Наша семья попала во Францию из России в 1947-м году, а через год родилась я, вторая из пяти детей. Когда мне исполнилось шесть лет, мы переехали в Краун-Хайтс в Бруклине, чтобы жить рядом с Ребе.
Жизнь в Краун-Хайтсе мне нравилась, и в школу там я ходила с радостью. Каждую неделю главным событием было посещение синагоги в субботу, а также фарбренгены с Ребе, на которых я с другими девочками сидела от начала до конца. Мы не все понимали, но часами сидели, наблюдали и пытались вобрать в себя энергию Ребе, его слова и мудрость.
Когда я закончила школу, моя мать очень хотела, чтобы я съездила во Францию навестить ее родителей, которые были посланниками Ребе в Париже. Но моего отца совсем не прельщала идея такого дальнего путешествия в одиночку для семнадцатилетней девушки. Мы обратились за советом к Ребе, и он дал мне благословение на поездку при условии, что я проведу некоторое время в хабадской школе для девочек в Йере неподалеку от Парижа. Чтобы улучшить мой французский, я тут же записалась на ускоренный курс Берлица.
Лето во Франции стало для меня переломным периодом. Школа Йера организовала летний лагерь для девочек, и в этом лагере я быстро осознала, в каких тепличных условиях жила до сих пор, будучи американкой. Мою семью нельзя было назвать зажиточной, но родители некоторых девочек Йера пережили Холокост, родители других развелись, страдания и боль наполняли их жизнь, а они улыбались. Просто находясь рядом с ними, я училась смирению. Они помогли мне замечать то, что действительно важно в жизни, смотреть на вещи шире. В это лето я повзрослела.
Вскоре после моего возвращения в Краун-Хайтс в 770 проводили фарбренген для женщин, и я получила возможность поговорить с Ребе.
– Я хотела бы поблагодарить Ребе за то, что он направил меня в Йер, – сказала я. – Я очень много извлекла из этой поездки.
Ребе улыбнулся и ответил:
– Я уверен, что они тоже много извлекли из твоего пребывания там.
Затем я обратилась к нему с просьбой:
– Я хочу попросить Ребе о благословении для моего дедушки, реб Йосефа-Ицхака Хейна.
– А как звали его мать? – спросил Ребе. К моему величайшему стыду я забыла, как звали мою прабабушку!
– Ты должна помнить, – мягко заметил Ребе. – Ее звали Ривка-Дина. Твоя мать носит ее имя.
То, что он так хорошо знал мою семью, дало мне ощущение близости к нему, а его чудесная, теплая улыбка позволила мне почувствовать себя свободней.
Спустя несколько лет я была замужем, преподавала в Краун-Хайтсе, а мой муж продолжал занятия Торой. Такое положение устраивало нас обоих, но через год Ребе дал нам указание искать место, где мы могли бы заниматься еврейским просвещением в качестве его посланников. Об этом стало известно, и мы получили несколько предложений. Мы приготовились обсудить их с Ребе на следующей аудиенции. Моему мужу, Шолому-Беру Липскару, было двадцать два года, мне – двадцать, и нам предстояло сделать самое ответственное решение – где провести всю оставшуюся жизнь.
Перед аудиенцией мой муж сказал мне: "Хан, слушай, я знаю, ты любишь поговорить, но когда мы стоим перед Ребе, мы должны слушать и принимать все, что он говорит, без комментариев. Хасид должен быть солдатом".
Перед аудиенцией мы зашли к моим родителям, и я призналась матери:
– Ма, я дико нервничаю.
– Чего ты нервничаешь? Ты же идешь к Ребе, – стала она меня успокаивать. – Он, конечно, Ребе, но он же и как отец. Если ты чувствуешь, что тебе надо облегчить душу, выскажи ему все, что у тебя на сердце. Объясни в точности свои чувства.
Получив таким образом взаимоисключающие инструкции, я решила послушаться мужа. Мы вошли в кабинет Ребе и положили наши записки ему на стол. Лицо мужа было бледным как мел.
Ребе внимательно прочитал наши записки и поднял голову. Он дал нам указание ехать в Майами-Бич. Мой муж должен был стать директором местной хабадской школы, а я – учительницей.
О Б-же! Я почувствовала, как кровь отхлынула у меня от лица. Это сейчас Майами – оплот цветущей еврейской жизни, а тогда там был духовный вакуум.
– Ребе, – сказала я, не соображая, что делаю. – Я хочу стать посланницей, но не знаю, смогу ли я стать представительницей Ребе. Мне так трудно покинуть родителей, друзей, общину! Я не знаю, смогу ли.
Мой муж вряд ли обрадовался моему выплеску эмоций, но что ему оставалось делать?
Ребе выпрямился в кресле, протянул к нам руку и, сопровождая свои слова широким жестом, объявил:
– С вами еду я! Но это должно быть с радостью!
И его улыбка осветила кабинет. И она осветила нашу жизнь. Его слова стали девизом, который мы с тех пор держали в уме и в сердце. То, что Ребе будет с нами, что он верит в нас, воодушевляло. Вопроса, добьемся ли мы успеха, больше не было.
Мы приехали в Майами в 1969-м году и начали создавать общину, центром которой была школа. Через двенадцать лет к нам обратились с предложением. В соседнем Бэл-Харборе застройщик по имени Сэм Гринберг планировал построить жилой комплекс, и, хотя никакой еврейской жизни в том районе не наблюдалось, Ребе посоветовал ему включить в план строительства синагогу. Гринберг предложил нам возглавить синагогу, а Ребе дал свое благословение. "Хорошая идея", – сказал он.
У нас к тому времени было двое маленьких детей, а в Бэл-Харборе жили в основном пожилые люди. Там были прелестные пляжи, магазины и множество туристов и очень мало молодых людей. Но, несмотря на мои опасения, ободренные словами Ребе, мы взялись за это дело.
Местные жители оказались не слишком гостеприимными. "Валите к себе в Израиль! Кому вы тут нужны?!" – кричали нам на улицах. "Мы не можем играть с вами, – говорили нашим детям местные ребята. – Наш отец не любит евреев".
Короче, это была далеко не "земля, текущая молоком и медом". Но с Б-жей помощью, с благословениями Ребе, с поддержкой команды хабадских посланников, которых становится все больше и больше, наша община растет как на дрожжах. Статус кво не может удовлетворить Ребе, поэтому наша работа никогда не кончается. Мы пытаемся, как можем, выполнить нашу миссию, чтобы каждый еврей в пределах нашего почтового индекса ощущал себя евреем.
Несмотря на множество препятствий и проблем, встречавшихся на нашем пути, касалось ли это нехватки денег, детей, здоровья, мы никогда не унывали, никогда не чувствовали себя покинутыми. С нами было обещание Ребе: "Я с вами. И это должно быть с радостью".
Перевод Якова Ханина
Начать обсуждение