Большинство туристов, посещающих Иерусалим, знают мою фамилию – Мандельбаум. Потому что место, где стоял дом нашей семьи, показывают как одну из достопримечательностей. Дом был разрушен во время Войны за независимость в 1948-м году, а на этом месте построили ворота. В течение девятнадцати лет, когда Иерусалим был разделен, для того, чтобы пройти из его израильской части в ту, что оккупировала тогда Иордания, невозможно было миновать ворота Мандельбаума, как их назвали после разрушения нашего дома. После воссоединения Иерусалима в ходе Шестидневной войны ворота разобрали, но место осталось частью иерусалимской истории, и его показывают туристам.

В молодости я служил в израильской армии, но из-за ранения был демобилизован раньше срока. Некоторое время я учился в йешиве, а затем решил поступить в университет и изучать экономику. Почему именно экономику? Потому что, помимо прочего, я видел, как испарилось благополучие нашей семьи: до основания Израиля мы были одной из богатейших семей Иерусалима, но во время Войны за независимость потеряли почти все и стали беженцами. Так что проблемы экономики я принимал очень близко к сердцу.

Я учился в Еврейском университете, где получил степень бакалавра, а затем и магистра, однако, женившись и пытаясь обеспечить семью, я уже не мог себе позволить заниматься докторатом. Но однажды я прочитал в новостях, что Государственный департамент США оплачивает программу обучения для студентов экономических факультетов из развивающихся стран. Невероятно, но из двухсот соискателей этой стипендии из Израиля выбрали меня. Когда я спросил, чем я заслужил такую честь, мне сказали, что все остальные пытались произвести впечатление на приемную комиссию своими знаниями, а я единственный сказал, что многого не знаю и хочу учиться.

Занятия проводились в университете Вандербильта в Нашвилле, штат Теннесси. Программа была элитной. Тщательно отобранные Государственным департаментом кандидаты со временем достигли высокого положения в своих странах, и с тех пор у меня завязались широкие связи по всему миру.

В Нашвилле я познакомился с раввином Залманом Познером, хабадским посланником. Будучи религиозным, я ходил в его синагогу, и вскоре моя жена уже преподавала в хабадской школе, а меня попросили быть кантором по субботам и праздникам. Я все больше и больше восхищался любавичским движением за их усилия в привлечении к иудаизму нерелигиозных евреев и особенно указаниями Ребе в этом отношении.

В 1968-м году я удостоился встретиться с Ребе, когда мне понадобился его совет по поводу моей докторской диссертации. К тому времени я закончил учебу в университете Вандербильта и вернулся в Израиль, где работал в Министерстве экономики и промышленности. Однако прежде чем получить докторскую степень, я должен был вернуться в университет Вандербильта, чтобы защитить диссертацию перед комиссией из шести профессоров.

Проблема состояла в том, что в комиссию входил еврейский профессор, который ненавидел Израиль. Он отказывался прийти на мою защиту, потому что я сам был израильтянин и тема моей диссертации касалась израильской экономики. В результате защита раз за разом откладывалась. Я приехал из Израиля, оставив дома семью и работу, и сидел сложа руки в Нашвилле в вынужденном безделье, раздражаясь и отчаиваясь. К тому же, я подозревал, что если этот профессор и соизволит прийти на мою защиту, он, скорей всего, проголосует против меня, так что степени я не получу, и вся работа пойдет насмарку. Тогда я и решил, что мне нужно вмешательство высших сил, и обратился к Ребе, чтобы получить его благословение на преодоление этого препятствия.

Ребе дал мне благословение. Сейчас я уже не помню точно, какие слова он произнес, но я хорошо помню, как начал дрожать, пока он говорил, и меня охватила уверенность, что я одержу победу.

Во время аудиенции Ребе подробно расспросил меня о моей диссертации, в которой рассматривалась необходимость развивать израильскую промышленность, а также меры, которые должно принять израильское правительство в этом отношении. "Процентная ставка в Израиле очень высока, – сказал я. – В моей диссертации говорится, что нужно понизить ставку и понизить налоги для того, чтобы поощрить инвестирование в нашу промышленность со стороны международных корпораций".

Ребе возразил: "Серьезные вкладчики не ищут дешевые займы. У них хорошие отношения с банками, и они могут занимать большие суммы под низкий процент в любое время без государственной поддержки. Но при том, что дешевые займы не являются для них решающим стимулом, прямые дотации могут их привлечь".

Я понял, какая это замечательная идея, и тут же включил ее в свою диссертацию. А вернувшись в Израиль, я убедил Кнессет провести соответствующий законопроект. Это принесло огромную пользу экономике, так как большие корпорации, например, "Интел", открыли в Израиле представительства и наняли на работу тысячи израильских служащих.

Ребе дал мне еще один совет, который оказался бесценным. Его предложение несло в себе феноменальное предвидение: израильская экономика должна базироваться на еврейских мозгах. Ребе сказал: "Чаще всего евреи лучше работают головой. Вместо того, чтобы класть все силы на фабричное производство, имеет смысл развивать научно-технические предприятия". Он был совершенно прав, и, как мы знаем, именно высокие технологии вывели Израиль на международную арену.

И еще он сказал одну вещь, которую я никогда не забуду. Я упомянул, что перед израильским правительством стоит дилемма: до какой степени можно вмешиваться в экономику? Если помогать слишком много, возможно, люди начнут хвататься за неосуществимые проекты, которые ничем не помогут экономике. Ребе ответил: "Не забывайте, что Б-г следит за Землей Израиля. Его Провидение постоянно, и в конце концов то, что делает правительство, принесет положительные результаты".

Прежде чем я ушел, Ребе сказал мне, что мои проблемы в университете решатся "свыше". Я понял это так, что помощь придет с Небес и что мне нужно молиться о положительном разрешении ситуации.

Я вернулся в Нашвилл и снова принялся ждать комиссию, но дело не двигалось. А затем мой брат предложил мне обратиться к декану экономического факультета напрямую и объяснить, что происходит. Мне это совсем не понравилось. На обращение к администрации через голову профессора в университетской среде смотрят с великим презрением. "Такие действия легко могут обернуться против меня самого", – думал я. И вдруг меня озарило. Не это ли имел в виду Ребе, когда говорил, что помощь придет "свыше"?!

И я обратился к декану. Услышав о задержке, декан дал указание комиссии немедленно собраться на заседание, а также распорядился, чтобы антиизраильский профессор в случае отказа участвовать, был тут же исключен из комиссии.

Так и произошло. Меня экзаменовали всего лишь пятнадцать минут и объявили мою диссертацию превосходной. Я абсолютно уверен, что этим успехом, определившим мое профессиональное будущее, я обязан именно благословению Ребе. И я глубоко благодарен ему за советы, которые, будучи израильским экономистом, я изо всех сил пытался воплотить в течение всей моей карьеры.

Перевод Якова Ханина