В пояснение сказанного в заключительном стихе главы “Итро”1 : “И не восходи по ступеням к Моему жертвеннику, чтобы не открылась твоя нагота при нем”, – в мидраше Мехильта говорится: “Если к камням (пандуса жертвенника), лишенным разумения, чтоб различать между добром и злом, Святой, Благословен Он, запретил относиться с пренебрежением, то справедливо утверждать, что к твоему товарищу, созданному в подобие Того, Кто сказал и возникло мироздание, тем более запрещено относиться с пренебрежением”.

Раши в своем комментарии к Пятикнижию цитирует этот мидраш, но несколько видоизменив: “А вот заключение a fortiori (от легкого к тяжелому): у камней нет разума, чтобы обидеться на пренебрежительное к ним отношение, но поскольку в них есть необходимость, Тора запретила относиться к ним с пренебрежением. Твой же ближний, подобие твоего Творца, оскорбляется из-за пренебрежительного к нему отношения, тем более не должен быть пренебрегаем”.

Большая часть этих изменений достаточно понятна или по крайней мере легко объяснима: Раши, объясняя прямой смысл Писания, концентрируется на “простых” и очевидных смыслах. Понятно, что связь между “Творцом” и достоинством Творений очевиднее, чем связь с ними “Того, Кто сказал и возникло мироздание”. Как понятно и то, что неспособность камней обидеться на пренебрежительное отношение несравненно лучше запараллеливается со способностью к этому людей, чем их же неспособность различать между добром и злом. Но совершенно непонятно, на первый взгляд, зачем Раши добавляет, что в камнях “есть необходимость”? И в частности, какое отношение то, что “в них есть необходимость”, имеет к тому, что “тем более”? Разве не наоборот: чем меньше необходимость, тем более тем более?

Чтобы ответить на этот вопрос, следует обратить внимание на принципиальные различия между текстами, предваряющими вышеупомянутое толкование в Мехильте и у Раши. В Мехильте речь идет о другом “тем более” – напрашивающемся, но не имеющем места. По пандусу жертвенника, говорит Мехильта, запрещено ходить широким шагом, а по Эйхалю и в Святая Святых – не запрещено. Хотя, на первый взгляд, это должно быть запрещенным. Как раз в силу принципа “тем более”: то, что запрещено на пандусе, ведущем на жертвенник, который менее свят (чем Святая Святых), должно, казалось бы, быть запрещенным в Святая Святых, которая несравненно более свята. Это нельзя понять, это нужно запомнить. А затем приводится “тем более” про пренебрежительное отношение.

Раши же начинает свой соответствующий комментарий (к словам Писания: “Чтобы не открылась твоя нагота”) со слов: “Потому что из-за ступеней тебе придется делать широкие шаги. И хотя это не является в полном смысле “открытием наготы”, обнажением, ибо написано: “И сделай им (священнослужителям) льняное нижнее платье”2, как бы то ни было широкий шаг близок к обнажению и выказыванию тобой пренебрежения”.

Что касается структуры толкования Мехильты, представляется очевидным, что запрет пренебрежительно относиться к камням пандуса, ведущего на жертвенник, связан со святостью не камней самих по себе, но со святостью сложенного из них пандуса, и Храма, частью которого является жертвенник3 (и являющийся его неотъемлемой частью пандус). Как же можно сравнивать (применяя универсальный прием герменевтики “тем более”) с отношением к “твоему товарищу” отношение к освященным камням пандуса, ведущего на жертвенник, являющегося частью Храма? Товарищ-то какой-либо определенной и конвертируемой в статусность, назовем это так, святостью не обладает вовсе (хотя народ, к которому вы с ним принадлежите, и святой народ).

Предвосхищая этот вопрос, Мехильта объясняет: нет, запрет пренебрежительно относиться к камням пандуса жертвенника не связан с их святостью. Иначе бы он тем более относился к Святая Святых. А он не относится. Из этого следует, что дело не в святости камней жертвенника, а в них самих (поэтому Мехильта добавляет, казалось бы, излишние слова “запретил относиться к ним с пренебрежением”). А сами камни жертвенников и евреи вполне сравнимы. И сравнение это, скажем без ложной скромности, в нашу пользу. Как в частности мы видим из Мехильты и комментария Раши.

И этим же объясняется то, что Раши, в своем комментарии, добавляет не упоминаемый в Мехильте ни намеком момент: “Поскольку в них есть необходимость”. Раши, как мы помним, не приводит первую часть толкования Мехильты, из которой следует, что запрет связан со свойствами самих камней пандуса, а не с их святостью. Поэтому он объясняет уместность применения в данном случае принципа “тем более” иначе: тем, что “в них есть нужда”. И это – то их качество и то достоинство, в виду которого запрещено относиться к ним пренебрежительно. Это причина запрета, короче говоря. Что же касается всех прочих подъемов и ступенек, которые были в Храме (включая ведущие во внутреннюю часть Святилища), то они этим достоинством “необходимости” не обладают.

