Я родился в 1956-м году в столице Таджикистана Душанбе, за тридевять земель от любавичских общин Ташкента и Самарканда в Узбекистане. Для того, чтобы окунуться в воды миквы, моей матери приходилось на поезде ехать в Самарканд. В те годы это занимало тридцать шесть часов в одну сторону.

В Душанбе мои родители приехали на заработки и провели там не очень много времени. В основном мое детство проходило в Самарканде и в Москве, где жили мои бабушка с дедушкой. У моих родителей было шестеро детей, что для России считалось достижением, и моей матери дали медаль "Мать героиня". Каждый месяц она получала дополнительные одиннадцать рублей на молоко.

Каждый ребенок в Советском Союзе был обязан ходить в государственную школу. Никаких исключений тут не делалось. Родителям, которые препятствовали воспитанию своих детей в духе коммунистического учения, грозило три года тюрьмы, а если они пытались бороться за свои права в суде, то и до двадцати пяти лет. И на все эти годы их ребенок попадал под полную юрисдикцию государства и, естественно, воспитывался в государственных учреждениях.

И вот, когда подошло мое время, родители сказали мне:

– Мы хотим, чтобы ты продолжал учиться в йешиве, и не хотим отсылать тебя в советскую школу.

– Конечно, – ответил я, – я согласен.

– Ну что ж, – продолжали они, – в таком случае ты должен исчезнуть.

Это означало, что, начиная с сентября и до середины июня, то-есть в течение всего учебного года, я не мог подходить к окну, не говоря уже о том, чтобы выходить на улицу. Никто не должен был знать, что я существую. Так я и поступал.

В 1971-м году мы, наконец, получили разрешение на выезд и направились в Израиль. На границе проверяющие обнаружили медаль моей матери.

– Медаль вы должны оставить здесь, – сказали пограничники. – Она принадлежит государству.

– Забирайте ее, – сказала моя мать. – Зато со мной остаются мои дети.

В течение трех недель я ходил в хабадскую йешиву в Лоде, но, узнав, что мой отец отправляется на осенние праздники к Ребе, я настоял на том, чтобы родители купили билет и мне.

Первые несколько дней в Краун-Хайтсе я в себя не мог прийти от переполнявших меня впечатлений: Ребе, 770, хасиды! Мы мечтали об этом с детства, мечтали увидеть Ребе! На каждом хасидском застолье в России моему отцу желали: "Чтобы ты уехал из России, чтобы твои дети увидели Ребе, чтобы они учились в хабадских школах!"

И вот мы были в Краун-Хайтсе. В тот раз, помимо молитв и фарбренгенов в 770, я три раза удостоился встретиться с Ребе в его кабинете.

Первый раз это было на следующий день после Йом-Кипура. Я входил в кабинет Ребе с громко бьющимся сердцем. Он взял мою приготовленную заранее записку и быстро прочитал, делая на ней пометки карандашом. "Твои родители пошли на большие жертвы ради твоего образования, – сказал он, – так да сопутствует тебе успех в изучении Торы и исполнении заповедей самым совершенным образом".

Спустя несколько дней я стоял в 770, когда вдруг прозвучало объявление: Ребе хочет видеть всех, кто недавно приехал из России! Мы собрались перед кабинетом Ребе, и его секретарь рабби Ходаков запустил нас внутрь. Ребе сидел у себя за столом в очках, читая книгу. "Все здесь?" – спросил он. Нас было около тридцати человек, и для того, чтобы все вошли, потребовалось несколько минут.

Когда рабби Ходаков подтвердил, что все собрались, Ребе снял очки, закрыл книгу, посмотрел на нас и сказал: "Я хочу, чтобы вы посетили рабби Моше Файнштейна". Рабби Моше Файнштейн был величайшим авторитетом своего времени в области еврейского закона, но я, приехав из России, никогда о нем не слышал. "Расскажите ему, как было в России, – сказал Ребе. – И не скромничайте. Я хочу, чтобы он знал, как хасиды выжили в той стране".

Когда мы вышли из кабинета Ребе, на улице нас уже ждало несколько автомобилей. Среди них была машина Ребе. Мне повезло попасть в нее на заднее место.

Мы прибыли в дом рава Моше и расселись по диванам. Вначале он говорил со взрослыми, а потом обратился к нам, ребятам. Нас было трое: я, Йосеф-Ицхак Мишуловин и Шмуэль Нотик.

"Какую тему вы изучали?" – спросил он. Мы изучали главу "Аомер" из трактата "Кидушин" в Вавилонском Талмуде, и он задал несколько вопросов по Мишне из этого трактата. Когда я ответил, он вытащил платок и начал вытирать глаза. Я испугался, что чем-то его обидел.

Кто-то сказал ему, что реб Янкель Нотик, отец Шмуэля, знает весь Талмуд.

– Это так? – обратился рав Моше к реб Янкелю.

– Ну, не весь, – ответил тот. – Разве что половину.

– Только половину, – вмешался еще кто-то, – но какой бы вопрос ему ни задали, всегда оказывается, что это из той половины, что он знает.

Реб Моше улыбнулся. Затем он спросил нас всех: "Как же вам это удалось?"

Он сам был из России и хорошо знал, что значит быть религиозным там. И вот, спустя пятьдесят лет после того, как рав Моше покинул Советский Союз, он увидел только что прибывших оттуда евреев – соблюдающих заповеди, религиозных, свободно обсуждающих на идиш Талмуд, комментарии Раши и Тосафот, – как будто все эти годы там не было советской власти. Он был потрясен.

"Как нам удалось? – переспросил реб Янкель. – Разве у нас был выбор?"

Другими словами, у нас и в мыслях не было перестать быть евреями.

Моя третья встреча с Ребе произошла через несколько месяцев. Мои родители хотели, чтобы я вернулся в Израиль вместе с отцом, но мне удалось поступить в йешиву в Морристауне, в Нью-Джерси, и мне, в конце концов, позволили остаться. Таким образом я был ближе к Ребе и получил возможность попасть к нему на аудиенцию перед моим днем рождения.

На следующий год я снова пришел к Ребе перед днем рождения, а затем и на следующий год. Примерно за месяц перед одной из этих аудиенций я решил учиться в йешиве без партнера, решив, что так мне легче будет концентрироваться. Я ничего не сказал об этом Ребе и был потрясен, когда он вдруг заметил: "Вообще-то лучше учиться с напарником, чем самому". Нечего и говорить, что, вернувшись в йешиву, я сразу же подыскал себе партнера по занятиям.

Ребе также дал мне указание служить примером для подражания, но в какой-то момент я почувствовал, что меня охватывает гордыня по поводу моего духовного прогресса по сравнению с моими однокашниками. Я решил посоветоваться с Ребе, что делать с подобными мыслями. Ребе ответил, что существуют два способа, как иметь дело с самомнением и зазнайством. Первый способ – размышлять над сказанным в книге "Тания" о том, как Всевышний стоит над каждым человеком и проверяет его поведение. В этом случае упор делается на то, как служить Всевышнему подобающим образом. А второй способ – это сказать себе: "Если я такой замечательный, значит я должен вести себя во много раз лучше". Когда эти способы начнут работать, мысли о собственном превосходстве уйдут.

Перевод Якова Ханина