, так что я сделал все, что мне было велено. Приготовил талмудический пилпул (анализ законодательных аспектов) Бар-Мицвы и заповеди тфилин, произнес традиционный маамар "Иса Бемидраш Теиллим", а потом еще один – маамар Ребе Раяца, объясняющий мистическое значение стиха "Как прекрасны шатры твои, Яаков".

Незадолго до этого особого дня родители привели меня на аудиенцию к Ребе. Когда отец сказал ему, что, согласно его совету, я подготовил второй маамар, Ребе просиял. Он посмотрел на меня с такой счастливой улыбкой, что все вокруг осветилось. Память об этой улыбке не покидает меня до сих пор.

Затем Ребе попросил меня произнести начало пилпула, который я приготовил. Мой пилпул касался требований к коже, из которой изготавливают тфилин: саму кожу следует делать с намерением использовать ее для исполнения заповеди. Ребе задал два вопроса относительно условий, которые необходимо выполнить, чтобы тфилин были кошерными. Однако в присутствии Ребе я нервничал, и, когда он задал свои вопросы, я просто застыл и не смог заставить себя открыть рот. Увидев, что я не отвечаю, Ребе начал благословлять меня.

Когда мои сыновья подросли, я рассказал им эту историю. И каждый из них произнес по два маамара в день своей Бар-Мицвы. А также и их сыновья. Совет Ребе уже выполняется в нескольких поколениях.

Когда мне исполнилось шестнадцать лет – я учился тогда в хабадской йешиве в Брюнуа во Франции, – я решил отдать на проверку мои тфилин. Не помню уже, что побудило меня это сделать, но во время проверки оказалось, что один из вложенных в них свитков с отрывками из Торы некошерен. Полностью отсутствовало целое слово! Я чувствовал себя ужасно. Получалось, что с самого начала, с моей Бар-Мицвы, в течение трех лет я пользовался некошерными тфилин! Другими словами, я ни разу не исполнил эту заповедь!

Я отправил Ребе письмо, в котором спрашивал, как я могу искупить такое прегрешение. Ребе ответил, что я должен изучить посвященный тфилин раздел в Шулхан Арух Арав – своде законов, составленном Алтер Ребе, первым Ребе движения Хабад. Мне также следовало изучить три хасидских трактата, посвященных заповеди тфилин. Я должен был выучить их наизусть и постоянно повторять про себя. Кроме того, Ребе попросил меня возлагать вторую пару тфилин, свитки в которых написаны согласно мнению рабейну Тама, знаменитого законодателя, жившего во Франции в 12-м веке. До сих пор я возлагал тфилин, свитки в которых были написаны согласно общепринятому мнению Раши, великого комментатора Торы, жившего в 11-м веке, а тфилин рабейну Тама планировал начать возлагать с восемнадцати лет. Таков был в те годы хабадский обычай. Но Ребе сказал, что я должен начать возлагать тфилин рабейну Тама немедленно.

Для моего возраста это было так необычно, что, когда отец прислал мне тфилин рабейну Тама, для того, чтобы их надеть, я прятался в шкафу, чтобы не провоцировать неизбежные комментарии моих соучеников.

Незадолго до моего восемнадцатилетия я вернулся из Брюнуа домой и в честь моего дня рождения получил аудиенцию у Ребе. Перед аудиенцией я устроил фарбренген – хасидское застолье – с моими друзьями, и к нам присоединился один хасид постарше. "Когда вы идете на аудиенцию, – втолковывал он нам, – откройтесь Ребе, обнажите душу перед ним, и он даст вам указание, куда двигаться".

Но пойдя к Ребе, я не смог это сделать. Перед аудиенцией я написал длинное письмо, но затем порвал его и просто попросил благословение на день рожденья.

На следующий год я уже был посмелее. Я снова написал длинное письмо и на этот раз вручил его Ребе. Я в подробностях рассказал, где я нахожусь в духовном плане: что я делаю и чего не делаю в моем служении Всевышнему. В частности, я признавался, что иногда, исполняя заповеди или хабадские обычаи или изучая Тору, чувствую тщеславие, и мое эго раздувается.

Ребе ответил мне – я не помню его слова в точности, но смысл был в следующем: "Это говорит твоя йецер ара – твое дурное начало. Оно хочет, чтобы ты перестал все это делать, поэтому оно говорит, что твое эго все портит. Если твое дурное начало говорит, что ты делаешь все это с гордыней, делай еще больше! Просто делай все больше и больше! Исполни еще одну заповедь, изучи еще страницу Талмуда, а потом еще страницу! Изучать Тору можно даже ради посторонних целей, поскольку это, в конечном итоге, все равно приведет к изучению Торы ради нее самой. Так что не останавливайся!"

Этот ответ перевернул мое отношение к жизни. Я вышел от Ребе в необыкновенно приподнятом настроении. И действительно, когда я раскрыл Ребе свою душу, он дал мне подобающий совет.

Перевод Якова Ханина