Относительно человека, совершившего непреднамеренное убийство, Тора заповедует: "И спасет община убийцу из рук кровомстителя, и возвратит его община в город его укрытия, куда он бежал, чтобы оставался там до смерти первосвященника, который при нем был помазан священным елеем"1.

Объясняя причину, по которой отсиживаться в городе-убежище следовало "до смерти первосвященника", Раши предлагает два объяснения. Во-первых, первосвященник способствует воцарению Шехины в Израиле и продлению их дней, а убийца способствует устранению Шехины от Израиля и сокращает дни жизни. Поэтому он недостоин находиться перед первосвященником. Другое объяснение: потому что первосвященник должен был молиться о том, чтобы такой беды не случилось в Израиле при его жизни.

Относительно второго объяснения, Сифтей хахамим и ряд других толкователей Раши, пишут, что речь идет о наказании первосвященника за то, что недостаточно старательно молился и допустил в своем поколении непреднамеренное, но смертоубийство. Но это объяснение вызывает ряд вопросов. Во-первых, где в Писании мы находим хоть слово, хоть намек на то, что пребывание убийцы в изгнании является наказанием для первосвященника? Во-вторых, что это за наказание такое: убийцы сидят в городах-убежищах до его смерти? Ему-то какая печаль от этого?

Сифтей хахамим пишет так: из слов "оставался там до смерти первосвященника, который при нем был помазан", следует, что невольный убийца переживал первосвященника, который умирал вскорости, в наказание за то, что не предотвратил своими молитвами непреднамеренное убийство. Но и тут возникают вопросы. И главный из них: из прямого текста слов Писания никак не следует, что первосвященник, во времена которого произошло непреднамеренное убийство, обрекается на преждевременную кончину? Все, что там сказано, это то, что убийца не покидает город-убежище до тех пор, пока жив "первосвященник, который при нем был помазан священным елеем".

Есть комментаторы, которые полагают, что тут имеет место многоходовочка: сначала первосвященник недостаточно тщательно молится, затем из-за этого человек совершает непреднамеренное убийство, затем этот человек оказывается запертым в городе-убежище, затем начинает беситься (кто побывал в карантине, знают, о чем речь) и начинает молиться о том, чтобы первосвященник умер2 (оправдывая себя тем, что молится о смене недостаточно добросовестного первосвященника более добросовестным), тот умирает (получая свое заслуженное наказание) и невольный убийца выходит на свободу с чистой совестью.

Все бы хорошо, но мы же говорим о комментарии Раши к Пятикнижию – толковании прямого смысла Писания так, чтобы это было понятно пятилетнему ребенку, только приступившему к знакомству с Писанием. Если бы действительно имелась в виду столь сложная схема, Раши следовало бы хоть намеком упомянуть молитвы убийцы, наказание первосвященника и т. д. (Тем более, что вообще непонятно как объяснять детям, что праведные люди, совершившие исключительно непредумышленные преступления, могут молиться о смерти первосвященников, лично им ничего плохого не сделавших?3)

Поэтому представляется, что Раши (и во втором толковании) объясняет, какая связь между длительностью наказания убийцы и длительностью жизни первосвященника, во времена которого убийство было совершено. А не то, что наказание почему-то настигало не только убийцу, но и первосвященника. Тем более что в первом объяснении Раши прямым текстом пишет: "Он (невольный убийца) недостоин находиться перед первосвященником", – т. е. речь идет о рамках наказания именно убийцы. Так что, если бы второе толкование касалось не убийцы, а первосвященника, Раши следовало как-то указать на это.

Выше4, комментируя слова стиха: "И умерла там Мирьям, и погребена была там", – Раши пишет: "Подобно тому, как жертвоприношения искупают, так искупает смерть праведников5". Вероятно, и смерть первосвященников6 искупает (очевидно, нечто связанное с непреднамеренными убийствами). Но почему грех непреднамеренного убийства искупает смерть именно первосвященников? И наоборот, почему именно смерть первосвященников искупает грех непреднамеренного убийства? Вот в чем вопрос, которым задается Раши. И ответ, который он предлагает, заключается в том, что поскольку возможность непреднамеренного убийства возникла из-за того, что первосвященник не домолился как следует, то и исправление этой ситуации связано с искупительной смертью именно первосвященника. Из всех праведников.

Но все еще остается непонятным, зачем вообще нужно второе объяснение? Почему недостаточно первого? Тем более что второе объяснение, очевидно, гораздо дальше от прямого смысла слов Писания!

