В 1989-м году мой муж Скотт решил выдвинуть свою кандидатуру на выборы в Конгресс от республиканской партии. Это означало выступить против Гарри Джонсона, конгрессмена-демократа от 14-го округа штата Флорида. Город Бока Ратон, где мы тогда жили, принадлежал к этому округу.

Когда о наших планах узнал наш друг, любавичский хасид раввин Йоси Бистон, он тут же посоветовал моему мужу попросить у Ребе совета и благословения. Хотя мы и не хабадники, но дружим с ними давно, так что мы решили последовать совету рава Бистона.

27-го марта 1989-го года мы вместе отправились в Нью-Йорк чтобы встретиться с Ребе. Когда подошла наша очередь, Скотт сказал ему:

– Я рассматриваю возможность выдвинуть свою кандидатуру в Конгресс США и хотел бы знать, подобает ли это еврею, соблюдающему субботу.

– Не только подобает, – ответил Ребе, – но и во многом является освящением Имени Всевышнего. Если вы конгрессмен, и все знают, что вы соблюдаете субботу, это может подвигнуть тех неевреев, которые с уважением относятся к законам Ноя, более ответственно подойти к исполнению этих законов.

Сразу же по возвращении во Флориду, мой муж развернул предвыборную кампанию и добился номинации от республиканской партии практически без оппозиции. Но затем начались трудности. Мы были молоды и наивны и не понимали, сколько потребуется денег на дальнейшую кампанию. Нам пришлось нанять дорогих политических советников, и, чтобы оплатить их, мы влезли в большие долги. Через некоторое время мы начали задаваться вопросом, сможем ли мы собрать достаточно пожертвований, чтобы довести кампанию до конца.

Помимо финансовых проблем, мы столкнулись с подлыми и лживыми нападками в прессе из-за того, что Скотт выступал против абортов по первому требованию. Чуть ли не каждый день появлялся очередной отвратительный комментарий о нем. Для нас это было очень тяжелым испытанием, и мы начали обсуждать, стоит ли продолжать борьбу.

И тогда мы решили снова просить совета у Ребе. С помощью местных хабадских посланников мы отправили Ребе факс, но ответа не получили.

Спустя какое-то время мой муж оплатил приезд из Нью-Йорка троих специалистов по изучению общественного мнения и пригласил их к нам домой на обед. Во время обеда зазвонил телефон. Вообще-то Скотт никогда не берет трубку, но тут он посреди важнейшей деловой встречи извинился и ответил на звонок. На проводе был раввин Лейбл Гронер, секретарь Ребе. Он передал нам следующее сообщение: "Ребе считает, что если финансовое положение тяжелое и эмоциональное напряжение слишком сильное, продолжать кампанию не имеет смысла".

Если подумать, насколько же вовремя он позвонил! К сожалению, мы уже настолько глубоко ввязались в это дело, что не могли заставить себя отступить. Мы продолжали биться головой об стенку. Естественно, безрезультатно.

Единственным светлым пятном во всей кампании было то, что Скотт получил возможность доказать свою верность религиозным иделам. Президент Джордж Х. Буш прилетел во Флориду, и в субботу для прессы была организована фото-сессия. И не желая нарушать субботу, Скотт сказал: "Спасибо, но я не могу участвовать". Фото-сессия с президентом могла бы очень сильно ему помочь, но нарушить субботу было немыслимо.

Многие религиозные евреи говорят, что суббота для них важнее, чем президент США, но мой муж доказал это на деле. Хоть что-то хорошее получилось в той кампании.

Но все остальное было ужасно. Скотт получил всего лишь треть голосов и с треском проиграл выборы конгрессмену Джонсону. В результате у него началась депрессия. Он считал политику платформой для внедрения возвышенных идеалов, и реальность жестоко разочаровала его. Для всей нашей семьи начались тяжелые времена.

Чтобы поднять ему настроение, мы забрали детей из школы и поехали навестить его родителей в Беркширс. Мы думали, что ему поможет перемена обстановки. Из этого ничего не получилось. Скотту было очень плохо. Он на этой кампании потерял огромные деньги, а теперь у него даже не было работы, чтобы хоть как-то возместить потери. А еще он чувствовал себя очень одиноко. Пока шла кампания, к нему постоянно кто-то приходил, не прекращались телефонные звонки. Ничего этого больше не было.

Все выглядело безнадежно, пока в один прекрасных день не раздался телефонный звонок. Это опять был раввин Гронер. Я смотрела, как мой муж держит трубку около уха, и вдруг выражение его лица начало меняться, осанка выпрямилась.

Лейбл Гронер передавал ему от имени Ребе: "Вы должны быть счастливым! Очень хорошо, что вы приняли участие в выборах. Благодаря этому у вас в будущем появится множество возможностей помогать еврейскому народу!"

Мы были потрясены. У нас не было никаких особых отношений с Ребе, никакой особенной связи. Я не представляю, как он узнал, что у нас все летит кувырком. После выборов мы и слова не сказали его посланникам. И все же он каким-то образом все знал.

Сама мысль, что Ребе заботился о Скотте, которого он видел-то всего один раз, что он позвонил, поинтересовался, как у нас дела, – эта мысль придала Скотту сил. С этого момента его взгляд на ситуацию и вообще образ мыслей радикально изменился от пессимистичного к оптимистичному. Это было невероятно.

И в конце концов все получилось прекрасно. Администрация Буша наняла Скотта на работу, и он занимал высокие посты, приняв, например, участие в совместном американо-израильском проекте противоракетной обороны под названием Стрела.

Прошло уже более двадцати лет, и я по-прежнему испытываю глубокое чувство благодарности и поражаюсь, как Ребе знал, что, как и когда нужно сделать, чтобы помочь другому еврею.

Перевод Якова Ханина