Я родился в 1934-м году в городке Вижница на Буковине. Я был еще ребенком, когда мои родители эмигрировали в Бельгию и поселились в Антверпене. В Бельгии тогда проживала большая еврейская община – в одном Антверпене около пятидесяти тысяч, – и все они надеялись на более спокойную жизнь.

К сожалению, наше пребывание там оказалось очень недолгим. В 1940-м году немцы захватили Бельгию и сразу же начали высылать и убивать евреев. Все, кто мог, пытались убежать. Нам удалось перейти границу Франции. Мне было всего шесть лет, но я уже достаточно разбирался в происходящем, чтобы понять: мы спасаем свою жизнь.

Наша семья добралась до Марселя, где жили мать и сестра моей матери. Там же оказалось несколько семей любавичских хасидов. Они приняли нас очень тепло. Но проблема состояла в том, что у нас ничего не было. Я имею в виду, что шла война, еды не хватало, жилья для огромного наплыва беженцев не находилось. Мы перемещались из дома в дом, с места на место. Через несколько месяцев немцы захватили Париж, и положение стало еще хуже.

Посреди всего этого хаоса и смятения нашей семье пришлось разделиться. Только после войны я снова увиделся с моими близкими. А тем временем меня отдали в сиротский дом Марселя.

В приюте находилось около сорока или пятидесяти детей, многим из них было всего лишь три или четыре года. Некоторые знали, что их родители убиты, другие оставались в неизвестности относительно судьбы своих отцов и матерей. Часто можно было слышать, как дети плачут и безответно зовут родителей.

Шли дни, и ситуация становилась все более отчаянной. Наш рацион еды день ото дня уменьшался, и мы начали голодать.

Затем, в начале лета 1941-го года, на выручку пришел один человек. Имени его мы не знали и звали его просто "месье". Месье приходил с мешками хлеба – длинными французскими булками, – с банками тунца или сардин, иногда с картошкой. Он оставался, пока все не заканчивали есть.

Некоторые ребятишки чувствовали себя настолько подавленно, что отказывались есть. Этих детей он сажал к себе на колени, рассказывал им истории, пел для них песни и кормил их. С другими детьми он садился рядом на пол и уговаривал их поесть, иногда, если возникала необходимость, подносил им ложку ко рту. Для этих охваченных тоской малышей он был как отец.

Имени его, как я сказал, мы не знали, но он знал имя каждого из нас. Мы любили его и каждый день ждали его прихода. Я помню, один мальчик завидовал тем, кто сидел на коленях у месье и слушал его истории и песни. Этот малыш делал вид, что отказывается от еды, чтобы привлечь его внимание.

Месье приходил каждый день в течение нескольких недель, и я думаю, немало детей, живших в то время в приюте, обязаны ему своей жизнью. Во всяком случае, если бы не он, меня бы тут не было.

В конце концов война закончилась, и наша семья воссоединилась. Мы уехали из Европы и начали строить жизнь заново. В 1957-м году я попал в Нью-Йорк, и мой дядя предложил мне встретиться с Любавичским Ребе. Естественно, я согласился, и он договорился с секретарем Ребе об аудиенции.

В назначенное время я прибыл в штаб-квартиру Хабада в дом 770 на Истерн парквэй и уселся в ожидании. Пока не подошла моя очередь, я читал псалмы и посматривал на вереницу мужчин и женщин из самых разных слоев общества, пришедших на встречу с Ребе. Наконец меня позвали, и я вошел в его кабинет.

Увидев меня, Ребе улыбнулся и тут же поприветствовал меня: "Дос из Довиделе!" ("Да это же Довиделе!").

"Откуда он знает, как меня зовут?" – подумал я. А в следующий момент я едва не упал в обморок. Я смотрел на месье! Ребе и был тем месье! И он узнал меня прежде, чем я его! Это было невероятно.

Позже я узнал, как он оказался в Марселе. Он и ребецин Хая-Мушка пытались спастись из оккупированной немцами Франции. Чтобы получить необходимые документы, он постоянно ездил из Ниццы в Марсель и обратно. Видимо, он узнал о сиротском доме и нашем незавидном положении и поспешил на выручку.

Я слышал, что не так давно были обнаружены записные книжки Ребе. Заметки в этих книжках охватывают все аспекты Торы и дают глубокий анализ различных вопросов еврейской философии, Каббалы и Талмуда. Трудно поверить, но множество этих записей сделаны в тот самый период, когда Ребе жил во Франции в начале войны. В голове не укладывается, как среди всего этого хаоса он умудрялся оставаться верным изучению Торы.

Но еще больше восхищает меня, что ученый Торы такого масштаба в то же самое время занимался разноской мешков с едой и собственноручно кормил с ложечки маленьких сирот. Он никогда не забывал, что спасение жизни имеет первостепенное значение. И я навсегда благодарен ему за то, что он спас меня, и благодаря ему, слава Б-гу, у меня есть много детей, и внуков, и правнуков.

Перевод Якова Ханина