Есть толкователи Раши, объясняющие это следующим образом: сводись все к сказанному в первом комментарии, логика требовала бы, чтобы непреднамеренный убийца оставался в городе-укрытии до конца своих дней. Ведь любой первосвященник способствует воцарению Шхины в Израиле и продлению дней сынов Израиля. А значит, убийца, сокращающий дни жизни, недостоин находиться ни перед одним из них. Но на это можно возразить, что у убийства есть конкретное время и обстоятельства. И все они связаны с тем, кто в тот момент был первосвященником и тем, как он исполнял свои обязательства перед Всевышним и народом Израиля. Поэтому со смертью первосвященника эта часть истории обнуляется.

Чтобы разобраться во всем, следует вспомнить уже упоминавшееся: Раши объясняет только прямой смысл Писания. Не смысл заповедей. В том числе, несомненно, и в данном случае. Что именно непонятно в прямом смысле слов Писания, что требует объяснения сроков пребывания непреднамеренного убийцы в городе-убежище и их связи с продолжительностью жизни первосвященника?

Очевидно, дело в сказанном в первой части стиха: "И спасет община убийцу из рук кровомстителя, и возвратит его община в город его укрытия, куда он бежал, чтобы оставался там". На первый взгляд, странно. Если единственное место, где можно спасти убийцу от кровомстителя – это город-убежище, то причем здесь смерть первосвященника? Что меняется со смертью первосвященника в раскладе между убийцей и кровными мстителями? Чем за пределами стен города-убежища становится безопаснее? Сидели бы дальше!

А с другой стороны, речь идет о человеке, совершившем непреднамеренное убийство и отправленном в изгнание. Каковы шансы, что ближайшие родственники покойного (а только они могут стать кровниками) устроят в подобной ситуации вендетту, которая продлится значительное время? В реальной-то жизни, да еще и с учетом знаменитой еврейской отходчивости! Почему же в таком случае убийцам, как правило, приходилось проводить в городах убежищах гораздо более длительное время, чем того требовала забота об их безопасности?

Отвечая на этот вопрос, Раши предлагает два ответа. Ответ первый: совершившие непреднамеренное убийство надолго (относительно) оставались в городах убежища главным образом не потому, что что-то реально угрожало их безопасности, а из-за того, что их поступок требовал их изоляции от общества (в лице первосвященника). А по второму объяснению, только со смертью первосвященника (причастного к преступлению тем, что недостаточно молился о том, чтобы оно не произошло) содеянное совершившим непреднамеренное убийство искупается полностью, и он обретает право покинуть город-убежище.

Сказано: "И спасет община убийцу из рук кровомстителя"7. В данном случае, речь идет главным образом не о том, сколь велика угроза мести, сколько об "уязвимости" убившего, который с тех пор (и до смерти первосвященника), по закону Торы, может быть умерщвлен кровником. Что свидетельствует о том, что его прегрешение остается неискупленным.

Вот в другом месте, где говорится о законах пребывания невольного убийцы в городе-убежище8, сказано: "Как бы не погнался кровомститель за убийцей, когда разгорячится сердце его, и не настиг его..." Упор на заповеданную необходимость постараться не дать кровникам реализовать свое – дарованное им Торой! – право на кровную месть.

Вообще, если присмотреться, почти все различия между тем, как заповедь о содержании убийц в городах убежищах сформулированы в главах "Масъей" и "Шофтим", сводятся к тому, что в "Масъей" речь о его пребывании в городе-убежище, после того, как он был туда доставлен и избег сиюминутной опасности, а в "Шофтим! – о его доставке в город-убежище и сопровождающих эту миссию опасностях.

В главе "Масъей" разговору о городах убежищах предшествуют несколько стихов о статусе злонамеренного убийцы (которым, на первый взгляд, не место там), упоминается срок пребывания в городе убежище (до смерти первосвященника), то, что по истечении этого срока убийца может покинуть город и кровникам больше не дозволено пытаться лишить его жизни и, наконец, уточняется, что если кровник убил покинувшего город-убежище убийцу, то "нет на нем крови" (и Раши там поясняет: "Он как бы убил мертвого, у которого нет крови").

В главе же "Шофтим" рассказывается о законах приготовления безопасных, насколько это возможно, путей достижения городов-убежищ, объясняются права и обязанности кровных мстителей и подчеркивается, что совершивший непреднамеренное убийство не подлежит смертной казни, ибо совершенное им убийство было непреднамеренным и ненависти к убитому он не испытывал.

И, как уже было сказано, такое различие в тематике связано с тем, что в главе "Шофтим" речь идет, главным образом, о происходящем по горячим следам непреднамеренного убийства, когда жажда мести кровников остра, а надежда перехватить убийцу их близкого, не дав ему добраться до убежища, реальна. Поэтому там Тора подчеркивает, что дороги, ведущие к городам-убежищам, должны быть исправны, чтобы преследование кровников (при том, что они в своем праве) не превратилось в казнь: казнь совершившему непреднамеренное убийство не причитается. Короче говоря, речь там о том, чтобы защитить совершившего непреднамеренное убийство от ярости кровных мстителей, от их эмоций.

