Время исполнения заповеди об обрезании – восьмой день жизни младенца, как сказано в главе Торы "Тазриа": "А на восьмой день обрезана будет крайняя плоть его" (Ваикра, 12:3). На восьмой день – даже если этот день приходится на субботу или праздник.

Если же по каким-то причинам, будь то, не дай Б-г, болезнь ребенка, сто раз проклятая советская власть, половцы, печенеги или, еще раз не дай Б-г, эпидемия, на восьмой день обрезать нельзя или невозможно, то обрезают при первой возможности в будний день (в субботу или праздник – уже нельзя). Заповедь при этом, безусловно, соблюдается. Доказательство – перед таким "несвоевременным" обрезанием безоговорочно произносят благословение: "Благословен … освятивший нас своими заповедями и заповедовавший…" Если бы речь не шла об исполнении заповеди (или было бы хоть сомнение в том, что это – заповедь), то благословение не произносили бы, следуя железному правилу – "в случае сомнения, воздержись от благословения". Однако есть в ее исполнении очевидный изъян: заповедь просрочена. Обрезают не в заповеданный день. Это, конечно, не как соблюдать субботу во вторник – тогда заповедь не исполняется вовсе, – но определенное сходство просматривается.

(Можно было бы полезть сейчас в популярную в ешивных кругах аналитику, в чем заключается заповедь: совершить обрезание вовремя или быть обрезанным когда-нибудь (спойлер: и то и другое). Но мы сразу начинаем там, где этот спор уже отспорен: все согласны с тем, что заповедь есть и это заповедь предписывающая ("быть обрезанным"). Но вот исполнения заповеди в срок нет.)

На первый взгляд, получается, что если ребенка не обрезали на восьмой день – пусть даже по самой уважительной из причин или ввиду абсолютной технической невозможности – то в дальнейшем, когда он будет наконец обрезан, это поможет только на будущее. Т. е. с такого-то возраста – обрезан. А обратно, как в шашках, не бьет. Что было – то прошло. При этом нет разницы между ситуацией, когда не обрезали потому что ребенок, не дай Б-г, был не здоров и обрезать его в таком состоянии было бы запрещено, и злонамеренным необрезанием из богоборческих соображений.

Рамбам, объясняя почему не обрезают больного младенца, пишет (см. Мишне Тора, Законы обрезания, 1:18): "Предотвращение опасности для жизни превалирует над всем. И можно обрезать младенца и спустя время, но никак невозможно вернуть ни одну душу из Израиля".

На первый (да и на второй) взгляд, выглядит, что Рамбам приводит два аргумента, оправдывающих перенос сроков обрезания больного младенца с заповеданного на после того, как тот поправится. Во-первых, угроза жизни. Которая оправдывала бы все, даже если бы почему-то было невозможно обрезать позже. Во-вторых, можно обрезать и позже. И не потому что это не так страшно в сравнении с возможными последствиями проявления беспечности, не дай Б-г – Рамбам никаких оговорок не делает. А потому что и с запозданием – это полновесная заповедь, ничем не уступающая обрезанию в срок. Не будь так, "можно обрезать и спустя время" не было бы достаточным и заслуживающим упоминания аргументом. Списали бы все на угрозу жизни и все дела. Или во всяком случае нужно было бы как-то обозначить проблематичность второго аргумента (не только тем, что он упоминается вторым) и частичность решения проблемы с его помощью.

Короче, из слов Рамбама следует, что наше исходное предположение было хоть и логичным, но неверным. И да, обрезание не на восьмой день, а позже (и не исключено, что даже если причина задержки не уважительная) равноценно обрезанию в срок.

Выглядит это совершенно непонятным. Как такое может быть, чтобы исполнение заповеди с такого-то момента, засчитывалось задним числом на дни, месяцы, а то и годы назад?!

