Мой отец был одним из основателей йешивы "Тиферет Исраэль" в Иерусалиме, и я стал учиться в ней с момента ее открытия. Йешива создавалась под эгидой Боянского ребе, одного из потомков Ружинской хасидской династии. Чувствуя особую духовную близость к нему, я решил навестить его в Нью-Йорке и в 1969-м году вместе с одним из моих товарищей присоединился к группе хабадников, направлявшихся к Любавичскому Ребе и зафрахтовавшими для этой цели чартерный рейс. Поскольку мы все летели вместе, меня и моего товарища пригласили встретиться с их Ребе, и мы приняли это приглашение.

На аудиенцию первым зашел мой друг. Впоследствии он рассказал мне, что Ребе поинтересовался, как его зовут, и когда он ответил: "Барзель", Ребе спросил: "Барзель? Двенадцать лет назад у меня был посетитель по фамилии Барзель. Вы не родственники?"

Действительно, его дядя, рав Эзра Барзель, был когда-то у Ребе. Когда мой друг, вернувшись в Израиль, передал своему дяде, что сказал Ребе, тот был потрясен: "С тех пор, как я был у Ребе, прошло двенадцать лет, и все эти годы я не говорил с ним, не писал ему, не видел его! Как он меня запомнил? Он с тех пор виделся с тысячами людей!"

Когда я вошел в кабинет Ребе, меня переполняли эмоции, и я не мог произнести ни слова, но когда Ребе заговорил со мной, я почувствовал себя легче. Он спросил, кто я и что делаю в Нью-Йорке. Услышав, что я приехал к Боянер ребе, он попросил меня передать ему наилучшие пожелания. Затем он спросил: "А чем ты занимаешься?"

Я ответил, что в первой половине дня учусь в Ружинской йешиве, а во второй – в йешиве "Мир". Ребе строго посмотрел на меня и сказал: "Я не спрашиваю, чем ты занимаешься в своей личной жизни. Я хочу знать, в чем твои достижения".

Я ответил, что с одобрения йешивы "Мир", в которой поощрялась учительская деятельность учеников, я каждый вечер ездил в Ир Ганим – бедный квартал на юго-западе Иерусалима – и вел там в синагоге "Шевет Ахим" уроки по книге "Бен Иш Хай" – сборнику учений известного багдадского мудреца Йосефа Хаима.

Ребе одобрил эти уроки и добавил: "Именно это я и имел в виду. Что же ты мне сразу не сказал?"

Его не столько интересовало, чем я занимался как частное лицо, сколько то, как я использовал мои таланты, дарованные Свыше, чтобы положительно влиять на жизнь других.

Затем разговор зашел о различных ашкеназских и сефардских общинах. Ребе особо отметил литовские, марокканские, йеменские и иракские общины. "Ты должен понимать природу каждой общины, чтобы эффективно обращаться к их нуждам", – сказал мне Ребе. Он также посоветовал мне не менять их версии порядка молитв. "Каждая община должна молиться своим традиционным способом, – заметил он. – У каждой из них замечательные корни, в каждой из них свои обычаи. И ты должен понимать их обычаи, чтобы знать, как к ним относиться".

Тогда я понятия не имел, почему Ребе заговорил со мной о разных еврейских общинах. Но спустя годы мне стало ясно, что Ребе подготавливал меня к моей будущей работе. Пришло время, когда я принял участие в создании йешивы в Мигдал Аэмек, городке развития в северном Израиле, где в основном жили беженцы из мусульманских стран. Я был директором школы, но моя работа не кончалась учениками. Я старался установить добрые отношения с родителями. И, знакомясь все ближе с этими семьями, я убеждался, насколько важно хорошо разбираться в том, что собой представляют их общины, чтобы знать, как иметь с ними дело.

Под конец аудиенции Ребе сказал:

– Я хочу попросить тебя о личном одолжении. Можно?

– Конечно! – ответил я, ожидая, что он отправит меня куда-нибудь с миссией. Но это было совсем не то, что хотел от меня Ребе

– Многие марокканские евреи совершают ошибку, – сказал он. – Хотя еврейский мальчик должен начинать возлагать тфилин со своего тринадцатого дня рождения, они ждут до тех пор, пока им удастся устроить семейное торжество по этому поводу. Пожалуйста, скажи им от моего имени, что они должны начинать с тринадцати лет. Праздновать можно и позже.

Я сказал Ребе, что никогда не слышал ни о чем подобном, но Ребе заметил, что я дал обещание выполнить его просьбу.

Первую субботу в Израиле сразу по возвращении из США я провел в синагоге "Шевет Ахим". На входе меня поприветствовал староста синагоги:

– Как хорошо, что вы пришли. Особенно учитывая, что у нас тут двойная Бар-Мицва – два брата. И мы хотим, чтобы кто-нибудь произнес речь.

– Двойная Бар-Мицва? – спросил я. – Они близнецы?

– Нет, одному из них четырнадцать лет, а другому исполняется тринадцать.

– А четырнадцатилетний накладывает тфилин?

– Для него еще не устраивали празднования. Как же он может накладывать тфилин?

Я громко постучал ладонью по кафедре, требуя общего внимания.

– У меня для вас послание от Любавичского Ребе! – объявил я. – Мальчик должен накладывать тфилин с тринадцати лет вне зависимости от того, когда празднуют Бар-Мицву!

Прихожане синагоги были потрясены. Они этого не знали! Большая часть общины полагала, что обязанность соблюдать заповеди начинается с празднования, когда бы оно ни происходило, а не с тринадцатого дня рождения, как этого требует еврейский закон. И они горячо благодарили меня за то, что я это объяснил.

А Ребе знал это. Но больше всего на меня повлияли его слова: "В чем твои достижения?" Мне было ясно, что он хочет, чтобы я помогал другим. Он зажег во мне огонь, который горит до сих пор: я даю уроки Торы где и когда только могу.

Перевод Якова Ханина