Ниже мы еще вернемся к этому разговору о “ненужности” ступеней, которыми пользуются же. Но сейчас переключимся на другое. И зададим вопрос из серии тех, которыми все задаются, но стесняются спросить: неужели запрет относиться к ближним своим пренебрежительно не настолько очевиден и безусловен (хотя бы из заповеди “возлюбить ближнего своего, как самого себя”)? Вопрос риторический. Конечно, очевиден.

Но то – обычное пренебрежительное отношение. А из запрета пренебрежительно относиться к камням пандуса жертвенника мы выводим, что запрет касается и некоего необычного пренебрежительного отношения. Связанного, судя по толкованию, во-первых, с тем, что камни не способны обижаться (говоря языком Раши, “у камней нет разума, чтобы обидеться на пренебрежительное к ним отношение”)4. А во-вторых, в самом действии (хождении широким шагом по пандусу, ведущему на жертвенник) формально нет ничего пренебрежительного. Ведь частью одеяния коэна, не будучи облаченным в которое тот не имеет права даже приближаться к жертвеннику, являются штаны, прикрывающие то, вид чего может “оскорбить”. Поэтому, максимум, речь идет о чем-то, что может показаться проявлением непочтительности или быть сочтенным таковым, но не является таковым по сути.

Соответственно, “тем более”, выводимое из запрета пренебрежительно относиться к камням пандуса, заключается в том, что тем болеее запрещено пренебрежительно относиться к евреям, даже когда их самих это никак не задевает и они этого не чувствуют (например, в глубине своей лицемерной душонки), и даже только допускать поведение, которое может выглядеть или быть воспринято как пренебрежение, не будучи таковым по сути.

Разница же между Мехильтой и Раши в понимании сути этого отдельного дополнительного запрета заключается в том, что, по мнению Мехильты, запрет касается именно совершения действия, выглядящего или являющегося “пренебрежением”. Но Раши не может принять такое толкование, ибо тогда становится непонятным, в чем причина “превосходства” камней пандуса в сравнении с прочими камнями Храма (особенно внутренней части), по которым ступала нога коэна. Поэтому он объясняет, что дело все-таки в камнях пандуса. Но не в их святости (относительно невеликой), а в том, что “в них есть необходимость”. И демонстрируя (так или иначе) пренебрежение к ним, неизбежно демонстрируют пренебрежение к тем, у кого есть в них необходимость.

Что возвращает нас к разговору об особой “необходимости” именно камней пандуса жертвенника. На сам жертвенник было невозможно попасть никак, кроме как по пандусу5. Это называется “необходимость”. Прочим же подъемам и ступеням в Храме, во-первых, есть альтернатива (пусть и не нормативная). А во-вторых, само хождение по ним не является непосредственной частью храмового служения. В отличие от восхождения на жертвенник, да, являющегося непосредственной частью храмовой службы. И поэтому хождение по пандусу равноценно хождению по самому жертвеннику. Т. е. должно быть подчеркнуто почтительным и сдержанным. Чтобы и тени намека на пренебрежительное отношение не могло быть.

И теперь становится понятна параллель с евреями. И то, в каких словах эта параллель сформулирована: “Твой же ближний, подобие твоего Творца” (или, в версии Мехильты, “ твой товарищ, созданный в подобие Того, кто сказал и возникло мироздание”). Одно дело (важное дело!) – уважительно относиться к еврею потому, что он – еврей. И совсем другое дело – относиться к еврею так, как того заслуживает “подобие твоего Творца”, т.е., будем говорить, прямо, сам Творец, в его лице.

И это – помимо того, что, как отмечает Раши (но не отмечает Мехильта, согласно которой дело в совершаемом действии, а не в его объектах), еврей (в отличие от камней пандуса) оскорбляется из-за пренебрежительного к нему отношения. Что обязывает тем более заботиться о его чувствах.

В главе “Итро” впервые приводятся пресловутые Десять заповедей (Декалог), выгравированные на скрижалях. Включая две первые, самые возвышенные и обобщающие заповеди: “Я Г-сподь, Б-г твой, Который вывел тебя из земли Египта, из дома рабского” и “Да не будет у тебя божеств чужих пред Моим лицом”. В свете объяснения Раши становится понятным, каким образом заключительный стих этого раздела, касающийся, казалось бы, незначительной технической детали, регламентирующей какую-то ерундовую ширину шагов. Так вот, как эта “мелочь” закольцовывается и увязывается с заповедью “Я Господь, Б-г твой”? До поры – в негативном изводе: в форме запрета демонстрировать даже намек на пренебрежительное отношение к любым евреям и еврейкам, обладателям Б-жественных душ (и являющихся подобием своего Творца в этом уникальном смысле).

Вот-вот должен прийти Машиах. И тогда истинное значение каждой заповеданной “мелочи” станет понятным нам настолько, насколько воля и мудрость Творца могут быть доступны творениям. Как постановляет Рамбам6 : “Весь мир будет желать только одного: познать Б-га. Поэтому все евреи будут великими мудрецами, и будут знать тайные и глубокие вещи, и постигнут замыслы своего Творца в той мере, в какой только может человеческий разум это постичь, как сказано: “Потому что наполнится земля знанием о Б-ге, как полно водою море”7 “. Вскорости, в наши дни. Амен.

(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, "Ликутей сихот" т. 21, стр. 133-139.)