В канун без преувеличения космической битвы с амалекитянами “сказал Моше Йеошуа: “Выбери нам мужей и выйди, сразись с Амалеком. Завтра я стану на вершине холма, и посох Б-жий – в моей руке”. И сделал Йеошуа, как сказал ему Моше сразиться с Амалеком. А Моше, Аарон и Хур взошли на вершину холма. И было, когда поднятою держал Моше свою руку, одолевал Израиль, а когда опускал свою руку, одолевал Амалек. И руки Моше тяжелы”1. Раши комментирует слова “руки Моше тяжелы” так: “Поскольку он не проявил должного рвения в исполнении заповеди2 и назначил другого вместо себя, руки его отяжелели3 “.

На первый взгляд, цель Раши – объяснить, что, хотя “руки Моше тяжелы” по-простому означает “все время тяжелы” (скорее всего, потому что Моше был немолод), на самом деле это была очень специфическая ситуация и то, что руки Моше отяжелели, не было результатом усталости или старческого бессилия, не дай Б-г, но только потому, что Моше “не проявил должного рвения”.

Выше, когда речь заходит о причине, по которой ангел (обернувшись змеем) пытался умертвить Моше4, Раши пишет: “Ангел хотел умертвить, потому что Моше не сделал обрезания своему сыну Элиэзеру. За то, что проявил небрежность, он навлек на себя смертную кару. Мы учим: “Рабби Йоси сказал: “Упаси Б-же! Моше не проявил небрежности, он подумал: “Сделать обрезание и отправиться в путь – тогда в опасности будет младенец на протяжении трех дней. Сделать обрезание и задержаться на три дня – Святой, благословен Он, повелел мне: “Возвратись в Египет”. За что же ему кара? За то, что прежде всего стал заботиться о ночлеге. Так в трактате Hедapuм [32а]. Ангел принял вид змеи и проглотил его от головы до бедра, отпустил, а затем вновь проглотил его от ног до того же места. Ципора поняла, что это - за [промедление] с обрезанием”. Раши не пишет, что толкование рабби Йоси – мидраш. Т. е. он приводит его толкование как соответствующее прямому смыслу Писания. Оставляя сейчас в стороне все прочее, констатируем: согласно прямому смыслу Писания, упаси Б-г допускать, что Моше мог проявить небрежность в исполнении заповеди. И даже когда, следуя прямому смыслу Писания, есть все основания полагать, что так и было (как в случае с обрезанием Элиэзера), Раши находит необходимым привести также и другое объяснение (пусть и не такое убедительное, как первое), согласно которому Моше, не дай Б-г, не пренебрегал исполнением заповеди. Соответственно, вопрос: почему, объясняя причину, по которой руки Моше были тяжелы, Раши не приводит (хотя бы в качестве альтернативного), объяснение, согласно которому, упаси Б-г сказать, что Моше не проявил должного рвения в исполнении заповеди?

Более того, после того, как Моше уже проявил, в свое время, то, что в той или иной степени было нерасторопностью в исполнении заповеди, как можно допустить, что он повторно позволил себе нечто подобное? Судя по всему, что мы знаем о Моше, подобное совершенно невообразимо.

Есть ли другие объяснения причины, по которой отяжелели руки Моше в час битвы с амалекитянами? Есть. Например, согласно Таргуму Йонатана бен Узиэля, это объясняется тем, что Моше отложил битву на следующий день. А в Псикта Рабти сказано, что это произошло с Моше за грехи сынов Израиля, вопрошавших: “Есть ли Г-сподь в нашей среде или нет?” Предположим, объяснение, предлагаемое Йонатаном бен Узиэлем, ничем не лучше в интересующем нас плане, чем данное Раши: оно также содержит “обвинение” Моше в нерасторопности. Но почему Раши не приводит толкование Псикта Рабти или подобное ему?

Особенно, с учетом того, что в комментарии к предыдущему стиху Раши пишет: “Этот раздел следует непосредственно после стиха [содержащего вопрос: “Есть ли Г-сподь в нашей среде?”, тем самым] говоря: “Я всегда среди вас и готов удовлетворить все ваши потребности, а вы еще говорите: “Есть ли Г-сподь в нашей среде, или нет?” Вашей жизнью клянусь: придет пес (Амалек) и укусит вас, и вы воззовете ко Мне и узнаете, где Я!” Притча: человек посадил себе на плечи сына и отправился в путь. Заметил сын вещь на земле и говорит: “Отец, возьми это и дай мне”. И отец дал ему. И так второй раз, и третий. Шел навстречу им человек, спросил у него сын: “Не видел ли ты моего отца?” Сказал ему отец: “И ты не знаешь, где я?” Сбросил его с себя, и пришел пес и укусил его”. Короче говоря, амалекитяне напали на сынов Израиля за их грехи. Что может быть логичнее, чем предположить, что и руки Моше также отяжелели из-за грехов Израиля? И даже если, по какой-то причине, Раши находит нужным дать комментарий, который дает, то почему, повторимся, Раши не приводит этот комментарий хотя бы в качестве второго, дополнительного (и “оправдывающего” Моше), как он сделал, объясняя причины нападения ангела на Моше?