Безусловно, можно найти в еврейском законодательстве массу примеров ситуаций, в которых действие совершаемое в будущем, влияет на статус, значение и т. п. имевшего место в прошлом. Но все это – о том, как и когда воздействие совершаемого в будущем может быть оговорено в прошлом. Нигде мы не находим такого, чтобы совершаемое в будущем могло создать некую не существовавшую в прошлом реальность. Как же человек, который до двадцати лет не был обрезан, может после обрезания стать "обрезанным на восьмой день"?

И еще один момент: по поводу приписки "но никак невозможно вернуть ни одну душу из Израиля". Рамбам добавляет ее в продолжение второго аргумента, про "можно позже". Хотя, вроде бы, они гораздо больше перекликаются с первым, про "угрозу жизни". Если можно сделать обрезание позже и результат будет ровно тот же, как если обрезать вовремя, то о чем разговор? Зачем вообще страшилки про "угрозу жизни" и "невозможности вернуть ни одну душу"?

Теперь, внимание, разгадка. Как обычно, толком понятная только в свете учения хасидизма. В "Ликутей Тора" (Тазриа, 21:1) объясняется, что результатом обрезания становится получение направленного потока Б-жественного света величайшего уровня. Заслужить подобное нашим собственным служением невозможно. Мы даже близко не добиваем до сфер, являющихся источником этого света, даже чисто теоретически. Только и исключительно в подарок Свыше. Пока крайняя плоть не обрезана, подарок (в любом случае абсолютно не заслуженный) нам не полагается. Обрезание – это не причина (заслуга), за которую нам полагается такой подарок, а повод. Ну, примерно, как когда муж, влюбленный в жену, пользуется днем работника пищевой промышленности, как поводом для того, чтобы подарить супруге кольцо с бриллиантом. Совсем без повода нельзя, но пустячного повода достаточно.

Это – объективно. На уровне миров и взаимодействия между ними. Но и на субъективном уровне происходит нечто подобное: происходит раскрытие Б-жественной души обрезуемого. Именно в момент обрезания происходит (в отличие, нужно сказать, от гера, для которого отправной точкой становится момент омовения в микве во имя принятия гиюра). Б-жественная душа – это уровень нашего душевного устройства, бесконечно возвышенный над всем, что касается сознательного в нас или хотя бы связанного с сознательным. Поэтому она не может возникнуть в результате наших усилий, быть взращенной нами. Б-жественная душа – тоже подарок свыше. Подарок, который мы вообще-то получаем в момент нашего зачатия, наша сущностная составляющая. Но до обрезания она пребывает в столь полном сокрытии, что ее как бы и нет. Это имеется в виду, когда говорится, что Б-жественная душа входит в тело с обрезанием. "Входит" в смысле "раскрывается", начинает проявляться на надсознательном уровне (не путать с подсознательным).

Иными словами, когда делается обрезание, явным (во всех смыслах: физически и духовно) становится скрытое прежде, но уже существовавшее. Т. о. все условия соблюдаются: не то, чтобы вновь возникшее признавалось существовавшим прежде, но задним числом оказывается, что вот же оно (в нашем конкретном случае Б-жественная душа) существовало, только в сокрытом виде.

Подобным образом работает раскаяние, исправляя совершенное прежде. Дело в том, что на сущностном уровне своей души, еврей не может и не хочет грешить против своего Творца. К сожалению, произошло сокрытие этого уровня и, как следствие, грехопадение. Но ничто никуда не делось. И поэтому, как только сокрытие сменяется раскрытием, все возвращается на свои места. В идеале – как если бы ничего нежелательного не было. Все духовные последствия устраняются. А если повезет, то и материальные.

