Когда мои родители приехали в Страну Израиля и поселились в Хайфе, мне было два года. В 1940-х я учился в йешиве "Хофец Хаим" в Кфар-Сабе, которую возглавлял рав Аарон-Йеуда-Лейб Штейнман. Затем в течение одиннадцати лет я продолжал обучение в йешиве "Поневеж" в Бней-Браке. Так что образование я получал в лучших йешивах литовского направления.
Тем не менее, мне хотелось смотреть на вещи шире, и я не прочь был познакомиться с хасидизмом. Несколько моих друзей по йешиве "Поневеж" происходили из хабадских семей, и время от времени я посещал фарбренгены, которые проводил живший неподалеку хабадник. Я особенно ярко помню фарбренген, который проводил реб Рефоэл "Фоля" Кан, вернувшийся от Ребе и делившийся своими впечатлениями с учениками нашей йешивы.
В двадцативосьмилетнем возрасте, все еще неженатый, я получил предложение стать раввином в районе Рамат-Ремез в Хайфе. Мой наставник, рав Йосеф-Шломо Каанеман, глава йешивы "Поневеж", посоветовал мне принять предложение при условии, что я открою там йешиву и буду проводить в ней каждый день урок. Члены местной общины с энтузиазмом восприняли эту идею и даже взяли на себя обязательство оказать финансовую поддержку. Мэр Хайфы, Абба Хуши, согласился выделить подходящий участок земли под здание и даже предоставить субсидии на полмиллиона лир. Однако для самого строительства нам требовалось еще несколько миллионов.
В конце 60-х годов я решил отправиться в США, чтобы попросить о помощи американских еврейских филантропов. Во время этого путешествия меня свели с секретарем Ребе равом Лейблом Гронером. Он организовал для меня аудиенцию у Ребе.
Явился я к назначенной встрече в 2 часа утра. Очередь ожидавших аудиенции оказалась очень пестрой. Там был еврей из Южной Африки, который прибыл прямо из аэропорта и на встречу со своими сыном и дочерью собирался отправиться только после аудиенции у Ребе; современно выглядевшая пара, оба актеры; ученик йешивы, нервно ходивший взад-вперед.
Прежде, чем подошла моя очередь, рав Гронер попросил меня не задерживаться. Секретари надеялись, что у Ребе будет возможность отдохнуть этой ночью. "Когда прозвучит звонок, – сказал рав Гронер, – не рассиживайся". Он также подчеркнул, что согласно обычаю в присутствии Ребе не присаживаются.
Вид Ребе произвел на меня большое впечатление. Лицо его отпечаталось у меня в памяти до сего дня. Во время встречи я собирался согласно указанию реб Лейбла стоять, но Ребе тут же предложил мне присесть. Я отказался, но он повторил приглашение, и я подчинился.
Услышав о моей йешиве, Ребе засыпал меня вопросами. "Что вы преподаете? Что у вас за ученики? Как вы их обучаете? Чего вы хотите от них добиться?" Мне показалось, что все это его действительно интересует. Он не пытался отделаться от меня и перейти к следующему посетителю. Его внимание было полностью сосредоточено на мне.
Одной из проблем, о которых я заговорил, был сбор средств. У меня не было никакого опыта в области привлечения финансов, и мне пришлось быстро убедиться, насколько это непростое дело. Мне пришла в голову идея. Хайфа считалась "красным" городом социализма и профсоюзов. Я решил обратиться к евреям в США, разделяющим эти идеи. Меня представили одному из таких деятелей, и я сказал ему:
– Нас поддерживает мэр Хайфы, вы тоже можете.
– У меня есть для вас идея получше, – ответил он. – В Филадельфии есть один еврей, который будет готов пожертвовать на ваше дело сто тысяч долларов, но только при условии, что вы получите одобрение от Йеошуа Левина, казначея Истадрута, израильского объединения профсоюзов.
Я связался с равом Калманом Каана и Авраамом Вердыгером из "Поалей Агудат Исраэль", религиозной рабочей партии, и попросил их поговорить с Йеошуа Левином. Вскоре пришел ответ: он согласен при условии, что сорок процентов пойдут Истадруту. И я решил спросить Ребе, принимать ли мне такое условие.
Ребе и глазом не моргнул при упоминании таких комиссионных.
"Да это еще дешево! – воскликнул он. – К вашему сведению, из того, что собирает на Израиль UJA, "Объединенный еврейский призыв", крупнейшая еврейская филантропическая организация, шестьдесят шесть процентов остаются в Штатах!"
В тот период в Нью-Йорке находился Моше Даян, продававший государственные израильские облигации. "Вы что, думаете, он это делает бесплатно?" – риторически спросил Ребе. Меня это поразило, но я осознал, насколько хорошо Ребе знает подноготную всех подобных операций.
Я также хотел обсудить с Ребе, как активизировать изучение Торы и исполнение заповедей в моей общине. Для того, чтобы раввин что-либо изменил, он должен или приспособиться к уровню членов общины или постараться поднять их к своему уровню. Гораздо легче обращаться к людям на том уровне, на котором они находятся, вместо того, чтобы пытаться повысить стандарты всей общины, но тут всегда присутствует риск: религиозные стандарты самого раввина могут поколебаться.
Я спросил:
– Что мне делать, чтобы не скатиться вниз в результате моей работы с общиной?
Ответ Ребе бил прямо в цель.
– Я бы посоветовал вам проводить для общины урок Талмуда без всяких скидок, на самом высоком уровне, на который вы способны.
– Но я уже провожу такой урок каждое утро в йешиве, – возразил я.
– Есть ученики, которые стимулируют учителя, а есть те, кто просто утомляет. В общине всегда найдется кто-нибудь, кто считает себя умней раввина. Поэтому, готовясь к лекции, раввину придется прилагать особые усилия.
Другими словами, такие уроки заинтересуют общину, а меня самого мотивируют к росту.
Что интересно, именно так и произошло. До моего появления там был один человек, который вел урок Талмуда, и когда я начал преподавать общине, он все время пытался продемонстрировать свое владение материалом. Меня это заставляло посвящать целый день подготовке к моей еженедельной лекции.
Примерно через двадцать минут после начала аудиенции я услышал звонок и поднялся, чтобы уйти, но Ребе попросил меня остаться. Еще через двадцать минут звонок прозвучал снова, но Ребе отмахнулся от него. "Я обещал, что уйду", – сказал я ему. Я боялся, что если не уйду по звонку, мне больше не разрешат вернуться. Задним числом я очень жалею, что ушел, потому что вернуться у меня с тех пор не получилось. Хабадником я не стал, но память об этой встрече осталась со мной навсегда.
Перевод Якова Ханина
Начать обсуждение