И вот еще что. В комментарии к главе “Пинхас”5, Раши вкладывает в уста Моше (обращающегося к Г-споду) такие слова: “Не так, как принято у царей других народов, которые, сидя в своих дворцах, посылают свои войска на войну, но так, как поступал я, сражаясь с Сихоном и Огом.” Т. е., по мнению Раши, Моше считал необходимым лично выступать во главе войска сынов Израиля, даже когда ему было почти сто двадцать. Мыслимое ли дело, что он вел себя иначе сорока годами ранее?

Чтобы объяснить все это, нам следует для начала обратить внимание на различия в формулировках комментариев Раши, касающихся обстоятельств обрезания Элиэзера и войны с амалекитянами. Во-первых, в первом случае Раши “обвиняет” Моше в небрежности, а во втором – в недостатке рвения. Во-вторых, в первом случае Раши пишет “небрежность”, не уточняя, в чем именно она заключается, а во втором, да, уточняет: “Не проявил должного рвения в исполнении заповеди”.

Разница между “небрежностью” и “недостатком рвения” (по крайней мере, между словами святого языка, которые мы так перевели) заключается в том, что “небрежность” – это общая манера поведения, а “недостаток рвения” – это конкретное поведение в конкретной ситуации. Иными словами, небрежный – небрежен во всем (пока не перевоспитается, с Б-жьей помощью), проявляющий недостаточное рвение в чем-то одном – более чем вероятно, в чем-то другом проявляет его за двоих.

Выступая на войну с амалекитянами, Моше, по мнению Раши, проявил именно “недостаток рвения”. И этот “недостаток рвения” касался именно “исполнения заповеди”. Вернее, так: именно применительно к заповеди и именно для Моше, его поведение могло быть сочтено (и было сочтено, судя по тому, что руки Моше отяжелели) “недостатком рвения”.

Имеется в виду следующее. Очевидно, что Моше не возглавил лично войска сынов Израиля, выступившие против амалекитян, не потому, что пренебрег, не дай Б-г, заповедью, а потому, что счел, что от восьмидесятилетнего на поле боя меньше пользы, чем в тылу. А счел он так потому, что Тора ограничила возраст военнообязанных шестидесятью годами. Поэтому во главе армии Моше поставил Йеошуа бин Нуна, которому было не больше пятидесяти семи.

Да, в войнах с Сихоном и Огом Моше (будучи на еще на сорок лет старше) лично выступил во главе воинства. Но то были войны, в которых сынам Израиля была гарантирована сверхъестественная помощь Небес. Противостояние же с Амалеком стало следствием того, что евреи прогневали Небеса, согрешив. Поэтому в тот конкретный момент, сынам Израиля, уже успевшим слегка разбаловаться и привыкнуть к чудесным решениям всех их проблем, рассчитывать на заступничество Небес не приходилось. И это обязывало их самих (и в первую очередь Моше) вести себя в строгом соответствии с законами природы, установленными Всевышним для своего Творения. А по этим законам, восьмидесятилетние на войну не ходят.

Кроме того, в том, что Моше в тот раз не вышел на войну, был и еще один аспект, позитивный. Даже в те времена, когда милость и защита Небес не проявляются явно, они все еще остаются решающим фактором всего и всегда. Иными словами, компетентное воззвание к Небесам оставалось не менее важным, чем компетентное ведение боевых действий. И так удачно совпало, что Моше, которому по возрасту уже нечего было делать на поле боя (куда он велел Йеошуа отобрать “мужей сильных и богобоязненных”), был незаменим на холме, молящимся.

Плюс Моше сказал: “Завтра я предстану на вершине холма, и посох Б-жий – в моей руке”. Зачем упоминать все эти подробности? Дело в том, что помимо упомянутых аспектов, война имеет и еще несколько. Самый главный из которых – психологический. В наше время психологические войны ведутся в социальных сетях (и именуются “информационными”, будучи на деле абсолютно “дезинформационными”), во времена Моше они велись вышеописанным образом: Моше взошел на холм в сопровождении Аарона и Хура с посохом в руках, воздел руки к Небесам и т. д. И наши победили. Не сразу, ибо в какой-то момент руки Моше отяжелели. Но победили. Как сказано: “И обессилил Йеошуа Амалека и его народ острием меча”.

И хотя Моше все сделал безупречно, тем не менее его руки отяжелели. Потому что, как объясняет Раши, “он не проявил должного рвения в исполнении заповеди и назначил другого вместо себя”. Так как в тот момент, когда Всевышний заповедует, чтобы он ни заповедовал, например, выйти на войну, следует вывернуться наизнанку, но принять участие непосредственно в исполнении заповеди. А не в поддержке и не в обеспечении. Да, следовало также и молиться, и Моше мог это сделать лучше всех. Но он мог делать это и на поле боя! Нет никакого запрета брать с собой на поле боя посох! И молиться, если понадобится, кратко. Как Моше уже выучил во время рассечения моря (описываемого в этой же главе), когда Моше начал было обстоятельно молиться, но Всевышний ему сказал: “И Что ты громко взываешь ко Мне? Говори сынам Израиля, чтобы они отправились в путь”6. И Раши там поясняет: “Это учит нас, что Моше стоял и молился. Сказал ему Святой, благословен Он: “Не время теперь для долгих молений, когда сыны Исраэля в беде”.

