В 1948-м году семнадцатилетним старшеклассником я участвовал в Войне за Независимость. Я служил в 9-м полку Пальмаха и в бою с египтянами получил ранение. По окончании службы я надеялся поступить на прославленный электротехнический факультет Сорбонны в Париже. Однако в конце концов все произошло по-другому. Случилось так, что мои соседи из Хадеры познакомили меня со своим родственником, который был членом совета директоров Бруклинского Политехнического института, и он предложил мне помощь при поступлении туда.

В 50-х годах я работал подрядчиком по внутреннему оборудованию помещений. В процессе работы я познакомился и подружился с раввином Йехезкелем Бессером. Тогда я еще не знал, что рав Бессер был близок с Любавичским Ребе. Вскоре после этого я собрался жениться, и он решил помочь мне и моей невесте получить благословение Ребе.

Когда он позвонил нам и сообщил, что Ребе хочет нас видеть, мы подумали, что обязаны этому моей невесте. Ее родословная в шестом поколении восходит к основателю движения Хабад рабби Шнеуру-Залману из Ляд. Как бы то ни было, мы очень волновались перед встречей. Я помню, что падал густой снег, когда в январе 1956-го года мы прибыли в штаб-квартиру Хабада в Краун-Хайтсе.

Нас строго предупредили, что в нашем распоряжении имеется только пятнадцать минут, по истечении которых в кабинет зайдет секретарь, и это будет для нас знаком, что нам пора прощаться и уходить.

Мы зашли в комнату, и я увидел ряды деревянных стульев и большой длинный стол. За столом сидел Ребе. Больше всего мне запомнились его улыбающиеся голубые глаза. Я спросил, говорить ли нам по-английски или на иврите.

– Итальянский, немецкий или французский тоже подойдут, – сказал Ребе. Заметив мое удивление, он добавил:

– Я учился во Франции, так что я говорю по-французски.

Он сказал, что изучал электротехнику в Париже и получил степень инженера.

– Вы – инженер-электрик?! – поразился я. Он кивнул, улыбаясь:

– Я изучал электротехнику и работал как инженер-электрик. Когда я приехал сюда в 1941-м году, я хотел внести свой вклад в победу над фашистами и поэтому пошел работать на Бруклинскую военную верфь контролером качества электротехники.

Я был потрясен. Я спросил его, что именно входило в его обязанности на верфи.

Ребе рассказал, что на строившихся там кораблях электромонтеры подводили провода к осветительным приборам, к электропереключателям, к моторам и т.д. Его работа заключалась в том, чтобы проверить всю проводку на соответствие чертежам. Мне было совершенно очевидно, что на этой работе ему приходилось нести на себе тяжелейший груз ответственности.

Затем Ребе сказал:

– Я говорю все это, так как слышал от рава Бессера, что вы сам – инженер-электрик, к тому же весьма знающий. Если не возражаете, я хотел бы задать вам несколько вопросов.

И так началась наша беседа о новейших достижениях электротехники.

Он сказал:

– Я хочу, чтобы вы кое-что мне объяснили. Я слышал, что появилось нечто новое под названием твердотельный транзистор. Не могли бы вы рассказать мне о нем подробнее? Как он работает?

Он на самом деле хотел знать все подробности. Вместо пятнадцати минут встреча продлилась более двух часов. Он вынул желтый блокнот, я перешел к нему за стол, и мы начали рисовать диаграммы и схемы. Мы сравнивали размеры маленького транзистора (четверть дюйма в ширину и четверть дюйма в длину) и вакуумной трубки (длина которой – четыре дюйма и толщина – дюйм). Мы сравнивали требующееся для транзисторов напряжение (пять, шесть вольт, самое большое – двенадцать вольт) и звуковые усилители того времени, требовавшие 450-и вольт. И мы говорили о трансформаторах, каждый из которых весил два фунта.

Ребе задумался на мгновение, а затем снова обратился ко мне:

– В таком случае, скажите, прав ли я, что транзисторы революционизируют всю электронику? Все электронные приборы будут весить малую часть того, что они весят сейчас?

Я поразился проницательности его взгляда в будущее, оценки возможностей и перспектив.

Он также спросил меня об использовании электронных реостатов. Реостаты – это ротационные приборы, которые контролируют скорость моторов. Ребе часто имел дело с ними на верфи.

– Позволит ли твердотельная электроника создать в качестве регуляторов переменной скорости приборы не такие большие, неуклюжие и тяжелые, как реостаты? – спросил он.

Я сказал, что, насколько мне известно, разработки в области твердотельных систем управления уже ведутся. И он тут же начал расспрашивать о подробностях. Ему хотелось узнать как можно больше обо всех новшествах и идеях по использованию твердого тела в приборах контроля, двигателях и усилителях, сравнить транзисторы с вакуумными трубками по всем параметрам.

Я поверить не мог, что он знал обо всех этих вещах, и поражался его дальновидности относительно их будущего применения.

После того, как мы закончили и он дал нам благословение на долгие годы счастья в супружеской жизни, он сказал мне:

– Знаете, реб Яаков сын Элиезера, когда ко мне сюда приходят люди повидаться со мной, я – раввин, а они – ученики. Сегодня же вы были раввином, а я учеником.

Этот комплимент я никогда не забуду. Он останется со мной до конца жизни.

Сегодня, встречаясь с любавичскими хасидами, я вспоминаю Ребе – его личность, его отношение к другим, его юмор, его невероятную любознательность ко всему, что есть в этом мире, не только к религии. Это запало мне в душу. Благодаря ему я стал относиться к религиозным людям с большим уважением, и за это я признателен ему.

Перевод Якова Ханина