Эта история началась в Монреале, где жил человек по имени Залман Гуревич. Он брил бороду, но оставался верным хасидом. Собственно, он был одним из тех, благодаря кому в Монреале удалось открыть школу "Бейс Ривка".

Помимо своей деятельности в монреальской общине, он несколько раз ездил в Советский Союз с тайными поручениями от Любавичского Ребе. В одной из таких поездок он встретился с хасидом по фамилии Клувгант, дальним родственником Ребе. У этого хасида не было детей, но по наследству он владел двумя бесценными сокровищами, которые он хотел переправить на Запад, чтобы они не пропали: тфилин Баал Шем-Това и тфилин Алтер Ребе. Об этом он и попросил реб Залмана.

Тфилин Алтер Ребе Клувгант попросил передать Ребе, а тфилин Баал Шем-Това он хотел переслать в Австралию своему брату Иссеру, но при одном условии: если бы ему удалось выехать из России, Иссер должен был вернуть тфилин, а в случае его смерти Иссер имел право наследовать ему.

Когда реб Залман привез тфилин Алтер Ребе в Бруклин, Ребе разрешил ученикам йешивы прикоснуться к ним. В определенное время, совершив предварительно погружение в воды миквы, можно было прийти и поцеловать их. Возлагать их не разрешалось.

Один парень по фамилии Хольцман решил пойти дальше. Он принес с собой фольгу и, поцеловав тфилин, аккуратно прижал к ним фольгу, чтобы позже изучить поточнее, как они выглядят. Оказалось, что буква Шин, изображенная на коробочке тфилин, который возлагают на голову, имеет необычную форму. Хольцман показал эту форму другим, и с тех пор именно такая форма буквы Шин принята у любавичских хасидов.

Разрешение приходить и целовать тфилин Алтер Ребе продлилось недолго. Неожиданно ученикам йешивы объявили, что больше это делать не позволяется. Однако благодаря предприимчивости Хольцмана и его операции с фольгой стали широко известны детали того, как выглядели тфилин Алтер Ребе.

Тем временем в Австралии реб Иссер Клувгант получил тфилин Баал Шем-Това и попросил софера, переписчика святых книг, проверить их. Софер, немецкий еврей, не был хасидом и не испытывал по отношению к ним трепетного почтения. Поэтому, вместо того, чтобы оставить их в первозданном виде, как это, скорей всего, сделал бы любой хасид, он заново покрасил их.

А вскоре стало известно, что умер брат реб Иссера в Советском Союзе. Возникла спорная ситуация. Хасиды, которые знали эту историю, включая нас, учеников йешивы, находившихся с учебной миссией в Австралии, полагали, что теперь было бы правильным отдать тфилин Ребе, ведь реб Иссер владел ими на условии возвращения их брату. Теперь он оказывался наследником брата. Но зачем ему тфилин Баал Шем-Това?! Что ему делать с такой святой вещью? И ведь известна же история о том, как реб Зуся из Аннополя, товарищ Алтер Ребе, учившийся вместе с ним у Межиричского Магида, написал свитки тфилин для некоего трактирщика, а тот, надевая их регулярно, не выдержал их святости и скончался в том же году!

Мне удалось убедить реб Иссера, что лучше всего отдать тфилин Ребе, его родственнику. Когда реб Иссер наконец согласился, он поставил условие. Он хотел, чтобы мы, ученики йешивы, лично передали тфилин Ребе, в его собственные руки. Ему было очень интересно, как поступит Ребе. Примет ли он их? Решит ли он, что это действительно тфилин Баал Шем-Това? Хоть они и передавались в его семье как наследство из поколения в поколение, реб Иссер сомневался, те ли это самые святые тфилин, но он был уверен, что Ребе распознает истину.

В качестве отступления я хочу добавить, что Баал Шем-Тов использовал тфилин, коробочки которых сделаны из кожи зародыша теленка. Преимущество таких тфилин состоит в том, что нерожденное животное еще не появилось в физическом мире и таким образом не имеет отношения к его духовной грубости и духовному атрибуту суровости. Но такие тфилин менее долговечны, чем те, которые делают из кожи взрослого животного. Поэтому в течение своей жизни Баал Шем-Тов сменил несколько пар тфилин.

Наша двухлетняя миссия в Мельбурне как раз заканчивалась в это время – в месяце Нисан 5731-го (1971-го) года. Десятого Нисана мы в радостном волнении прибыли в Краун-Хайтс и вскоре получили известие от рава Биньомина Кляйна, секретаря Ребе: "Передайте тфилин завтра после молитвы".

Следующий день, 11-го Нисана, был днем рожденья Ребе. А назначенное нам время аудиенции после утренней молитвы было два часа пополудни.

Почему Ребе особо отметил, что примет нас после молитвы? Почему бы просто не назвать время? Не иначе как он раскрыл нам, что его молитва длится часами.

Я помню, как в ранние годы его руководства Хабадом он большей частью молился со всей общиной, но те, кто пристально за ним наблюдал, могли почти с уверенностью сказать, что сам он не молится, а лишь делает вид, в том числе собирает в руку цицит, когда община произносит "Барух шеамар" ("Благословен Сказавший") или молитву "Шма" ("Слушай Израиль"), и неподвижно стоит во время молитвы "Шмонэ Эсре". А по окончании общей молитвы он шел к себе в комнату и продолжал там молиться часами. Нередко я стоял у него под дверью и слушал, как он молится. Собственно, это был довольно надежный способ угадать, будет ли в субботу (чаще всего – в "шаббат мевархим" – субботу, когда благословляют наступающий новый месяц) фарбренген: в такие дни Ребе действительно молился с общиной.

Но все это оставалось по большей частью секретом. И вот теперь, видимо, в знак благодарности за то, что мы принесли тфилин Баал Шем-Това, Ребе в качестве ответного подарка "официально" раскрывал нам этот секрет. Более того, тем самым Ребе преподавал нам урок, насколько важно серьезно относиться к каждому слову молитвы.

На встрече с Ребе присутствовали мы все, ученики йешивы, вернувшиеся из нашей учебной миссии в Австралии 5729-5731-го (1969-го – 1971-го) годов: Цви-Эрш Акоэн Зархи, Йеошуа-Зелиг Акоэн Ривкин, Яаков-Йеуда-Лейб Алтейн, Йосеф-Ицхак Букет, Исраэль-Эшель Гринберг и я, Шмуэль Каплан.

Нас пригласили в "Ган Эден Атахтон" ("Нижний сад Эдена") – приемную перед кабинетом Ребе, где он встретил нас и поприветствовал, оставив дверь в свой кабинет приоткрытой. Каждому из нас Ребе, буквально светясь улыбкой, вручил общее письмо, которое он рассылал по всему свету в преддверии праздника Песах, недавно опубликованную беседу, посвященную празднику, и десятидолларовую купюру.

Однако, когда разговор зашел о тфилин Баал Шем-Това, и Ребе подошел к Эшелю Гринбергу, который держал их в руках, радостное выражение вдруг исчезло. Лицо Ребе внезапно побледнело. Оно выражало такой благоговейный страх, который мы видели у Ребе разве что в Йом-Кипур. Улыбки уже не было и в помине. Ребе принял тфилин обеими ладонями, поднес их к груди и начал отступать в свой кабинет. Войдя внутрь, он, не отнимая рук от тфилин, прикрыл дверь ногой. У нас не осталось никаких сомнений – это действительно были тфилин Баал Шем-Това.

Перевод Якова Ханина