В любом случае, подлинное стремление еврейской души (соответствующее цели, с которой она облачается в материальное тело и животную душу) – исполнить волю Всевышнего. Поэтому, кстати, в случае необходимости, продуктивно физическое принуждение к исполнению требований еврейского закона. Казалось бы, какова ценность совершаемого по принуждению? А вы взгляните на ситуацию под таким углом зрения: на уровне сути души (надсознательный уровень) есть правильное, богоугодное желание. На практическом уровне есть исполнение Б-жьей воли. Не хватает только элемента сознательного принятия. Копейки, по любым меркам. Тем более, что поскольку ни один еврей не покидает этот мир, не раскаявшись полным раскаянием во всем, требующем раскаяния, можно быть уверенным, что и это будет восполнено.

В свете вышесказанного, становится понятным, почему Рамбам добавил "но никак невозможно вернуть ни одну душу из Израиля" именно к словам про то, что "можно обрезать младенца и спустя время". Помимо прямого смысла (который вызывает вопросы, но более-менее очевиден), там есть и подтекст. "Никак невозможно вернуть ни одну душу из Израиля" – не только в том смысле, что мертвого не оживить. Во-первых, оживить можно. Есть прецеденты. Во-вторых, это верно не только применительно к еврейским душам. Но Рамбам здесь имеет в виду, помимо прочего, что еврейскую душу "не вернуть" в таком смысле: что с любой еврейской душой ни делай, она не перестанет быть еврейской (см., например, Кидушин, 36а) и не перестанет стремиться безраздельно служить своему Творцу всеми силами. Невозможно прервать сущностную связь еврейской души со Всевышним. И это касается как коллективного еврейства (общины Израиля), так и каждого еврея без исключения. Как говаривал Бешт, каждый еврей дорог Всевышнему, как единственный ребенок, родившийся у родителей на склоне дней. И поэтому, кстати, спасающий одну (любую!) душу из Израиля, словно спасает весь мир: весь мир создан персонально ради каждого еврея.

А с другой стороны, "отсутствие" любого еврея в общей картине, сокрытие в нем Б-жественной души и т. п. – все это делает неполной и несовершенной всю картину мироздания, лишает полноты воплощения весь Б-жественный замысел. Поэтому, когда бы ни созрели условия, нужно сделать обрезание каждому еврею. Никогда не поздно дать раскрыться Б-жественной душе. Тем более, что, как мы выяснили, раскрытие воздействует и на прошлое, освящая его, благодаря тому, что становится явным, то, что было и раньше, но в скрытом виде.

Как известно, обрезание, во многих аспектах, символизирует служение Всевышнему в целом. И глобальные выводы, которые мы можем сделать, исходя из вышесказанного, сводятся к тому, что, с одной стороны, человек не имеет права бездействовать, полагаясь на то, что на сущностном уровне и так все хорошо. Обрезать младенцев следует на восьмой день. А если невозможно на восьмой, то при первой же возможности. И это касается любой другой заповеди и любого другого элемента служения Всевышнему. Как только возникает возможность – не мешкая и не отвлекаясь. Ибо связь с Творцом должна получать максимальное раскрытие, реализовываться.

С другой стороны, когда происходит обрезание (физическое, а еще больше – духовное, "обрезание сердца", раскрытие Б-жественной души), мы удостаиваемся гораздо большего, чем получили бы, ограничивайся все только усилиями наших собственных трудов на ниве исполнения воли Творца. В заслугу исполнения заповеди "Обрежьте оболочку вашего сердца" (Дварим, 10:16) мы удостаиваемся того, что "и обрежет Г-сподь, Б-г твой, сердце твое и сердце твоего потомства, чтобы любить Г-спода, Б-га твоего, всем сердцем твоим и всею душою твоей, ради жизни твоей" (Дварим, 30:6).

"И обрежет Г-сподь, Б-г твой, сердце твое" – произойдет во времена Машиаха, прихода которого мы ожидаем со дня на день. И если наше обрезание требует преодоления себя, концентрации сил и прочих геройских геройств, то грядушее, ниспосланное Свыше, будет чистым крем-брюле. Будьте готовы.

(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, "Ликутей сихот" т. 3, стр. 239-242.)