Иными словами, не будь выход на войну с Амалеком заповедью, решение Моше не выходить на поле боя было бы идеальным и неоспоримым. Но это была заповедь. И поэтому Моше следовало отбросить все – совершенно верные! – соображения и пойти исполнять заповедь лично. А не поручать это даже достойнейшему из достойных – Йеошуа. Проявить должное рвение!

И поэтому его наказание было соответствующим (“мера за меру”): он решил, что принес больше пользы молясь за победу, а не воюя на фронте, и его руки отяжелели – его молитвы утратили свою действенность. Он не смог принести больше пользы тем, что не принял непосредственное участие в исполнении заповеди.

На это можно попробовать возразить, что в Торе мы не находим упоминания того, что Всевышний заповедовал тогда выйти на войну с Амалеком. И это объясняет, почему Моше счел возможным остаться на холме: он не счел необходимость воевать с Амалеком заповедью. Так рассудил Моше. Всевышний же, как мы видим, ожидал от Моше, который уже в юности считал своим святым долгом лично защищать каждого еврея от любой угрозы, не считаясь вообще ни с чем7, что тот поступит так же и в противостоянии с Амалеком. И то, что он так НЕ поступил, было расценено Небесами, как “непроявление” должного рвения в исполнении заповеди. Неформальной, но очевидной и безусловной.

Та война с Амалеком завершилась еще одним (уже формальным) заповеданием Всевышнего: “И сказал Г-сподь Моше: “Запиши это памятованием в книгу и внуши Йеошуа, что Я бесследно сотру память Амалека из поднебесья”. И сказал: “Ибо рука вознесена в клятве престолом Г-сподним: война у Г-спода с Амалеком во всех поколениях”. Все сказанное в Торе является указанием каждому еврею на все времена и в любой ситуации. И в частности во все времена и во всех ситуациях в силе заповедь воевать с Амалеком. Если нет возможности вести ее физически, то духовно.

Тут, наверное, стоит коротенько объяснять: Амалек воюет с Израилем (народом, не государством) тоже не только физически, но и духовно. И стремится истреблять евреев как физически, так и (в первую очередь) духовно. Соответственно, главная часть духовной войны с Амалеком заключается в том, чтобы защищать евреев от любых попыток, не важно с чьей стороны, духовно “уничтожать” евреев, отвращая их от их еврейства или препятствуя их приближению к своему еврейству.

При этом нельзя не обратить внимание на то, что Амалек изначально (даже физически) нацеливался именно на “ослабевших и отставших”. Как сказано: “Помни, что сделал тебе Амалек на пути при вашем исходе из Мицраим. Как он застал тебя в пути и поразил у тебя всех ослабевших позади тебя, а ты утомлен и измучен, и не убоялся он Б-га”8. И тем более это верно в духовном плане: больше всего в защите от духовного Амалека нуждаются самые легкие и очевидные его жертвы – ослабевшие и оставшиеся позади, в том, что касается связи с еврейством.

И, что важно, и ради чего Тора не щадит репутацию наставника нашего Моше и рассказывает нам о том, что его руки отяжелели – каждый еврей, особенно полный духовных сил (как сказано: “Выбери нам мужей – сильных и богобоязненных”), обязан лично воевать на этой войне. Включая и тех, кто в своих поколениях равен Моше, глав поколения. И, разумеется, всех тех, кто думает, что они больше пользы принесут занимаясь вещами более “возвышенными” и “серьезными”, чем духовная защита нуждающихся в ней настолько, что не отдают себе в этом отчета. Как наглядно показывает пример Моше, они глубоко заблуждаются и только лишают себя этим возможности служить Всевышнему молитвой, изучением Торы и т. д. Ибо руки их тяжелеют. И наоборот, те, кто неустанно бьется на войне с Амалеком, не щадя себя (но щадя своих родных и близких), метафорические руки того крепятся Небесами на всех путях служения Всевышнему.

Вот-вот должен прийти Машиах. Во времена которого наконец будет завершено исполнение заповеди вести непримиримую войну с Амалеком и стереть память о нем. И не останется в Творении ничего, что могло бы отдалить евреев от их еврейства и от их Творца. Наоборот, целью всего Творения и всех творений будет приближать евреев ко Всевышнему. И в результате, с Б-жьей помощью, как постановляет Рамбам9, “весь мир будет желать только одного: познать Б-га. Поэтому все евреи будут великими мудрецами и будут знать тайные и глубокие вещи, и постигнут замыслы своего Творца в той мере, в какой только может человеческий разум это постичь, как сказано: “Потому что наполнится земля знанием о Б-ге, как полно водою море”10 “. Вскорости, в наши дни. Амен.

(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, "Ликутей сихот" т. 21, стр. 100-111.)