В 1975-м году в городе Ломита, штат Калифорния, мне посчастливилось встретиться с раввином Бенционом Фридманом и его женой Эстер, и эта встреча изменила мою жизнь. Мне было тогда двадцать лет.

Родился я в семье реформистов, я бы сказал, супер-реформистов. Мои прадеды стояли у истоков реформистского иудаизма еще в Германии. От отца я не получил практически никаких знаний о еврействе, так же как и отец – от своего отца. Когда я однажды спросил у деда, к какому из двенадцати колен Израиля мы принадлежим, он вообще не понял, о чем речь. Сам я, увидев фотографию приятеля в талите и тфилин перед Стеной Плача, подумал: "Чего это он вырядился как араб?" Настолько я был далек от всего этого.

Тем не менее, я обладал достаточно сильным еврейским самосознанием благодаря моей матери, которая родилась в семье сионистов. Наши родственники заложили город Зихрон-Моше в двадцати милях к югу от Хайфы в Израиле. В общем, когда мне было девятнадцать лет, я отправился добровольцем в Израиль в войну Судного дня. Там я немного освоил иврит.

Вернувшись, я познакомился с раввином Фридманом, и тогда началось мое путешествие (которое скорее можно назвать пробуждением) в поисках собственного еврейского наследия.

На Песах 1976-го года я приехал в Краун-Хайтс и в первый раз получил возможность увидеть Ребе. В тот раз я участвовал в молитве вместе с Ребе в маленькой синагоге в одном из помещений штаб-квартиры Хабада в 770 на Истерн-парквее, а затем присутствовал на фарбренгене – собрании хасидов, на котором Ребе обращается к ним, дает указания, делится мыслями и идеями Торы. И то и другое произвело на меня огромное впечатление. Но только после того, как я женился и в ноябре 1984-го года у нас родился наш первый ребенок, мы с женой встретились с Ребе лицом к лицу, и эта встреча по-настоящему глубоко повлияла на всю нашу жизнь.

Наш сын родился с синдромом Дауна. Для любого родителя услышать от врача такой диагноз – страшная новость. Каждый, кто испытал это, знает, что вначале приходится пройти через период траура по тому ребенку, которого ты хотел иметь, а уж затем начинаешь с любовью принимать того ребенка, которого Всевышний дал тебе. Так что для нас с женой это было тяжелое время.

В феврале 1985-го года, когда нашему сыну – мы назвали его Авраамом в честь моего тестя – было два с половиной месяца, мы решили отправиться из Лос Анджелеса во Флориду, но по дороге завернуть в Нью-Йорк и остановиться в Бруклине в надежде встретиться с Ребе и получить его благословение для ребенка.

Оказалось, что попасть на аудиенцию было совершенно невозможно, но нам посоветовали подождать около кабинета Ребе с тем, чтобы попросить у него благословение, когда он будет возвращаться из синагоги после молитвы Минха. Так мы и сделали.

Увидев нас, Ребе остановился. Он взглянул на Авремела, вынул из кармана монетку и вложил ее в детскую руку. Но из-за синдрома Дауна у Авремела не было мускульного тонуса, и монета вывалилась у него из пальцев.

Прежде, чем я успел что-либо сделать, Ребе нагнулся, подобрал монетку с пола, вложил ее в руку Авремела и на этот раз сомкнул его пальцы на ней. Затем Ребе повернулся к моей жене и сказал: "Эти дети – мои генералы. Не нужно волноваться". И он добавил еще несколько слов, которые мы не очень четко услышали, но звучало это как "Он будет благословением".

И он действительно стал для нас благословением. Сейчас ему тридцать один год, и он – свет нашей жизни. Он – наше благословение. Он независим, сам ездит на поезде и автобусе, и у него есть работа. Общаясь с родителями детей с синдромом Дауна, я говорю им: "Если бы доктора изобрели сейчас таблетку, которая сделала бы моего сына "нормальным", я бы, конечно, дал ему такую таблетку, потому что для него это было бы лучше, но сам я скучал бы по нему теперешнему. Потому что я люблю его таким, какой он есть. Он – настоящее благословение для нас".

Именно это Ребе помог нам увидеть в Авремеле. Наша способность любить и ценить его – от Ребе. Он назвал таких детей "мои генералы", как я понимаю, имея в виду свою кампанию Цивос Ашем ("Армия Всевышнего"), цель которой – вовлечь детей в изучение Торы и исполнение заповедей. Как мне кажется, Ребе рассматривал таких детей, как Авремел, генералами этой кампании, потому что они очень особенные.

Кстати, определение "особенные" тоже дал Ребе. Раньше таких детей называли "умственно отсталыми". Но они ведь и на самом деле особенные, и они на самом деле благословение.

Я начал понимать, почему некоторые евреи, особенно сефардского происхождения, считают их благословенными: их невинность и духовная чистота позволяют им видеть мир так, как Всевышний сотворил его, а не так, как он видится нам.

Авремел – это лучшее, что у нас есть, но тогда, в феврале 1985-го года, я не осознавал этого, пока Ребе не открыл нам глаза на величайшее сокровище, которое подарил нам Творец.

Перевод Якова Ханина