А в главе "Масъей" речь о защите совершившего непредумышленное убийство от законных прав кровных мстителей. Поэтому и параллель с совершившим намеренное убийство (и попытавшимся укрыться в городе-убежище), когда кровные мстители имеют право требовать передать убийцу им для предания смерти. И далее – о том, как ситуация регулируется законом, взвешенно и регламентировано: сидит убийца в городе-убежище – он в безопасности, высунулся наружу – ему грозит смерть. Причем настолько, что убить его (кровному мстителю) – все равно что убить обескровленный труп.

В свете вышеупомянутого, становится понятным, почему, комментируя слова "оставался там до смерти первосвященника" (в главе "Масъей"), Раши приводит два толкования. Согласно первому, длительность пребывания убийцы в городе убежище вообще не связана на прямую с ним, с его наказанием и искуплением. Она главным образом – побочный эффект того, как совершенное им влияет на его отношения с окружающими. И, в частности, с первосвященником, в дни которого произошло убийство: "он недостоин находиться перед первосвященником".

Но в таком случае непонятно: неужели только из-за того, что он недостоин находиться перед первосвященником, человек (покинувший город убежище раньше срока) заслуживает смерти? И считается все равно что мертвым?! Более того, получается, что с какого-то момента главная цель пребывания убийцы в городе-убежище – не попадаться на глаза первосвященнику. Что, на первый взгляд, прямо противоречит прямому смыслу Писания, согласно которому главная цель – спасти совершившего непредумышленное убийство от мести кровников, если он будет следовать правилам.

Поэтому Раши приводит второе толкование. Согласно которому, пока не умер первосвященник, в смену которого произошло непреднамеренное убийство, оно не становится окончательно искупленным. А значит и убийца все еще является законной жертвой кровников и не должен покидать город-убежище.

Из всего вышесказанного можно сделать важный вывод, касающийся любви к ближнему и единства между евреями. Первосвященник символизирует собой высший духовный уровень, которого может достичь еврей. Высшую ступень близости ко Всевышнему. Он тот, кто заходит в Йом-Кипур в Святая Святых. А совершивший непреднамеренное убийство – это дно дна. Непреднамеренное убийство – единственное преступление, караемое изгнанием, согласно Торе! (Конечно, есть еще намеренные убийцы. Но это уже ходячие мертвецы, как и все караемые смертной казнью, по закону Торы.) Говорит нам Тора: даже эти двое неразрывно связаны и происходящее с одним из них напрямую влияет на другого. Настолько, что искупление невольного убийцы зависит от первосвященника, его жизни и смерти.

Идеал первосвященника – Аарон, брат Моше, о котором сказано9 от имени старца Гилеля: "Учись у Аарона: цени мир и стремись к миру, люби творения и приближай их к Торе". Раз "приближай к Торе" – значит, речь о евреях. Но в таком случае, почему мишна именует их "творениями"? Чтобы подчеркнуть, что Аарон (архетипичный первосвященник) любит и опекает всех евреев, включая тех, чье единственное достоинство – это то, что они творения Всевышнего.

И вот, в первом толковании Раши пишет, что первосвященник "способствует воцарению Шхины в Израиле и продлению их дней". А во втором добавляет, что сверх того он молится даже о тех, с кого станется невзначай убить человека. И если он исполняет эту свою обязанность как следует, то не случается в Израиле беды при его жизни.

Вот-вот должен прийти Машиах. В его времена, как постановляет Рамбам10, не только будут восстановлены прежние города-убежища и но и добавлены новые, на захваченных территориях: "И о городах-убежищах говорит Писание: "Когда расширит Г-сподь, Б-г твой, твои границы,.. добавь себе еще три города, кроме этих трех"11, – а это еще не произошло, и не может быть, чтобы заповедь была дана просто так".

И также будет восстановлен Храм и должность первосвященника (и после того, как оживут усопшие, эту должность займет тот самый Аарон, брат Моше и первый из первосвященников). Но вот чего не будет в те времена, это убийц, даже непреднамеренных. Ибо в те времена сбудется пророчество: "И дух нечистоты удалю с земли"12. А значит, исчезнет сама возможность каких-либо недобрых происшествий, не то, что поступков. А единство евреев станет таким явным, что его незачем будет как-то символизировать. Вскорости, в наши дни. Амен.

(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, "Ликутей сихот" т. 33, стр. 206-212.)